Иван Охлобыстин - Иоанн Кронштадтский
В последние месяцы жизни отец Иоанн говорил: «Оба мы собираемся умирать, оба мы готовимся к смерти». В ноябре 1908 года отец Иоанн более определенно предсказал время кончины Матушки. Беседуя с гостями, он стал говорить о своем тяжелом недуге, и Матушка, желая ободрить его, сказала: «Весной тебе бывает всегда лучше; придет весна – поправишься». На это Батюшка возразил: «Весной, ты говоришь? Ты-то до весны доживешь, а я нет». Пророческие слова незабвенного пастыря сбылись.
Последние дни перед своей кончиной Батюшка не имел уже сил служить в храме, он причащал себя каждое утро дома. После этого он приходил в комнату матушки и приобщал ее сам – со словами: «Господь мой и Бог мой! Со страхом Божиим и верою приступим. Прими Тело и Кровь Христовы. Мир тебе, старица, поздравляю тебя». Последний раз Батюшка приобщил Матушку 17 декабря 1908 года. В этот день по немощи Батюшка и Матушка не смогли выйти друг к другу. Утешая Матушку, Батюшка попросил передать ей свои слова: «Скажи жене, что она всегда со мной, и я всегда с нею». Это были последние слова, сказанные отцом Иоанном своей благоверной Матушке, которые она потом часто вспоминала и утешалась ими, ободряясь в своих страданиях. Они вселяли надежду, что Батюшка не оставит ее, возьмет ее скоро к себе и встретит ее в обители небесной и своим молитвенным предстательством доведет до Престола Всевышнего.
После кончины своего драгоценного Батюшки Матушка будто осиротела и сильно тосковала по незабвенном почившем супруге. «Мне все кажется, будто Иван Ильич не умер, а куда-то уехал, как бывало, в Москву, и опять приедет». Без слез она не могла слышать его имени. Чувствуя и зная, что душа ее супруга-молитвенника водворилась во благих у Бога, она только вздыхала: «Ему-то хорошо, а мне так тяжело без него, ведь 53 года все были вместе».
В последние полгода жизни Матушка Елизавета, подобно блаженной Ксении, имела обыкновение облачаться в подрясник своего великого Батюшки, видимо, чувствуя в нем облегчение своих страданий и скорби. В нем она часто ложилась спать или же укрывалась им как чудодейственною милостию. Во время болезни рук или ног Матушка тут же помазывала их маслицем из лампады над гробницей Батюшки, которое у нее всегда было, твердо веруя в его благодатную силу. Когда кто-нибудь ехал в Иоанновский монастырь, Матушка просила передать свой поклон покоившемуся там отцу Иоанну: «Поклонитесь от меня». Последний раз она причастилась за день до своей кончины.
Блаженная кончина супруги Великого Праведника Елизаветы Константиновны последовала утром 22-го мая 1909 года в 9 час. 30 мин. во время чтения Канона на исход души. Оплакиваемая тысячами слез, она мирно и безмятежно кончила земную жизнь и переселилась в мир иной.
Погребена Елизавета Константиновна была в ограде Андреевского собора, но в советское время надгробие ее могилы было уничтожено.
ИЗ ДНЕВНИКОВ ОТЦА ИОАННА
«…С первых же дней своего высокого служения церкви я поставил себе за правило: сколь возможно искреннее относиться к своему делу, пастырству и священнослужению, строго следить за своей внутренней жизнью. С этой целью прежде всего принялся я за чтение Священного Писания Ветхого и Нового Завета, извлекая из него все назидательное для себя, как для человека вообще и священника в особенности. Потом я стал вести дневник, в котором записывал свою борьбу с помыслами и страстями, свои покаянные чувства, свои тайные молитвы к Богу и свои благодарные чувства за избавление от искушений, скорбей и напастей. В каждый воскресный и в праздничный день я произносил в церкви слова и беседы, или собственного сочинения, или проповеди митр. Григория. Некоторые из моих бесед изданы и весьма много осталось в рукописи. Изданы беседы “О Пресвятой Троице”, “О сотворении мира” и “О блаженствах Евангельских”. Кроме проповедничества я возымел попечение о бедных, как и я, сам бывший бедняком, – и лет около двадцати назад в 1874 г. провел мысль об устройстве в Кронштадте “Дома Трудолюбия для бедных”, который и помог Господь устроить…»
Молитвы святого
С 1857 года отец Иоанн – законоучитель Кронштадтского городского училища. С 1862 года – преподаватель Закона Божьего в местной классической гимназии – в течение последующих 25 лет.
Отец Иоанн новаторски относился к своим пастырским обязанностям. Это выражалось, в частности, в чрезвычайной эмоциональности его проповедей. Как свидетельствовали очевидцы, он нередко на них сам обливался слезами.
