Максим Грек - Нравоучительные сочинения
Священная сия книга составлена древними мужами, украшенными всякою премудростью и глубиною разумений. Она так наполнена всюду боговдохновенною премудростью и высочайшим разумением, что не только превышает мои способности, но если бы она поручена была для перевода кому‑нибудь другому, который много выше меня, то и он не без особенного усилия и большого труда мог бы совершить сие. Говорю это не относительно многочисленности содержащихся в ней сочинений, —нет! ибо не одно количество делает известное предприятье удобным или неудобным, но часто качество составляешь суть дела. Адамант принадлежит к числу самых мельчайших камней, и сравнительно с крупными камнями есть как бы комар пред слоном; но однако он является сильнее всякой наковальни и всякого молота, и будучи ударяем другим камнем—этот последний легко разбивается об него и рассыпается в прах. Так и разъяснение глубины премудрости и смысла различных толковников я признаю не очень легким даже для тех, которые хвалятся многоученостью, а не только для меня, малоученого. Священные сии мужи, раз навсегда погрузившиеся в глубину сего пророчества, принадлежали к числу ученейших и высочайших по мудрости и разуму. Став выше письмен и испытав трудолюбно, при помощи Святого Духа, скрывающийся в письменах таинственный разум, одни из них изъяснили иносказательный их смысл, другие—возводительный и высочайший, а некоторые просто изъяснили буквально смысл писанья, так что, в общем, читающему эту книгу можно услаждаться и духовною сладостью буквального смысла писанья, и изъясненьем иносказательного его значенья, и нравоучительным поучением руководиться к лучшим обычаям, светосиятельным же возводительным разумом восходить осторожно к пренебесным и премирным умозреньям и получать оттуда просвещенье ума. Поэтому, не погрешит тот, кто назвал бы эту книгу духовным хранилищем, наполненным многоразличной благодати, или мысленным раем, обилующим бессмертными садами и цветами духовными, ибо в ней мы найдем не только точащееся в изобилии всякое обычное полезное ученье, но и богословский разум, и пучину догматов неисчерпаемую—не только то, что учители богословы изъяснили о Высочайшей Блаженнейшей Троице, но и то, чему научают все приведенный Ею по человеколюбию от небытия в бытье видимые и невидимые твари. Также найдем учение и об ожидаемом в будущем двояком устроении людей, имеющих получить или нетление и славу вечную за благочестивую и добродетельную жизнь, или—посрамление и нестерпимые муки, по причине множества злодеяний. Найдем также, если будем прилежно читать эту книгу, что она во многих местах изобилует изъясненьем естественных законов природы, и показывает не только различный и неудобоизъяснимый порядок нашего рожденья, роста и воспитанья, но и самых величайших творений неба и земли, и какое в них устроенье и порядок, и как каждое из сих творений существует само по себе, и как они относятся одно к другому. Эта книга может также читающим ее доставить достаточно сильное оружье и против изобретателей ересей, так что они в состояния будут исторгать с корнем сатанинств их плевелы и ввергать их в огнь вечный. И что много говорить и обременять царский твой слух! Она и для богословствующих поучительна, и для занимающихся естественными науками просветительна, для спорящих — оружье, для молчальников—охраненье, упражняющимся в умозрении—помощь, скорбящим—утешенье, душевно недугующим—исцеление, —и короче сказать: в ней обретается для желающих всякое истинное благо, она представляет собою вертоград, обилующий всякими плодами, и есть сосуд, наполненный духовного меда и всякой сладости, услаждающий вкушающих из него. Не сразу она в таком виде составлена, но впоследствии приведена в такой порядок некоторым благочестивым и трудолюбивым мужем, который собрал в одно место толкования богомудрых мужей, потрудившихся над ней, и их разумения весьма прилично присовокупил к пророчеству. Но о книге довольно сказанного, а время уже показать имена составивших ее богомудрых мужей и изъяснить свойства их толкований.
