Архимандрит Августин (Никитин) - Храмы Невского проспекта. Из истории инославных и православной общин Петербурга
21 августа 1833 г. заложен закладной камень новой церкви Св. Петра. Сам архитектор Александр Брюллов отказался от четверти гонорара за свою работу в пользу церкви[599]. Строительство длилось 5 лет. В День Реформации, 31 октября 1838 г., освятили здание церкви, стоящее по настоящий день. Творение А.П. Брюллова, гармонически соединяющее формы романской базилики с чертами русского классицизма, было и остается самой большой лютеранской церковью России. Первоначально церковь вмещала до 3000 участников богослужения[600].
Здание церкви размещено в глубине участка между двумя домами для священнослужителей, фасады которых выведены на линию застройки Невского проспекта. Возводя новую церковь, А.П. Брюллов придал ее облику черты романского стиля, отступив таким образом от традиционных форм петербургского зодчества этого времени. Одновременно архитектор Г.Р. Цолликофер перестроил и оба жилых дома на проспекте, с которыми церковь связала изящная чугунная решетка[601].
Здания, построенные Г.Р. Цолликофером для причта, были первоначально трехэтажными, и башни церкви Св. Петра, возвышаясь над ними, доминировали в ансамбле. В левом флигеле во втором этаже сразу же после его постройки в 1832 г. разместились книжная лавка издателя и книготорговца А.Ф. Смирдина и редакция журнала «Библиотека для чтения»[602].
В записках Ивана Панаева есть эпизод, относящийся к началу 30-х годов XIX в. «Я зашел в книжный магазин Смирдина, который помещался тогда на Невском проспекте в бельэтаже дома лютеранской церкви, – вспоминал отечественный литератор. – В одно почти время со мною вошли в магазин два человека: один большого роста, с весьма важными и смелыми приемами, полный, с рыжеватой эспаньолкой, одетый франтовски. Другой, среднего роста, одетый без всяких претензий, даже небрежно, с курчавыми белокурыми (sic!) волосами, с несколько арабским профилем, толстыми, выдававшимися губами и с необыкновенно живыми и умными глазами. Когда я взглянул на последнего, сердце мое так и замерло. Я узнал в нем Пушкина, по известному портрету Кипренского»[603].
Пушкин был хорошо знаком с историей Реформации. В его библиотеке имелись сочинения Мартина Лютера, приобретенные им «у Полицейского моста, в доме голландской церкви», – там, где когда-то собиралась на молитву немецко-голландская община Крюйса. Согласно счету, отосланному «г-ну А. Пушкину» 10 января 1836 г., поэт приобрел, в числе прочих книг, «Мемуары Лютера», томы 2 и 3, по 12 руб. (на французском языке)[604].
В «Истории Петра» Пушкин упоминает о том, как 3 октября 1712 г. царь «прибыл в Виртемберг саксонский (Виттенберг. – а. А.), здесь посетил он гроб Лютера, его библиотеку и горницу, где он жил»[605]. В отличие от Чаадаева, симпатизировавшего католичеству, Пушкин благосклонно отзывался о протестантизме. Прочитав «Философические письма» П.Я. Чаадаева (1794–1856), Пушкин отправил автору послание, в котором были такие строки: «Вы видите единство христианства в католицизме, то есть в папе. Не заключается ли оно в идее Христа, которую мы находим также и в протестантизме? Первоначально эта идея была монархической, потом она стала республиканской»[606].
«Философические письма» вызвали оживленную дискуссию в кругу друзей Пушкина. А.И. Тургенев, прочитав у Чаадаева письмо Пушкина о «Философических письмах», во многом соглашался с поэтом, видя главный недостаток сочинения Петра Яковлевича в его ориентированности на католичество: «Поставь на место католицизма – христианство, и все будет на месте»[607].
А в письме Пушкина П.А. Вяземскому, отправленном из Царского Села 3 августа 1831 г., есть такие строки: «Не понимаю, за что Чаадаев с братией нападает на Реформацию, то есть на известное проявление христианского духа. Насколько христианство потеряло при этом в отношении своего единства, настолько же оно выиграло в отношении своей народности»[608].
Рукой Пушкина записана народная песня, начинающаяся словами:
Как за церковью, за немецкою
Добрый молодец Богу молится…
Известно, что последняя квартира А.С. Пушкина находилась в доме на Мойке. Свой адрес поэт писал так: «На Мойке, близ Конюшенного мосту в доме кн. Волконской». Пушкин поселился здесь осенью 1836 г., и, поскольку соседние здания еще не надстроили, из окон квартиры Пушкина, глядевших во двор, можно было увидеть громаду еще не до конца отделанного здания немецкой церкви Св. Петра[609].