Вопреки принятой тогда в Российской Церкви практике, он ввел общую исповедь (в таинстве покаяния), призывал к частому приобщению Святых Тайн. В России же того времени распространено было обыкновение приобщаться дважды или даже единожды в год, Великим постом.
Вот рассказ очевидца, священника Иоанна Попова:
«…Внимание! Начинается общая исповедь, – одно из потрясающих явлений в Кронштадтском нравственном мире. Я, разоблачившись, стал на левом клиросе, где стояли и некоторые интеллигентные лица.
После начального возгласа отца Иоанна молодой с сильным голосом псаломщик читает отчетливо и скоро “последование о исповедании”. Выходит из алтаря на амвон в смиренном виде, без камилавки, отец Иоанн… Говорит он поучение о покаянии. Дорого тут и то, и другое, и третье; и кто говорит, и о чем говорит, и как говорит. Прямо, без обычного “Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа”, отец Иоанн два раза при мне начинал поучение так: “Грешники и грешницы, подобные мне! Вы пришли в храм сей, чтобы принести Господу Иисусу Христу Спасителю нашему покаяние во грехах своих…” Сказавши несколько прочувствованных слов, отец Иоанн заявляет: “Слушайте… буду читать покаянные молитвы”.
И – читает!.. Неописуемо, невыразимо хорошо читает эти молитвы отец Иоанн. “Боже Спасителю наш… – взывает отец Иоанн, умилительно взирая на икону Спасителя… – рабов твоих с-и-х”, – читает отец Иоанн эти слова протяжно, разбивая их по слогам, обратившись к народу, и тут-то… ах! какие поразительные жесты делает отец Иоанн всякий раз при слове “сих” или “их”: или всей раскрытой десницею поведет над главами низу амвона молящихся, или – что еще выразительнее, как пророк грозного и праведного Судии, указует перстом в толпу, в ту или другую сторону ее… Ах, как это выходит трогательно, умилительно и в то же время страшно, когда вспомнишь невольно свою нравственную нечистоту.
Прочитавши молитву, отец Иоанн заявляет, что ее нужно “протолковать”, и продолжает опять речь о покаянии: как согрешили упоминаемые в молитве цари Давид и Манассия, как каялись они и как нам нужно каяться. Поучение, по-видимому, простенькое по выражениям, не хитро – витиеватое по изложению и, однако, своеобразное во всем: и в слове, и в изложении, и в самом произношении. Приметил я, что с особенною любовью отец Иоанн произносит имя Спасителя или Святой Троицы и к этому имени непременно присоединит эпитета три-четыре с постепенными повышением и ударением голоса на каждом слове. Впрочем, можно догадываться, что отцу Иоанну присуща какая-то особенная тайна сильно действовать на сердца слушателей.
Начал отец Иоанн читать вторую молитву и на середине же вставил объяснение, так что и само объяснение, выраженное церковно-славянским оборотом речи, составило как бы продолжение молитвы; и все это произнесено сердечно-задушевно, то в обращении к иконе Спасителя, то к народу. А в народе давно уже слышатся молитвенные воздыхания, слезы – у многих на глазах, а отец Иоанн именно о них-то чаще всего и напоминает в поучении. Понравилось мне особенно одно выражение: “Да! У нас что за покаяние?.. Все мы только верхушечки, стебельки грехов срываем. Нет! Корни – корни грехов нужно вырывать…” И действительно, своими словами, с увлечением сказанными, своими жестами, естественно и так выразительно-сделанными, отец Иоанн довел кающуюся тысячную толпу до такого настроения, что когда, приблизившись еще шага на два по амвону к толпе, почти в повелительном тоне произнес он: “Кайтесь же! Кайтесь!” – и повел рукою в разные стороны, то по всей церкви поднялся страшный, неслыханный плач-рыдание… Вопит отчаянным голосом какая-то женщина: “Батюшка! Прости! Дорогой ты наш, помолись!” “Прости меня, Господи, окаянного”, – слышится еще сильнее голос с другого конца… Слезы у всех льются неудержимо.
Чем дольше времени, тем больше слез: вот и сзади меня и напротив, на правом клиросе, стояли доселе, по-видимому, равнодушные, более любопытствующие лица, но вот и они преклоняют колена и проливают горючие слезы… У меня самого растеплилось сердце черствое – огрубелое, скатилась слеза и у меня, слеза покаянная, слеза благодатная, слеза живительная, слеза спасительная! Ах, как усладительны те слезы покаянные!..
А сам батюшка? А он, высказавши последнюю просьбу: “Кайтесь же! Кайтесь!” – повторивши ее на амвоне и на двух концах солеи, стал на амвоне, и, не отвращая лица от народа, прислушиваясь к покаянному плачу его, – сам, посредник между небесным Судиею и кающимися грешниками, сам, земной судия совестей человеческих, стоит недвижимо, поник главою и весь погрузился во внутреннюю молитву…
