Старец Фаддей Витовницкий - Мир и радость в Духе Святом
Вскоре после этого иеродиакон Фаддей переводится в Белградско–Карловацкую архи- епископию в монастырь Раковица, в котором по благословению патриарха Варнавы оканчивает иконописную школу, постигая таинственное богословие иконы. Но после окончания обучения он не смог заниматься иконописью — из‑за слабости здоровья. Его больные легкие не вынесли бы испарений краски в закрытом помещении.
Трагический 1937 год, в который доктора пророчили ему смерть, проходит для отца Фаддея в обстановке Конкордатского[9] кризиса и убийства патриарха Варнавы (Росича)[10]
В 1938 году 21 января в монастыре Раковица отец Фаддей был рукоположен в сан иеромонаха. В тот же год патриарх Гавриил (Дожич)[11] как «самого младшего иеромонаха в монастыре» направил его в Печскую Патриархию. Там молодой иеромонах столкнулся с неожиданными трудностями. Оказалось, что наместник монастыря иеромонах Иоанн (Зечевич)[12] и еще несколько монахов из братии симпатизировали коммунистам; а один из влиятельных печских коммунистов, известный Драго Калуджерович, периодически приезжал в монастырь и грозил отцу Фаддею и другим «отсталым» монахам, что когда коммунисты придут к власти, им не будет места в Печской Патриархии.
Но в апреле 1941 года разразилась война, и отец Фаддей, спасаясь от албанцев, с четырьмя оставшимися печскими монахами как косовский беженец вернулся в Белград, снова в монастырь Раковица.
***Впервые недели оккупации ситуация в Белграде была очень тяжелой, и иеромонах Фаддей пытался перейти в Банатскую епархию, к тогдашнему епископу Банатскому, а впоследствии Загребскому митрополиту Дамаскину, потому что в Банате был хотя бы, как говорил старец, «хлеб с хлебом, а в Белграде практически ничего».
Но он был арестован на белградском вокзале по подозрению в принадлежности к священству Сербской Церкви, являвшейся, по мнению нацистских оккупантов, первым и важнейшим оплотом сербского духа и сербской исторической памяти, которые требовалось уничтожить, чтобы сломить сербский народ. Его доставили в Особое отделение полиции с бессмысленным обвинением в том, что он «направлялся в Банат организовывать коммунистические ячейки!», и над ним нависла опасность тяжкого наказания как над «одним из организаторов бунта против оккупантов». Но после допросов он, в конце концов, был освобожден «за недостатком доказательств».
Выйдя из тюрьмы, отец Фаддей сразу же отправился в монастырь Вптовнпца, в свой родной край. Однако и там «человекоубийца от начала» не дал ему мира. Два дня спустя комендант области вызвал его к себе и потребовал, чтобы он «как священное лицо прибыл в его распоряжение». Иеромонах Фаддей решительно отказался, объяснив, что как священник не может это исполнить, так как не имеет благословения своего епископа.
«Это были трудные времена, — рассказывал старец много лет спустя, — за одно только слово или неисполненное военное распоряжение над человеком нависала тень смерти». Но и тогда отец Фаддей даже под угрозой смерти засвидетельствовал свою преданность воле Божией, свое безраздельное служение Христу и Его Церкви, свое исключительное церковное сознание и совесть.
В 1943 году фашисты снова арестовывают его, на этот раз в Петровце, бросают в тюрьму с «двумя спекулянтами табаком» и приговаривают к смерти, потому что он уже был поставлен на учет после первого ареста в Белграде. Лежа на деревянной тюремной лавке, иеромонах Фаддей думал, что дороги на свободу уже нет: «Я думал о том, что не выйду живым из тюрьмы. Нет жизни, пришел конец! Боже, Боже!» И пока его терзали эти черные мысли, Господь вдруг вывел его из отчаяния чудесным видением: «Лежу, думаю — нет мне спасения! Отчаяние! И вдруг передо мной появился высокий воин с перекрещенной на груди золотой лентой, на голове не было шлема, только лоб чем‑то перехвачен, надо лбом прекрасный султан и военная форма как на древней фреске. Высок, прекрасен! На земле таких не бывает! Держит в руке свиток и смотрит на меня. И я понимаю ясно — ангел, утешение от Господа! Воин Божий развернул свиток и сказал: "Смотри, на свитке карта Сербии, не бойся, не страшись, предстоит тебе еще многих утешить и ободрить. Ты понял?" Я оглядываюсь посмотреть, слышат ли остальные, что он говорит. Тогда я не понимал, что в духовном мире говорят не так, как в материальном мире, как человек с человеком, что мысли звучат в уме. Человек слышит не телесным ухом, но духовным. А когда я повернулся к нему, он уже исчез. И я понял, что это было Небесное видение, которое Господь послал мне, чтобы утешить и объявить о Своей воле здесь, на этом свете. Это было в 1943 году — первый и единственный раз я видел наяву Божьего посланника, потом только во сне…»
Господь в самую тяжелую минуту, перед лицом смерти, через своего ангела показал ему путь, каким он должен идти, послушание, которое он должен выполнять, и крест, который он будет нести, — по всей Сербии утешать, укреплять и окормлять сербский народ Евангелием Христовым до своего самого последнего вздоха.
