Сергий (Четвериков) - Молдавский старец Паисий Величковский. Его жизнь, учение и влияние на православное монашество
Феофану так понравилась жизнь в Нямце, что он просил старца Паисия навсегда оставить его в своей обители, но старец сказал: "Иди в Россию и послужи еще немного своему старцу, который скоро отойдет ко Господу. По его благословению иди спасаться туда, куда он тебе укажет". Феофан с грустью расстался с Нямцем. На прощание Паисий сказал ему: "Чадо, Бог и Пречистая да сохранят тебя на всяком пути. Верую, что Бог не даст тебе искуситься более меры и сподобит части избранных Своих ради молитв преподобных отцов наших Антония и Феодосия печерских чудотворцев и старца твоего Досифея. Да будет на тебе от нашего смирения благословение Божие. Скажи благоговейному старцу твоему благодарность и не забывай нашего убожества". Снабженный на дорогу всем необходимым, Феофан покинул Нямец и благополучно возвратился в Киев. Интересен еще следующий рассказ Феофана. Когда он возвращался из Молдавии и ему случалось быть задержанным турками, которые спрашивали его, кто он и откуда идет, то стоило ему только показать проходной лист от Паисия, как турки махая руками кричали: "О, Паисий, гайда, гайда", — т. е., иди свободно. Видя это, Феофан удивлялся до какой степени известен туркам и почитается ими блаженный старец.
Тот же Феофан рассказывает о чистоте православия в Паисиевом братстве, а также и о многоплеменном его составе. Проживая уже в Соловецком монастыре, Феофан, испытывая одного из своих учеников, спросил его: "Покажи, как ты складываешь свои персты для крестного знамения?" Тот, показав ему троеперстное сложение, сказал: "Так, отче, как православная церковь учит". Феофан на это сказал: "Будучи в пустыне, я не запрещал темным людям креститься двумя перстами, только бы они ходили в церковь, но ты берегись последователей раскола. Когда я жил в Киеве, то я во всей Малороссии не видел никого, кто бы крестился двуперстным сложением. Был я и в Молдавии, в Нямецком монастыре, у старца Паисия; там было более 700 братий из разных стран — молдаван, сербов, болгар, венгерцев, гуцулов, греков, армян, евреев, турок, великороссиян и малороссиян: и все они крестились троеперстным сложением, а о двуперстии там и не слышно".
Интересен также переданный Пападопуло-Керамевсом рассказ одного знатного грека Константина Караджа, посетившего старца Паисия в праздник Вознесения Господня. Этот грек еще раньше доставил старцу Паисию от своего отца рукопись одного пустынника, содержавшую в себе поучение для монашествующих, и отец Паисий в благодарность прислал его отцу собственноручно написанную копию этой рукописи замечательно красивым и четким почерком. Греку захотелось повидать самого старца и поклониться иконе Божией Матери. Он описывает свое путешествие с женою из города Пашкани в Нямецкий монастырь, восхищается живописными местами и рассказывает о встрече, оказанной ему в Нямце. Их встретили с колокольным звоном, честь, какая оказывается только господарям и знатнейшим боярам. Сам старец с пятьюдесятью братиями в камилавках и рясах встретили его у святых ворот. Мы, рассказывает он, поспешили выйти из экипажа и подойдя к старцу поцеловали его правую руку. Потом мы пошли в церковь и при пении молитв целовали иконы, а потом пошли в келью старца. В первый раз в жизни, рассказывает грек, я увидел своими глазами воплощенную и нелицемерную святость. Меня поразило его лицо, светлое и бледное, без капельки крови, большая белая борода, блестящая как серебро, и необыкновенная чистота его одежды и всей его обстановки. Его разговор был кроткий и совершенно искренний. Он производил впечатление человека, совершенно отрешившегося от тела. Рассказав затем вкратце прошлую жизнь старца и его монастырский устав, грек описывает посещение им разных помещений монастыря; в одной из комнат он видел множество сложенных красивыми рядами рубах и другого белья, рясы и камилавки, куда раз в неделю приходят братия, для получения чистого белья, а особые надзиратели следят за тем, чтобы вымытое старое белье полагалось на свое место. Видел он и трапезную, куда собираются все братия во главе с совершавшим литургию в тот день. За столом они употребляют рыбу и масло. Пьют и вино по уставу. И старший говорит вначале: "Во славу Бога", потом — "во здравие воеводы", — и, наконец — "во здравие всех христиан". Во время обеда один из братий на амвоне читает жития святых. Ненужных разговоров не бывает. Но всегда полная тишина, большая чистота и строгое воздержание. Четыре духовника ежедневно ходят по кельям и рассматривают дело каждого. Далее грек рассказывает, как после довольно долгого пребывания в келье старца, гостей отвели в комнату, им назначенную, где они также были поражены необыкновенной чистотой и убранством. В течение всего их пребывания на празднике, и им и другим почетным гостям подавали прекрасную пищу — мясо, птицу, цыплят, рыбу, белый хлеб, вино, сладости. И всем собравшимся во дворе монастыря, которых было около трех тысяч, также выдавали хлеб, рыбу и вино, сколько было нужно, без всякой платы. Пробывши в монастыре два дня, путешественники возвратились в Пашкани.
