Оливье Клеман - Оливье Клеман Беседы с патриархом Афинагором
И высшей точкой здесь становится подлинная любовь к ближнему, к которой только это «состояние молитвы» и делает способным. Ибо ближнего можно познать лишь благодаря подлинному откровению. В своем очерке Из виденного и пережитого, опубликованном в России в 1917 году, архимандрит Спиридон, бывший миссионером в Сибири, передает нам слов одного «юродивого во Христе»: «Без молитвы все добродетели точно без почвы деревья… Христос сам молился больше всего на горах, на горных вершинах, где кроме Него одного никого не было. Христианин, друже, есть человек молитвы. Его отец, его мать, его жена, его дети, его жизнь есть один Христос. Ученик Христа должен жить только одним Христом. Когда он будет так любить Христа, тогда он обязательно будет любить и все творение Божие. Люди думают, что нужно прежде всего любить людей, а потом и Бога. Я и сам так делал, но все было бесполезно. Когда же начал любить Бога прежде, тогда я в этой любви нашел и своего ближнего, и в этой же любви к Богу всякий мой враг делается мне другом и человеком Божиим. Способ любви к Богу есть молитва». (Цит. по кн. «Христианское чтение», 1917).
А вот три основных текста о любви к ближнему как плоде молитвы, которые мы находим в Добротолюбии. Первый из них принадлежит Макарию Великому, второй — Евагрию Понтийскому (известному под именем Нила Синаита), третий — Исааку Сириянину.
«Тем, кто удостоился стать чадами Божиими и родиться свыше, в Духе Святом…, иной раз случается плакать и скорбеть о всем роде человеческом; они молятся за всего Адама, проливая слезы, воспламененные духовной любовью к человечеству. Иной раз дух их воспламеняется такой радостью и такой любовью, что если бы возможно, то они заключили бы всех людей в свое сердце, не отличая добрых от злых. Иной раз в смирении духа они так уничижают себя перед каждым человеком, что считают себя последними и наименьшими из всех».
«Блажен монах, который всякого человека считает как бы богом после Бога.
Блажен монах, который смотрит, как другие достигают спасения и идут вперед, как если бы это было с ним самим.
Тот монах, кто отделившись от всех, становится единым со всеми».
Пусть тебя гонят, тыне гони; Пусть тебя распинают, ты не распинай;
Пусть обижают, ты не обижай;
Пусть на тебя клевещут, ты не клевещи..
Веселись с веселящимся, и плачь с плачущим, ибо это — признак чистоты. С больными болезнуй; с грешными проливай слезы; с кающимися радуйся. Будь дружен со всеми людьми, а мыслию своею пребывай один».
Любовь к ближнему, указывают эти святые, должна быть конкретной. В VI веке Варсонофий и Иоанн, «два великих старца», наделенные даром различения духов, требовали у будущего Аввы Дорофея, слишком пристрастного, по их мнению, к одиночеству и безмолвию, чтобы он основал больницу и заботился о больных. В той же перспективе Мать Мария, погибшая в 1945 году в Равенсбрюке, создала настоящую аскезу человеческого соучастия и служения: труд и трезвение в плане телесном, отказ от навязывания своего психического склада другому, сопровождаемый усилием понять его, не судя его мировоззрение; наконец в духовном плане открытость, созданная молитвой Иисусовой «принять откровение образа Божия в брате нашем». И тогда «он увидит, как этот образ Божий затуманен, искажен, исковеркан злой силой. Он* увидит сердце человеческое, где диавол ведет непрестанную борьбу с Богом, и он захочет во имя образа Божьего, затемняемого диаволом, во имя пронзившей его сердце любви к этому образу Божиему, начать борьбу с диаволом, стать оружием Божиим в этом страшном и сжигающем деле. Он это сможет, если все его упование будет на Бога, а не на себя, он это сможет, если у него не будет ни одного самого утонченного, самого корыстного желания, если он, подобно Давиду, сложит с себя доспехи и только с именем Божиим кинется в бой с Голиафом» (Вторая заповедь).
Здесь «молитва Иисусова» изгоняет духов и приходит на помощь в трудных обстоятельствах, взывает к Богу и в особенности раскрывает ум к этим словам, коими Бог одаряет нас ради нашего ближнего, к тем «семенам жизни», которые проникают в наше сердце, чтобы встревожить его, пробудить, исцелить.
Тех, чей «дух–сердце» достиг окончательного очищения, призывание Имени ведет к таинственному познанию истоков и предназначений. Это познание обращается в видение путей Промысла как отдельного человека, так и целого народа и всего человечества. Благодаря дару, которого он не искал, Pneumatikos становится подлинным «духовным отцом».