Пройдя через тюрьмы в Петровце и Пожаревце, спустя месяц после заточения, 5 марта 1943 года, он был переведен фашистами в монастырь Войловица, где тогда находился владыка Николай (Велимирович). По запискам (тогда еще) иеромонаха Василия (Костича), который тоже находился в заключении в Войловице, отец Фаддей попал туда «измученный, весь во вшах». Но, чуть оправившись, 13 марта 1943 года он, вместе со святым владыкой Николаем и другими заключенными, служил там Литургию. Своим «крестным ходом» по нацистским тюрьмам иеромонах Фаддей внес свою лепту в соборное мученичество Сербской Церкви в годы Второй мировой войны.
***После Второй мировой войны, в 1947 году, митрополит Скопский Иосиф, который в то время замещал высланного из Сербии патриарха Гавриила, переводит иеромонаха Фаддея из Белградско–Карловацкой епархии в Браничевскую, в монастырь Горняк.
Но в 1949 году иеромонах Фаддей вновь становится клириком Белградско–Карловацкой архиепископии — епископ Виссарион, викарий Его Святейшества, возводит его в сан настоятеля Белградской Кафедральной церкви, чтобы по благословению патриарха Гавриила в тот же год направить его настоятелем монастыря Печская Патриархия. Новый игумен застал Печь в тяжелом состоянии: братские дома были частично разрушены и заброшены, в монастыре находилось больше десяти семей беженцев и партизанский штаб.
«Очень я там намучился, — рассказывал старец, — коммунисты задавали много забот и трудностей, чинили препятствия везде, где могли. Но, слава Богу, с Божией помощью мы все преодолели». В годы испытаний в Печской Патриархии из‑за многих искушений и бед, внутренних и внешних, он снова начал курить (первый раз это случилось, когда еще до войны он оказался в Печи), хотя при слабости нервов никотин очень вредил ему. Позже, после жестокой борьбы, он смог освободиться от порока курения.
К тайным глубинам мысленной борьбы он прикоснулся еще ребенком. Он продолжил ее, став монахом. Она становилась все трудней и серьезней. Он начал опытно понимать, что быть христианином — значит вести постоянную и беспощадную мысленную борьбу против смерти и зла в себе, борьбу, не имеющую линии фронта и привалов, борьбу с неусыпным и неутомимым врагом: «Как и всякий монах, я трудился, молился Богу, делал множество поклонов. Я был в постоянном страхе, чтобы дьявол не явился мне в виде ангела или святого, но Господь попустил его явление. Однажды, когда я встал на молитву пред иконой, он встал между ней и мной, чтобы я ему кланялся. Я перекрестился, призвал Господа, а он говорит: "Я не боюсь креста!" Я читаю молитву, а он снова: "И молитвы не боюсь!" Часто он досаждал мне; тогда я пошел к духовнику, и он мне говорит: "Наверное, ты молишься Богу без усердия". — "Молюсь, — отвечаю, — а освободиться не могу —Ни днем ни ночью не дает мне покоя его оскал. Что мне делать? Господи, не знаю, как избавиться, нет мне покоя от него!" — "Но важно и покаяние, молись с покаянием. Если усердно, от всего сердца будешь молиться, он уйдет ", — сказал мне мой духовник». И вот, подобно раннехристианским подвижникам, иеромонах Фаддей в слезах, поту и крови души своей учился тяжелейшей из всех бра- ней: спасительной борьбе против «духов злобы», неусыпных врагов человеческого спасения, борьбе за обожение, используя непобедимое оружие — покаяние, долготерпение и смирение.
Много лет спустя он рассказывал одному из своих духовных чад, как в то время, из‑за трудных обстоятельств и напряженной внутренней борьбы против искушений страхом, унынием и многопопечением, он пережил два тяжелых нервных срыва — его била сильная дрожь, во всем теле была страшная слабость. «Я понял это как предостережение Божие, как знак, что я должен изменить образ жизни, научиться жить, отстранись от любой много- заботливости, я понял, что все мы излишне беспокоимся о себе, и только когда человек полностью предастся воле Божией, он сможет пережить беззаботный, радостный покой».