Особенно видное место как в жизни самого старца, так и в жизни братства получили в Нямце книжные занятия старца. Еще в детстве он любил чтение и списывание отеческих книг. Но тогда он списывал их просто, не ставя себе вопроса о правильности или неправильности их текста. На Афоне его книжные занятия получили характер проверки и исправления славянских переводов по древнейшим славянским спискам. Когда этот способ исправления не дал удовлетворительных результатов, старец занялся изучением греческого языка и собиранием греческих подлинников отеческой литературы, и в Драгомирне приступил уже к исправлению славянских книг по греческому тексту. Не удовлетворяясь и этим, старец, по мере своего усовершенствования в греческом языке и приобретения необходимых научных пособий, занялся, наконец, самостоятельным переводом отеческих книг с греческого языка на славянский. В Нямце все виды деятельности старца получили особенно широкую и правильно организованную постановку. При содействии научно подготовленных иноков и под постоянным руководством старца, здесь происходило и списывание книг, и исправление славянского текста по греческим подлинникам и новые переводы с греческого языка. Сам старец, несмотря на свои годы и болезненность, показывал своим помощникам пример неутомимой деятельности. Будучи весь день обременен делами монастыря, духовными и хозяйственными, он ночи проводил за переводом и исправлением книг. По словам жизнеописателя старец нес труды, превышающие естественные человеческие силы. Если бы не благодать Божия укрепляла его, то невозможно было бы человеческому естеству и понести такой труд. Надо только представить себе, что весь правый бок старца, до самой ступни, был покрыт ранами, так что он даже и лежать на нем не мог. Сидя согнувшись на своей кровати, он всего себя обкладывал книгами. Здесь лежали словари различные, Библия греческая и славянская, грамматика греческая и славянская и переводимая книга. Тут же стояли зажженные свечи. А старец, сгорбившись, как малый ребенок, писал всю ночь, забывая и свою слабость и свои раны и необходимость отдыха и сна. Он до такой степени углублялся в свои занятия, что не слыхал монастырского била, не замечал ничего, происходившего кругом него, не мог дать ответа на вопросы спрашивающих его. Прислуживающий ему брат в это время и не допускал к нему никого. Когда же являлось неотложное дело, то служащий брат должен был много раз повторить старцу свои слова, прежде чем получал от него ответ. Принуждаемый отвечать, старец с болью и оханьем едва бывал в состоянии отвлечь свой ум от книги, как он и сам признавался: "Для меня — говорил он — нет более тяжкого труда как когда перевод делаю, приходится мне давать ответ на какой-либо вопрос. Тогда пока отвлеку ум от книги — весь потом покроюсь".
Отметим кстати, что старец обладал необыкновенным искусством письма, какое редко у кого можно встретить. В юности, например, он переписал книгу святого аввы Дорофея. Как она велика, а он уместил ее на 24 листочках бумаги, на каждой страничке у него выходило по 70 строк уставным письмом, тонко как волос и буквы не заплывали, но четко, чисто, оставляя края вверху, внизу и по сторонам как следует. Когда один ученик, удивляясь, спросил у старца, каким пером писал он эту книгу, не голубиным ли, старец ответил: "Нет, гусиным".
В 1787 году старец Паисий совершил свой важнейший литературный труд — перевод с греческого языка подвижнических слов святого Исаака Сирина. В предисловии к этому переводу старец подробно рассказывает, как о внешних обстоятельствах этого дела, так и о тех трудностях, которые встретились ему при переводе и о тех способах, которыми он преодолевал эти трудности. Он пишет:
"В 1786 году принесли мне со святой горы Афонской рукописную греческую книгу святого Исаака, причем принесшие книгу усердно просили меня приступить к ее переводу. К тому же понуждали меня и братия обители. Я же, сознавая старость свою и свою крайнюю слабость, а также значительный объем книги и трудность дела и неизвестность часа моей кончины, откладывал исполнение этой просьбы. С другой же стороны, усматривая Промысл Божий, сподобивший меня увидеть рукописную греческую книгу святого Исаака, нарочно принесенную мне для перевода, а также принимая во внимание мои успехи в познании греческого языка и то, что у меня были необходимые для перевода пособия и чувствуя родившееся в душе моей желание приступить к переводу святого Исаака и, наконец, принимая во внимание просьбы братий, я начал в том же году в пост Рождества Христова новый перевод книги святого Исаака Сирина. В основание этого перевода я положил печатную греческую книгу, еще в Драгомирне полученную мною из Константинополя от Никифора Феотоки, рукописною же пользовался как пособием. И, действительно, я имел от нее большую помощь и без нее при всем моем старании, при одной только печатной книге, перевод мой оказался бы очень недостаточным, так как во многих местах некоторые слова, находящиеся в славянской книге, находятся и в рукописной греческой, а в печатной греческой — отсутствуют из чего можно понять, что в древности, трудившиеся над славянским переводом имели в своем распоряжении такую же рукописную греческую книгу. И так переводя эту книгу с печатной греческой, я вместе с тем внимательно, слово за словом, следил за рукописною греческой и за древней славянскою и за исправленною в Драгомирне, со вниманием разбирая имена и глаголы, сообразуясь, насколько было возможно, и со свойствами обоих языков, греческого и славянского. Весь этот труд я совершал с большой духовной радостью, пренебрегая своею слабостью и болезнями, и таким образом закончил свой перевод в 1787 году".
