Оливье Клеман - Оливье Клеман Беседы с патриархом Афинагором
Тот же опыт я приобрел и в Монастире, но на этот Раз он был трагически углублен войной. Тогда я окончательно понял, что хороши все народы, если мы попытаемся уважать их и любить. Это страх делает их Жестокими.
Я
Слабость многонациональных государств заключать в том, что все они опирались на господство лишь какого–то одного народа, турецкого или австрийского. Они не сумели вовремя организовать себя на феде. ральной основе, до того как движение малых народов разрушило их.
Он
Здесь много преувеличений. Мы должны заново взглянуть на историю этих империй, должны их реабилитировать. До Первой мировой войны оттоманская империя двигалась к подлинному федерализму. Что касается Австрии, то на Придунайских землях она обеспечила процветание, порядок, реальную свободу, высокую культуру.
Эти империи исчезли. Однако при совершенно иных обстоятельствах аналогичный опыт разнообразия в единстве я вновь нашел в Соединенных Штатах. Наши греческие общины в этой стране, сохраняя всю свою самобытность, полностью внедрились в тамошнюю жизнь…
Я
Американцам потребовалось много времени, чтобы понять, что они уже не англосаксонская и протестантская нация, но микрокосм всего белого мира.
Он
Сегодня это уже свершившийся факт. Избрание Джона Кеннеди, католика, на пост президента как раз и выявило это новое сознание. Принятие Православия в качестве одной из «основных» религий — также важный симптом…
Я
Американцам остается разрешить проблему чернокожих. Это невозможно сделать теперь просто с помощью чистой интеграции, но лишь путем создания новой цивилизации, выросшей из многих рас и многих культур. Если Соединенным Штатам это удастся — но удастся ли? — они станут микрокосмом вселенной и одновременно осознают свою ответственность в отношении стран третьего мира.
Он
Но возникает вопрос, возможна ли столь глубокая трансформация — я не говорю только о Соединенных Штатах — без духовного обновления. Одной науки и техники недостаточно для того, чтобы возвести новую мировую цивилизацию. Цивилизация немыслима без духовной основы. Потому что без нее она будет лишь безысходной схваткой боязливого консерватизма, который может стать и удушающим, и разрушительной революции. Но в сердце человечества, стремящегося к единству, должна находиться неразделенная Церковь. Эта обновленная Церковь ничего не будет требовать, ничего навязывать. Христианские империи мертвы, теократии исчезли с лица земли. Влияние Церкви будет подобно закваске или сиянию света: она осветит изнутри сознание, свободу, любовь, она благословит братство народов по образу Троического Единства, в Воскресении она сумеет раскрыть окончательный смысл науки и техники…
Я
Таким было видение Достоевского в конце его жизни: братство народов во Христе…
Он
И уже теперь мы должны трудиться для этого братства, повсюду, где это возможно. Вот почему мне так нравятся такие страны, как Швейцария, Ливан или (он лукаво улыбается) такие, как Канада! И даже здесь я сделал все, что мог, чтобы христианские меньшинства могли вести мирную и лояльную жизнь среди этого народа и служить ему. К тому же, невозможно чтобы страна, какой бы она ни была, достигла полной этнической однородности. Для нее это даже нежелательно. Присутствие различных элементов вносит какой–то момент открытости, взаимодействия, полноты жизни.
Я
Ныне оба движения сосуществуют друг с другом, иногда плодотворно, иногда трагически. С одной стороны, в истории, ставшей всемирной, возникает планетарный человек. Но с другой стороны, каждый народ, может быть, ради того, чтобы избежать безликости индустриальной цивилизации, хочет отыскать свои самобытные национальные корни…
Он
Мы, христиане, должны найти свое место на перекрестке этих тенденций, чтобы привести их к гармонии… Церкви–сестры, народы–братья — вот, что должно быть нашим примером и нашей вестью.