Это различение «огня вещей», «иконы лика» опирается на непосредственное ощущение Бога в особой динамике, в которой внутреннее делание и общение с ближними пребывают в постоянном взаимодействии и согласии. Чем более человек наполняется нетварным светом, делающим из него бога по благодати «без начала и без конца», тем более обращается он с любовью, никогда не насыщаемой, к личностному истоку этого света.
Люди молитвы — это наставники земли.
«Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.» Наследуют уже сейчас, когда другие думают, что ею владеют, ибо они обращают обладание, которое убивает, в литургическое служение, которое животворит, и глубине людей и вещей они умеют различить мерцание этого света, чтобы дать ему просиять для вечности и хвалы.
Политика
Он
На встрече с ливанскими друзьями патриарх упомянул о своей симпатии к арабам, о своем знании ислама, приобретенном с детства. Слово «Иерусалим» мелькнуло в его речи, но он тотчас прервал себя: «Это политический вопрос, и здесь у меня нет иных слов, кроме сострадания и молитвы». Несколькими днями позднее, на вопрос американского грека относительно войны во Вьетнаме, он отказался от какой–либо позиции, кроме сострадательной и молитвенной.
Я
Таким образом вы отказываетесь от политической точки зрения?
Он
Да. Я не занимаюсь политикой. Политика меня не интересует. Пусть ею занимаются политики и дипломаты, ведь их предостаточно. Кроме того, православные живут в самых разных политических условиях. Одни живут на Западе, многие на Востоке. Другие–в странах третьего мира. Выражение политической позиции с моей стороны могло бы поставить в неудобное положение тех или иных. И она к тому же не соответствовала бы тому чисто духовному статусу, который я занимаю здесь в согласии с законами этой страны.
Я
Это язык, который почти недоступен для Запада где политика играет огромную роль в жизни христиан* «Отныне политика станет нашей религией», — сказал Фейербах. И кажется, для многих христиан это стало действительно так. Возникает много всякого рода шума, в храмах раздаются призывы к революции. И все это называется профетизмом.
Он
В этой области, как и в других Церковь должна напоминать о самой сути. Предстоятели Церквей перед лицом каких–то возмутительных ситуаций должны следовать за пророками, т. е. рискуя жизнью своей нести пророческое свидетельство. Однако я не думаю, что им следует находить политические решения в точном смысле слова. Это бесполезно, это не их роль. Православная Церковь никогда не стремилась к политической власти, это одно из искушений, отвергнутых Христом в пустыне. И Церковь должна поступать так, как Он, ибо «ученик не больше своего учителя». Это не помешало нашей Церкви освятить различные культуры, благословить и воодушевить жизнь целых народов, однако все это она творила благодаря воздействию литургии, излучению святости, благодаря самому своему присутствию, изменяющему сердца. И не забывайте, в ней жила непрерывная традиция исповедников и мучеников…
Я
…пострадавших от руки сначала языческих, а затем и еретических императоров. Затем «новомучеников» Мусульманской поры. И великого множества мучеников тоталитарных режимов XX века в России и в Сербии. Воистину ученик не больше учителя, и за подлинное пророчество заплачена дорогая цена.
Он
Ислам был терпим, и турки в особенности. С ними мы сосуществуем вот уже пять столетий, и ныне, благодаря Ататюрку, мы — полноправные граждане в светском государстве. Но мы постигли на собственном опыте, что значит понапрасну смешивать религию и политику. «Великая Идея» турецких греков, эта мечта о восстановлении византийской империи, оказалась для них фатальной. Ныне то же самое смешение происходит на Кипре, где политическая и религиозная власть сосредоточена в одних руках.
Нужно заявить совершенно определенно: византийская империя мертва. С давних времен истинная Византия духовна…
Слишком многих страданий стоило нам это смешение политического и религиозного, чтобы заводить все это снова в другой форме.
Я
Мне часто кажется, что молодые христиане, для которых христианство — это политика прежде всего, по сути своей ретрограды, несмотря на всю свою революционную фразеологию. Они хотели бы, чтобы Церковь оставалась властью земной, какой была раньше, они хотели бы жить во времена христианских империй. Но при замене тоталитаризма Бога на тоталитаризм Истории! Однако глубинное движение библейского откровения в том и состоит, чтобы сокрушить всякий тоталитаризм, противопоставив Царство Бо–жие и царство кесаря. Может быть, эти подростки (даже если они переживают кризис подросткового возраста в пятьдесят лет, как это нередко бывает в наши дни) никогда не страдали по–настоящему. Им не хватает опыта, столь знакомого христианам Востока: быть лояльными гражданами, если за ними признают права гражданства в обществе, где христиан, лишь попросту терпят… Это происходит в мире мусульманском или в мире коммунистическом.