Толковниками, возводящими к высокому божественному созерцанию, главнейшими пред прочими были: Ориген, Дидим, Аполлинарий и Астерий, а также и Евсевий. Первый из них есть Ориген, который, по причине своих непрестанных трудов в писаний, чтений и толкований, назван „Адамантом"и насколько прежде он пользовался великою славою по причине своей премудрости и правоты догматов, настолько впоследствии стал мерзостен и ненавистен за отвержение им правых догматов. Но не будем по этой причине смущаться и не сочтем его толкований пагубными для наших душ, ибо это было написано им ранее его уклонения к худшему, когда еще он изобильно насыщался высочайшими вдохновеньями Утешителя, и вместе с нами православными доблестно ополчался, посекая, как меч обоюдоострый, еретические полки, уничтожая их, как ткань паутинную. Премудростью и силою его слов настолько был удивлен великий в богословии Григорий, что называл его пробным камнем для всех, бывших в его время премудрых мужей, говоря: „Ориген для всех нас — оселок"(пробный камень). Поэтому, прочитав, вместе с Василием Великим, все его книги, он сделал из них выборку догматов, написанных им особенно высоко, и составил из них книгу, которую назвал „Филокалия", которая и до сих пор хранится.
За ним следуют—Дидим и Евсевий, мужи многоученые и умозрительные, и славные, после Оригена, любители толкования возводительного. Но откуда был Дидим, какого он сана и когда процветал, не могу достоверно сказать, кроме того, что он отличался всяким православием и высокою мудростью, и везде обличал зловерных еретиков. Речь его—краткая, но отличающаяся такою глубиною мудрости, что требует слушателя, пребывающего всегда в трезвении и внимании себе. Евсевий же стоит ниже его, как во всем остальном, так и в толковании возводительном Он был епископом Кесарии Палестинской при Константине Великом, и за свою особенную дружбу и за приятельство с мучеником Памфилом получил прозвание—Памфилов. Об этом Евсевии многие разно думают: одни говорят, что он осудил арианское нечестие, которым прежде был заражен, и представил на Никейском Соборе изложение православного исповедания; другие же это отрицают. Представил ли он такое отреченье или нет, однако оказывается, что он в своих толкованиях нигде ничего вредного не внес, а напротив, везде защищаете истину, поборает по ней, и сказанное пророком неясно о воплощенна Господнем, и что относится собственно к Божеству Единородного или к Его человечеству, и что приличествуете совокупно обоим естествам, то он чудным некоторым способом и яснейшими выражениями прилично изъяснил по отношению к Спасителю и устранил неясность речи.
Непосредственно за ними следуют Аполлинарий и Астерий, —мужи, исполненные всякой премудрости и благочестия. Из них Аполлинарий был епископом в Лаодикии Сирской, современник Василий Великому и Григорию Богослову и сообщник их и споборник в истине благовествования, как явствует из истории Филосторги арианина, где говорится: „Аполлинарий процветал в то время в Лаодикии Сирской, Василий—в Кесарии Каппадокийской и Григорий в Назианзе; эти три мужа ратоборствовали тогда за единосущие, поборая иносущие, и много превзошли всех, прежде меня и потом при мне защищавших ересь; Афанасий же в сравнения с ними считается как бы отроком."Так пишет об Аполлинарии Филосторгий арианин. Следовательно, Аполлинарий этот не есть еретик, но православный, современник Василию и Григорию и защитник истины. Астерий также известен как один из достигших в то время высочайшей мудрости. По словам блаженного Фотия, Патриарха Константинопольского, Астериев было одновременно два: один—поборник арианского нечестья, а другой был воспитан в догматах благочестья, который молодым пришел к великому Иулиану опытно проходил иноческую подвижническую жизнь и впоследствии был настоятелем иноческой обители. Этот в своих сочинениях везде утверждает догматы православья, доказывая присносущие Божия Слова и вечное Его с Отцем пребыванье.
Итак, относительно толкования, возводящего к высочайшему разуму, поименованные мужи превосходят других. В объяснении же иносказательного смысла пророчеств и касательно православья, каковое направление толкования приносит наибольшую пользу слушателям, так как ученье это переходит в их нравы, в этом преимущество пред всеми прочими принадлежит Василию Великому и Златоусту, которых слава относительно премудрости и святости, их склад речи, премудрейшие и прекрасные их толкования, настолько всем известны, что в настоящем слове не видится для меня необходимости говорить об этом уже знающим. Ибо вся земля и море и все острова преисполнены их святостью и богодарованною им премудростью и разумом, и нет никого, кто бы не слышал этих богогласных труб. Поэтому, я рассудил почтить молчанием сих равноангельных мужей.
