Григорий Палама - Трактаты
ФЕОТИМ: Действительно, Отец через Сына в Святом Духе обоживает обоживаемых.
ФЕОФАН: А когда он говорит, что само обожение является для обоживаемых началом того, чтобы обоживаться, и божественность называет также и богоначалием и благоначалием, как боготворящий дар, о котором и говорит, {стр. 226} что Бог его превосходит, как сверхначальный по отношению ко всякому началу [676], то разве не одну лишь боготворящую энергию и благодать именует божественностью?
ФЕОТИМ: Ведь как же тогда и превосходящим ее будет покланяемый в трех Ипостасях Бог, если она не будет одной?
29. ФЕОФАН: Подобает, впрочем, здесь поразмыслить и еще кое о чем.
ФЕОТИМ: О чем же именно?
ФЕОФАН: О том, что хотя эта божественность и не ипостась, и не божественная сущность, но она не в меньшей степени является нетварной и присносущной, как боголепная сила, сущая окрест Бога и прежде сложения мира [677]. Поскольку же [она есть] и причина и начало всех обоживаемых, несомненно изменяемых ею к лучшему, ибо они [благодаря ей] становятся выше естества, то начало и причина по необходимости весьма отстоит от причиненного ею, и улучшающее лучше улучшаемого, и делающее других выше естества само по себе сверхъестественно. Обоживаются ведь и ангелы, а лучшее ангелов и сущее выше их природы и само по себе являющееся сверхъестественным как будет тварью?
ФЕОТИМ: Я и сам, конечно, так же думаю об этом. Ведь как что–либо из тварного может называться и богоначалием, и благоначалием, и боготворящим даром? Однако, «подражанием» [678] (μιμησίαν) и «богоподражанием» {стр. 227} (θεομιμησίαν) [679] этот великий [отец] обычно называет божественное сияние, как уподобляющее Богу, а также и как отношение, как соединение и сверхъестественную связь Бога с благими разумными [существами].
ФЕОФАН: Но ведь когда он снова говорит, что «божественностью мы называем, в категориях изначального, божеского и причинностного, одно сверхначальное и сверхсущностное Начало и Причину; а имея в виду причаствуемое — подаваемую от непричаствуемого Бога промыслительную силу, само–по–себе–обожение» [680], то разве не ясно, что он одинаково называет и то и другое — божественную природу и энергию? И тем не менее, искусному [в богословии] это не покажется чем–то новым. Ибо когда мы говорили, что ты, позволил предыдущей беседе выдохнуться из [твоей] души, оставив ее без должного внимания, то чем же мы называли душу, как не памятью? Ибо это она является не удержавшей на месте предмет рассмотрения, если он ускользнул [от нее]. А когда [Писание] побуждает нас паче убоятися могущаго и душу, и тело погубити в геенне [681], то чем тогда назовем душу, если не самой сущностью души?
30. ФЕОТИМ: Так подобает принимать это [от отцов] и передавать [дальше], доказывая не только из [соображений логической] последовательности, но при помощи Духом движимой силы богословов. Но поскольку сущностотворная сила есть природная энергия Бога, — ибо Божество по природе является созидающим, — а все, что сотворено, существует по причастности ей, то, значит, все это причащается природных Божиих сил и энергий?
{стр. 228}
ФЕОФАН: Конечно, не только созидательной энергии Бога, но и Его промысла причащается все вообще. Разве нет?
ФЕОТИМ: Без нее–то ведь как бы [это все] и составилось?
ФЕОФАН: Итак, промысл есть природная и сущностная энергия Божия. Ибо великий Афанасий говорит: «не по иному и иному промыслу делает [682] Отец и Сын, но по одной и той же сущностной энергии Божества» [683]. Таким образом, все причащается созидательной и промыслительной силы Божией, как и дом — мысли строителя и возможного промышления [своего] хозяина, если только предполагается, что он будет построен. Разумные же [существа] еще и видят в творениях — разумеется, [только] мыслью — присущую Творцу по природе благость и силу. И одни лишь святые причащаются и видят в собственном смысле слова, став через причастие Духу боговидными, и боговидной силой созерцают и опытно изведывают светлость Бога и, исполняясь сверхъестественного ликования, сами благодаря этой светлости показываются неизреченно сияющими. Ибо Дух Святой, говоря словами великого Василия, «все наполняет силой, причаствуем же только достойными» [684]. И будучи «невместим для мира, видим же одними только святыми ради чистоты [их] сердца» [685], Он во всех пребывает, но очистившимся от страстей являет Свою силу, а имеющим разумное начало (τό ήγεμονικόν) поврежденным пятнами греха — никогда. Ибо как изображения лиц получаются не на всяком веществе, но на обладающих гладкостью и блеском [поверхностях], так и энергия Духа [воссиявает] {стр. 229} не во всех душах, но в не имеющих [в себе] ничтоже стропотно, ниже развращенно [686]. Видишь, что Святой Дух во всех присутствует по сущности или, если угодно, то и по силе и энергии, а причаствуется и является не по сущности, а по энергии тем только, кто удалил от себя скверну [бывающую] от злых страстей?
