Сергий (Четвериков) - Молдавский старец Паисий Величковский. Его жизнь, учение и влияние на православное монашество
В 1787 году старец Паисий совершил свой важнейший литературный труд — перевод с греческого языка подвижнических слов святого Исаака Сирина. В предисловии к этому переводу старец подробно рассказывает, как о внешних обстоятельствах этого дела, так и о тех трудностях, которые встретились ему при переводе и о тех способах, которыми он преодолевал эти трудности. Он пишет:
"В 1786 году принесли мне со святой горы Афонской рукописную греческую книгу святого Исаака, причем принесшие книгу усердно просили меня приступить к ее переводу. К тому же понуждали меня и братия обители. Я же, сознавая старость свою и свою крайнюю слабость, а также значительный объем книги и трудность дела и неизвестность часа моей кончины, откладывал исполнение этой просьбы. С другой же стороны, усматривая Промысл Божий, сподобивший меня увидеть рукописную греческую книгу святого Исаака, нарочно принесенную мне для перевода, а также принимая во внимание мои успехи в познании греческого языка и то, что у меня были необходимые для перевода пособия и чувствуя родившееся в душе моей желание приступить к переводу святого Исаака и, наконец, принимая во внимание просьбы братий, я начал в том же году в пост Рождества Христова новый перевод книги святого Исаака Сирина. В основание этого перевода я положил печатную греческую книгу, еще в Драгомирне полученную мною из Константинополя от Никифора Феотоки, рукописною же пользовался как пособием. И, действительно, я имел от нее большую помощь и без нее при всем моем старании, при одной только печатной книге, перевод мой оказался бы очень недостаточным, так как во многих местах некоторые слова, находящиеся в славянской книге, находятся и в рукописной греческой, а в печатной греческой — отсутствуют из чего можно понять, что в древности, трудившиеся над славянским переводом имели в своем распоряжении такую же рукописную греческую книгу. И так переводя эту книгу с печатной греческой, я вместе с тем внимательно, слово за словом, следил за рукописною греческой и за древней славянскою и за исправленною в Драгомирне, со вниманием разбирая имена и глаголы, сообразуясь, насколько было возможно, и со свойствами обоих языков, греческого и славянского. Весь этот труд я совершал с большой духовной радостью, пренебрегая своею слабостью и болезнями, и таким образом закончил свой перевод в 1787 году".
Описывая встречающиеся ему трудности перевода и способы, которыми он их преодолевал, старец пишет: "Занимаясь долгое время исправлением и переводом отеческих книг, я заметил, что все книги на греческом языке несравненно яснее показывают грамматический смысл, нежели славянские переводы. Это происходит от того, что греческий язык имеет и предшествующие и последующие пояснительные частицы, помогающие уяснению грамматического смысла. Наш же славянский язык, хотя и превосходит многие языки своей красотой и огромным богатством слов, и из всех языков является ближайшим к греческому по образованию имен и глаголов и по составу и свойствам своим, однако, много теряет от недостатка пояснительных частиц. Ибо хотя местоимения иже, он, сей, той в славянском языке и употребляются вместо частиц греческого языка, однако же все это не может быть применяемо с такою точностью, как в греческом языке ко всем словам и падежам, кроме звательного, и не может дать славянскому переводу такого ясного смысла, какой мы находим в греческих книгах. Кроме того, в греческом языке почти все слова мужеского и женского рода, будут ли они употреблены с частицами или без частиц, в именительном и винительном падежах имеют различное произношение, благодаря чему получается ясный смысл речи; в славянском же языке слова мужеского рода неодушевленные, оканчивающиеся на твердый знак и на мягкий знак и женского рода неодушевленные, оканчивающиеся на. "ь" в именительном и винительном падежах имеют одно и то же окончание и это делает смысл речи более темным. Затем, хотя в греческом и славянском языках все слова среднего рода в именительном, винительном и звательном падежах, как в единственном, так и во множественном числе имеют одно и то же произношение, но так как очень многие греческие слова женского рода при переводе на славянский язык оказываются среднего рода и вследствие этого получают в именительном и винительном падежах одинаковое окончание, то и это в немалой степени затрудняет смысл речи.
