Иван Ювачев - Паломничество в Палестину

В 4-м часу пополудни наш пароход снялся с якоря и направился к Хиосу. Неперестававший дождь скрыл от нас всю красоту Смирнского Залива. Я сошёл в кают-компанию и разговаривал с паломниками. Замечательно, у всех на первом плане стоит «благодать», то-есть тот чудный огонь, который ежегодно в Великую субботу сходит с неба на гроб Господень. Как будто для него и едут. Все их думы и расчёты сосредоточены главным образом на этом пункте: где бы им найти поудобнее место в храме в этот день, как провезти этот огонь в Россию, как бы увидеть самое чудо схождения огня. И я поражался, какая у всех паломников несокрушимая вера в небесное происхождение «благодати». Они не видя верили заранее, без всякого колебания.

В 10 часов вечера загремела якорная цепь и я выскочил на палубу. Мы стоим около Хиоса. Темно. У левого трапа матросы с фонарями воюют с греками-торговцами и не пускают их на пароход. Но они, как кошки, незаметно в темноте взобрались на русленя и спрыгнули на палубу к паломникам. Один матрос всё-таки усмотрел греков, но хорошо знакомые с здешними порядками торговцы сунули ему пару апельсинов и скрылись на баке, где всё время, пока стоял пароход на якоре, происходила их таинственная торговля.

Рано утром, когда проходили мимо острова Патмоса, мне обидно было видеть, как такая масса паломников, объединённая одним благочестивым желанием посетить библейския места, была оставлена на произвол самой себе. Что они не съезжали в Константинополе и Смирне на берег, — это ещё понятно: они боялись оставить свои пожитки на пароходе. Но как наши миссионеры не воспользуются случаем в продолжение десяти дней, от Одессы до Яффы, проповедовать Евангелие такой жадной аудитории из нескольких сот человек — это удивительно! В каютах были священники, но ни один — ни разу при мне не отслужил ни одного молебна в трюме в продолжение всего пути. Вот мы проходим мимо Патмоса, мимо того знаменитого острова, где был в ссылке евангелист Иоанн и написал известный Апокалипсис, раскрывающий судьбы мира: но никто ни малейшим намёком не подсказал народу взглянуть на это святое место, где перед глазами любимого Христом апостола пронеслись картины всемирной истории всех веков, где предначертаны были все тайны человеческого бытия, всё величие бесконечной жизни. Сколько бы можно было поведать тут, в виду самого острова, о любимом русским народом «Откровении» Богослова! Но он спокойно стоит у борта, безучастно глядит на мимо плывущие острова, и ни одного умышленного взгляда в сторону Патмоса!

Возвращаясь к раньше высказанной мысли о специальном пароходе для паломников, я опять повторяю, как было бы хорошо, если пароход не останавливался бы в каких-нибудь Дарданеллах, чтобы забрать турок и загромождающий палубу товар, а напротив заходил бы в такие чтимые места, как о. Патмос!

К нашему удовольствию, дождь перестал, небо стало проясняться, и потянуло теплом. Из трюмов повылезли паломники на палубу и любовались зеленеющими берегами островов. Небольшая группа любителей Слова Божия уселась на палубе вокруг благообразного вида мужчины с Библией в руках и внимательно слушала его толкование на послание Иакова. Я подивился бойкой речи чтеца. Чуть ли не от каждого прочитанного стиха он быстро переходил к поучению. Слушателей собиралось всё более и более. Подошло время обеда. Кто-то заметил, что чтение можно отложить до вечера. Неохотно подымаясь, заговорили о посте.

— Ещё одну минутку, братия, — попросил их чтец библии: — я вам прочту, что говорит пророк Исаия о посте.

И быстро одним махом раскрывает он свою толстую книгу как раз на той самой 58-й главе пророка Исаии, которую он и хотел им прочитать. Это не ускользнуло от внимания слушателей, и они громко удивлялись такому совпадению.

— Так вот, братия, — вдохновенно ораторствовал чтец,— вы слышали, какой пост желателен Господу: «Разреши оковы неправды, угнетённых отпусти на свободу; раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого, одень его, и от единокровного твоего не укрывайся. А не это пост, говорит пророк, когда ты гнёшь голову свою, как тростник, и подстилаешь под себя рубище и пепел, а в то же время ссоришься и ругаешься и дерзкою рукою бьёшь других.

Надо было видеть, какое сильное впечатление произвела эта речь на слушателей. Как будто новое слово они услышали о посте, а между тем оно было сказано пророком более двух с половиною тысяч лет тому назад!