31. ФЕОТИМ: Поистине, сами себя сбивают с толку и запутывают в софизмах все пытающиеся возражать нам. Ведь хотя и того и другое ясно указывается на скрижалях Священных Писаний, они то подвизаются за одно, как будто только это сказано, то выступают против другого как будто бы это не сказано [в Писании], притом что [делают это] в отношении каждого не определенно, так что им случается и утверждать, и самим же опровергать одно и то же [положение]. Когда они называют причаствуемой всеми оную сверхсущественность, то по необходимости признают, что все причащающиеся причащаются нетварного, а когда говорят о тварной благодати, то [получается, что] не нетварного [причащаются] даже и самые те премирные [чиноначалия].
ФЕОФАН: Они ищут, любезный, такого антитезиса, который только по имени, а не который по тому, что этим именем выражается. Если же они в той или иной степени и обращают ум к обозначаемому, то не различают видов обозначаемого, чтобы, ухватив точно [его значение], они постигли бы то, из–за чего [возник] спор. Стало быть, они и самим себе невольно противоречат, в лукавстве ума своего, словно в игре в кости, катая и переворачивая слова так, что они все время показываются чем–то иным. Мне же кажется, что, сознавая это, сами защищающие [учения] Варлаама более уже не дерзают выставлять достоверным того, что утверждалось {стр. 230} ими самими, причем письменно. Ведь разве могли бы они не принимать во внимание Соборное постановление [687], которое относится не только к пишущим, но и к учащим [так], и также к этим двоим, которые сами являются зачинщиками и обвиняющими, а не к нам, по необходимости выступающим в свою защиту.
32. ФЕОТИМ: Но поскольку ты, Феофан, справедливо и хорошо защищаясь, разделил имя сущности, точнее же показал его двояким образом понимаемым Писанием: то применительно к ее непричаствуемой сверхсущественности, то к природным и сущностным [свойствам, то есть энергиям], в собственном смысле слова причаствуемым только для святых, по каковым [энергиям] совершается соединение ('ένωσις) Бога и людей, то не можешь ли теперь показать самих святых, которые бы своим свидетельством подтвердили твои слова, так как они причастны этим природным [свойствам] Божиим и посредством них видят Его, а не только из творений, как мы?
ФЕОФАН: Да и кто бы дерзнул говорить об этом, если бы [это прежде] не высказали наученные опытом? Ибо только тот, кто научен опытом, познал энергии Бога.
ФЕОТИМ: Итак, кто же это, кто высказал [эту мысль]?
ФЕОФАН: Все: не словами только, но и своими делами и чудесами; все те из преставившихся отсюда, кто в созданных ими боговдохновенных сочинениях все еще пребывает с нами, даже доныне не перестали и не перестанут впредь ясно возвещать это.
{стр. 231}
ФЕОТИМ: Мне достаточно трех для подтверждения, Феофан. Покажи мне их прямо сейчас, не откладывая.
ФЕОФАН: Показываю! Ибо и божественный Иоанн из Дамаска [называет] воссиявший на горе от Спасителя свет, «видев который как прелюдию будущего Его пришествия, Петр и сыны Громовы, — по великому Василию, — удостоились глазами воспринять его» [688]; которым, по словам великого Дионисия, будут исполнены все, уподобившиеся Христу [689]; которым просветятся яко солнце [690], паки согласно Василию, который к тому же назвал его просвещением святых душ и в настоящем [веке] [691]. Итак, этот свет божественный Иоанн из Дамаска назвал «природным лучом Божества» [692], а сладкопевец Косьма — сущностным благолепием Слова Божия [693]; великий Афанасий учит, что Бог по природе обладает им: «ибо, взойдя на небо, — говорит он, — Господь придет в природной славе (έν δόξη φυσική), а не в благодати; в Своей божественности изливая из святого Своего тела, воспринятого от Марии, свет неизреченной славы, как Он отчасти явил это на горе» [694].