Я
Может быть, это и есть особое призвание именно православных? С одной стороны, Православие освятило самые различные культуры, не делая ни одну из «их господствующей, с другой стороны, многие православные рассеяны сегодня по многим континентам…
Он
Все христиане причастны к этой задаче. Тем из православных, которые живут на Западе, присуще чувство исторической ответственности, которое нередко остается нам чуждым. Однако без нашего понимания духовной жизни также не обойтись. Оно может оказаться неожиданно плодоносным для этического и культурного динамизма наших католических и протестантских братьев…
Я
Достижение единства всего человеческого рода можно сопоставить с основной исихастской темой: достижение единства в самом человеке путем «нисхождения» ума в сердце. Только союз западного «разума» с восточным «сердцем», скрепленный огнем Духа Святого мог бы придать облику планетарного человека его подлинные очертания.
* * *
Он
Создать ответственных христиан — значит воспитывать в них потребность в правде — не правде, как идоле, но правде как любви. «Блаженны алчущие и жаждущие правды…»
Я
Главная правда состоит в том, чтобы внушить человеку, научить его понять, что «не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих». Что никакого толку не будет для него приобретать мир, если он потеряет душу свою. Однако эта душа, более ценная, чем весь мир, душа эта–в плену, и она ищет своего освобождения, но в то же время нуждается для своего тварного существования и в определенных земных условиях. Когда мы одеваем нагих, питаем голодных, находим кров для бездомных, мы делаем это для самого Христа.
Он
В этой связи мне вспоминается один отрывок. Это короткое вступление, с которого Гюго начинает свой роман Отверженные. Всего несколько строк, но как актуальны они сегодня. Сейчас я вам прочту:
«До той поры, покуда будет существовать социальное проклятие, опирающееся на закон и нравы, искусственно создающее ад в недрах нынешней цивилизации и роковым образом сбивающее человечество с его прекрасного пути, до той поры, покуда не будут разрешены три основные задачи нынешнего века: угнетение людей, ставших пролетариями, падение женщины из–за голода, детское истощение в ночной работе, — до тех пор перед обществом будет стоять опасность смертельного удушья в целом ряде социальных слоев; говоря другими словами и с точки зрения более обширных взглядов: пока на земле царят нищета и невежество, книги, подобные этой, не могут быть бесполезными».
Я
Гюго несет в себе лучшие черты той республиканской и социалистической французской традиции, которая вскормлена Евангелием и сознает себя связанной корнями с движениями евангельского пауперизма Средневековья и Возрождения. Скажем, с движением гусситов, которое на свой лад пробуждается в сегодняшней Чехословакии. Мне кажется, что в истории христианского мира, в особенности в России, обобществление материальных благ, каким оно было в первоначальной Иерусалимской Церкви, оставалось идеалом в среде бедняков, образцом, образцом не экономической системы, но добровольной победы над эгоизмом и жадностью, в которой присутствовали единодушие и любовь. Греческие Отцы, прежде всего Иоанн Златоуст, но также и Отцы латинские, как святой Амвросий, подчеркивали относительный характер частной собственности; истинная милостыня, говорили они, это радость дарения неимущим.
Он
Сегодня это стремление нужнее, чем когда–либо. Оно должно иметь планетарный размах. Регионы, обреченные на социальное удушье, если говорить языком Гюго, занимают ныне более половины земли. Позорная пропасть между обеспеченными и неимущими углубляется, и это ужасно. С одной стороны, несколько богатых стран, производящих — непонятно зачем–все больше и больше, стран, где целые состояния тратятся на рекламу, зовущую вас приобретать вещи, которые вам не нужны; с другой стороны, миллионы людей, доведенных нищетой до физической и нравственной деградации, целые цивилизации, низведенные до уровня пролетариев, «падение жещины из–за голода», «детское истощение в ночной работе»!
Я
Революционные идеологии, унаследованные от XIX века, оказались близорукими. Рабочие богатых стран стали буржуа для стран третьего мира. Техника получила невиданное развитие, не ведая никакой конечной цели, кроме себя самой. Проблема ставится на глобальном уровне, ибо духовная недоразвитость богатых обусловливает материальную недоразвитость бедняков.
Он
Вот почему внутреннее созидание человека имеет такое значение. Только сила духа может покорить технику, помочь нам найти решение двум проблемам, рожденным нашим временем: социальной проблеме в странах третьего мира и проблеме смысла жизни в процветающих странах. Не нужно противопоставлять внутреннюю жизнь и действенную любовь. Чем глубже внутренняя жизнь уходит своими корнями за пределы истории, тем более она оказывается способной породить в истории подлинное служение жизни.