Внутреннее убранство Петрикирхе неоднократно описывалось ее прихожанами и посетителями: «Она имеет форму корабля и может вмещать в себе 3000 народу. В отношении к акустике все устроено в ней так, чтобы сильный голос мог быть слышен и понятен во всех частях»[610].
В церкви Св. Петра хранилась надалтарная картина из кипариса – изображение встречи воскресшего Спасителя с апостолом Фомой. Прежде эта картина около 200 лет лежала под спудом в одном виртембергском монастыре. Особенно замечательным был оргáн, самый большой в Петербурге, насчитывавший 3753 трубы. Этот оргáн изготовлен фирмой «Валькер» в Людвигсбурге (Виртембергское княжество) и установлен в Петрикирхе в 1840 г. вместо старого оргáна. Этот инструмент – первый в серии, предназначенной для установки в зарубежных странах.
Вот что сообщалось об этом оргáне в православной печати: «Это во всех отношениях превосходное произведение искусства обнимает 77 регистров со всеми степенями эхо и кресцендо. Голоса размещены на три клавикорда и на две педали, так что первый клавикорд звучит особенно сильно, второй немного умереннее, третий приятно; точно так же звучат и педали. Первая педаль с его 32-футовыми басовыми трубами очень огромна и громка, вторая меньше и приятнее. Два 16-футовые принципала стоят в передней части и их заключают богатые украшения. Высота всего органа 36, а ширина 34 русских фута; длина большой трубы 35 футов; 10 больших мехов доставляют воздух в 3753 трубы»[611]. (В начале XIX в. в Петрикирхе органистом служил Генрих Николаус Гербер, ученик великого Баха)[612].
Огромный зал церкви был проникнут духом романской архитектуры. Его высокие своды опирались на гранитные столбы и колонны, поражали великолепными росписями. Особенной выразительностью отличалось полотно «Распятие», принадлежавшее кисти К.П. Брюллова[613], брата архитектора Петрикирхе.
В записках ученика Брюллова – будущего академика А.И. Мокрицкого приводятся интересные сведения о том, как знаменитый художник создавал это полотно (Приложение № 1). Сосредоточившись на художественных аспектах, автор допустил ряд хронологических неточностей, но это не снижает ценности его повествования. Аполлон Мокрицкий сообщает о том, что известный поэт А.В. Кольцов написал свое стихотворение «Великое слово» (Приложение № 2), находясь под впечатлением от рассказа про брюлловское «Распятие» (Приложение № 3). Вот еще несколько строк, посвященных этой картине. «На третий день праздника был у Брюллова Алексей Петрович Ермолов. Еще накануне присылал он просить позволения посетить мастерскую художника. С особенным удовольствием ожидал Брюллов знаменитого гостя, и хотя чувствовал себя не совсем здоровым, но для принятия такого посетителя преодолел себя. Кавказский герой не заставил долго дожидаться. Я был свидетелем этого свидания. Заключив друг друга в объятии, Брюллов и Ермолов представили прекрасную группу Аполлона и Марса. Ермолов в самых лестных выражениях приветствовал Брюллова, говоря, что считает за особенное счастье знакомство с гением, славою которого гордится отечество. Рассматривая со вниманием произведения художника, он выражал восторг свой в чрезвычайно верном определении их достоинств. Перед «Распятием» сидел он с четверть часа и, не могши вполне насладиться дивным произведением в один раз, прощаясь, просил у Брюллова позволения приехать когда-нибудь во время его работы, обещая сидеть смирно, не переводя духу»[614].
Но самое интересное в записках А.И. Мокрицкого – это указание на то, что картине «Распятие» посвятил свои проникновенные строки А.С. Пушкин:
Когда великое свершалось торжество,
И в муках на кресте кончалось Божество,
Тогда по сторонам Животворяща Древа
Мария-грешница и Пресвятая Дева,
Стояли две жены,
В неизмеримую печаль погружены…[615]
Пушкин был знаком с Брюлловым, и за несколько дней до своей смерти поэт посетил петербургскую студию знаменитого художника. «Сегодня, – читаем в записках А.И. Мокрицкого (25 января 1837 г.), – в нашей мастерской… были Пушкин и Жуковский»[616]. А через два дня после смерти Пушкина Брюллов просил Мокрицкого читать стихи Пушкина и вспоминал о том, как покойный поэт восхищался его картиной «Распятие»[617] (Самому А.И. Мокрицкому принадлежит рисунок, изображающий Пушкина в гробу[618]).
Интересные подробности, подтверждающие сказанное, содержатся в воспоминаниях А.О. Смирновой (урожд. Россет, 1810–1882), хорошо знавшей поэта. «Мой муж повез меня смотреть „Распятие“ Брюллова. Мимоездом мы захватили Пушкина, – пишет Александра Осиповна. – Часовые, которых поставили в зале, где выставлено „Распятие“ Брюллова, произвели на нас тяжелое впечатление; эти солдаты так не отвечают сюжету картины…»[619]