Замечая все это и желая, чтобы в моей книге и вообще в моих переводах существовала ясность наиболее приближающаяся к ясности греческих книг, я обратил внимание еще и на то, что в книгах того премудрейшего и преглубочайшего языка старательно сохраняется со всей осмотрительностью во всех словах правописание. Поэтому, хотя этот язык и имеет много таких слов, которые и в единственном и во множественном числе имеют одно и то же произношение, но он не удовлетворяется одним только произношением, но всякое слово обозначает соответствующим правописанием. Заметив это, я положил себе правилом в моих переводах самым тщательным образом сохранять во всех словах единственного и множественного числа должное правописание, не оставляя без правописания ни одного слова, разве только по ошибке или забвению. И я уверяю читателей, что в моем переводе слова, употребленные в единственном числе, в единственном же, без всякого колебания, и должны быть понимаемы, а употребленные во множественном — во множественном. Благодаря этому в моем переводе достигается наибольшая ясность славянской речи".
В пояснение сказанного старец пишет дальше: как было уже сказано, в славянском языке слова неодушевленных предметов мужеского рода на "ь" и "ь" и женского рода на "ь" в именительном и винительном падежах единственного числа имеют одно и то же окончание и если при них нет глагола действительного залога или других управляющих слов, то никто не может распознать, в каком падеже они поставлены. Например: добродетель — добродетель. Какое из этих двух слов стоит в именительном падеже и какое в винительном — не видно. По-гречески, благодаря различно окончаний, этой неясности нет. Чтобы устранить эту неясность в славянском тексте старец Паисий обозначает точкою вверху слово, стоящее в винительном падеже: добродетель — добродетель, или добродетель — добродетель. Необходимость такого обозначения становится особенно ясной из рассмотрения некоторых фраз. "Добродетель рождает страх Божий", "Страх Божий отгоняет леность". Смысл этих фраз окажется совершенно различным смотря по тому, какое из слов является подлежащим и какое дополнением. Если в первой фразе поставим точку над "добродетель", то получится смысл: добродетель рождается от страха Божия. Если же поставим над "страх", то получится смысл: страх Божий рождается от добродетели. То же самое получается и во второй фразе, смотря по тому, где стоит точка. Если точка стоит над словом "страх — это значит: страх Божий отгоняется леностью, если же точка стоит над словом "леность" — это значит леность отгоняется страхом Божиим. Приведем еще пример употребления пояснительных точек в другом роде. "Аще соблюдете заповеди Моя — послю вам Утешителя, Духа истины, Его же мир не может прияти, и Той научит вы всякой истине". В греческом языке Утешитель мужеского рода, Дух же среднего рода. В славянском же, и то и другое — мужеского рода. Точки показывают к какому слову относится "его же" и к какому — "той". Без точек славянский текст был бы неясен". Далее старец пишет: "В переводе этой книги, как и во всех других моих переводах, я всегда употребляю способ перевода так называемый дословный, каким переведены с греческого языка на славянский Священное Писание и все церковные книги. Переводя таким способом я старательно, насколько мог, соблюдал свойства обоих языков, употребляя в славянском переводе для ясности, где было необходимо глаголы: "есмь" и "бываю", а вместо частиц' местоимения: он, той, сей, и все это, употребляемое на соответствующих местах, придает переводу необходимую ясность. Следует еще и то знать, что я в своих переводах слова Священного Писания привожу так, как они приводятся в греческом подлиннике, не позволяя себе изменять их и приводить так, как они приведены в Священном Писании, опасаясь дерзости самочиния, но чтобы перевод мой был во всем точен, я их привожу так, как нахожу в греческой книге".
Из приведенного рассказа старца Паисия видно, с какой осторожностью он работал над своими переводами отеческих книг. И не удивительно, что по свидетельству людей сведущих переводы старца Паисия имеют цену не только в религиозно-назидательном, но и в научном отношении.
Переводы старца Паисия превосходят все бывшие до него переводы отеческих книг тем, что он в своей работе не ограничивается одним только списком книги на одном каком-либо языке, но старается добыть списки или печатные тексты переводимой книги на разных языках, вышедшие в разное время и, сопоставляя их друг с другом, взаимно их проверяя, устанавливает наиболее правильное чтение, причем имеет обыкновение помещать на полях и разночтения, давая, таким образом, возможность самому читателю непосредственно убеждаться в правильности предлагаемого старцем чтения. Такого приема перевода отеческих писаний на славянский язык до старца Паисия не существовало. Бывшие раньше переводы, не всегда делаемые с греческих подлинников, а нередко с болгарских, сербских, латинских или польских переводов, отличались во многих местах темнотою смысла, что и заставило старца Паисия поставить это дело более тщательно и вдумчиво.