Вечером опять они собрались на верхней палубе и долго читали третью книгу Эздры. В это время пароход близко обогнул Родос и направлялся на восток по Средиземному морю. Видел я воды всех океанов и многих морей, но нигде мне не приходилось встречать такого удивительно чистого синего цвета воды, как здесь, в Средиземном море. Это не есть отражение здешнего лазурного неба. Напротив, синий цвет воды кажется ещё чище, ещё красивее, когда смотреть на него вертикально сверху вниз через колодец подъёмного винта на судах.

Так было хорошо наверху, что не хотелось ложиться спать, и я просидел в кресле на мостике большую половину ночи и любовался яркими звёздами. Мне хотелось увидеть красивое созвездие Центавра, недоступное для глаз жителя Петербурга, но скопившияся облака на горизонте закрыли южную часть неба.

Переход от Хиоса до Сирийских берегов самый большой в нашем путешествии, более тысячи вёрст. На вторые сутки (15-го марта), когда мы плыли в виду острова Кипра, ветер стал ещё тише и качка уменьшилась. Большую часть дня пассажиры проводили на верхней палубе. Тепло, сухо, ясно. Пёстрая толпа паломников разбилась на небольшие группы и мирно беседовала или закусывала. Побывшие в Иерусалиме осаждались вопросами. У некоторых были раскрыты книги. Библейское общество, о котором я уже упоминал выше, опять собралось послушать своего талантливого толковника. На этот раз они читали Апокалипсис. На баке восседал солидных размеров московский диакон и внушительно объяснял слушателям о животной твари, населяющей пучины морские.

Ко мне подсел один из палубных пассажиров, с виду напоминающий зажиточного мастерового. Он был, как говорится, немного навеселе. С его лица не сходила улыбка. Я его и раньше замечал на палубе под хмельком, усердно оберегаемого внимательной супругой. Но теперь он был один.

— Где же ваша жена? — спросил я его.

— Пошла вниз отдыхать. Устала, сердечная! В качку-то намаялась… А я, хоть бы что!.. Умная у меня баба! Ох, умная, образованная! Вот проснётся — поговорите. А что я хочу с вами посоветоваться… Есть у меня капитал, так тысяч сорок. Я ведь купец. Оптом торгую. А больше по подрядам поставляю. И мы с бабой только вдвоём и есть. Куда нам копить? Зачем? Вот и надумали мы сделать вклад для спасения души. Только, посоветуйте, куда лучше: на Афон или в Иерусалим?

Такую откровенность его я приписал выпитой лишней рюмке водки и потому затруднился с ответом. Да и правда ли, что у этого грязного с виду, постоянно улыбающегося пьяного человека было сорок тысяч? Я попросил его познакомить меня с его «образованной» супругой и тогда обещался дать ему мой совет. Но этого не случилось. Сегодня было уже поздно, и пьяненький купчик вскоре поспешил последовать примеру своей прекрасной половины, чтобы завтра пораньше утром приветствовать сирийские берега и библейские горы Ливана.

ГЛАВА 5: У берегов Сирии

Давнишняя моя мечта осуществляется: я приближаюсь к Сирии, к горам Ливана, к Святой Земле!.. Всю жизнь свою я мысленно витал по горам Иудеи и по берегам Галилейского моря. И вот теперь, наконец, воочию увижу страну моей поэзии, моего вдохновения моей веры и надежды…

С вечера я узнал, что пароход подойдёт к Триполи утром, и потому поспешил пораньше лечь, чтобы подняться с рассветом и приветствовать давно желанную землю. Оттого ли, что в каюте душно, или от душевного волнения, — спать я не мог и часа в четыре ночи вышел наверх.

Было ещё темно. На востоке, прямо перед носом парохода, над едва заметной полоскою берега сияла луна. Ясно различаемый тёмный круг её красиво окаймлял узкий серебристый серпик. Волнение было совсем слабое, и тщательно закутанные паломники спокойно спали плотными группами по всей палубе.

Лёгкий ветерок дул прямо с берега. Но откуда такой приятный запах? Может быть, — подумал я, — кто-нибудь из паломников купил розового масла в Смирне и нечаянно пролил на палубе… Я стал ходить по площадке взад и вперёд, постоянно взглядывая на берег. На побелевшем горизонте луна понемногу начинала бледнеть. Всё сильнее и сильнее чувствовался аромат в воздухе и напоминал померанцовые цветы. Тут меня осенила мысль: да ведь это с берега несётся чудный запах! вот оно, вот «благоухание Ливана», воспетое Соломоном!