Ф. Вудворд - Слова Будды
Таков, Ананда, Путь, таково приближение к этому Пути, к тому, чтобы отбросить эти пять оков, привязывающих к низшему миру.
– Если это, господин, и есть Путь, приближение,.. как же тогда некоторые бхикку оказываются освобожденными благодаря освобождению сердца, а другие – благодаря освобождению при помощи мудрости?
– Это, Ананда, есть следствие различия способностей.
Так говорил Возвышенный. И досточтимый Ананда в восторге внимал его словам.
(«Маджджхима-никая» I, 64)
«Я»
Тогда Ваччагота, странник, пришел к Возвышенному и дружески его приветствовал; и после этого взаимного обмена приветствиями он уселся подле Возвышенного. Сидя так, он обратился к Возвышенному:
– Учитель Готама, что можешь ты сказать о существовании «я»?
При этих словах Возвышенный хранил молчание.
– Как же, учитель Готама? Есть ли такая вещь, как «я»?
И при этих словах Возвышенный хранил молчание. Тогда Ваччагота, странник, (с неудовольствием) встал со своего места и ушел. Вскоре после того, как он ушел, досточтимый Ананда сказал Возвышенному:
– Как же это случилось, господин, что Возвышенный не дал ответа на вопрос, заданный странником Ваччаготой?
– Если бы, Ананда, когда мне был задан вопрос: существует ли «я», я ответил ему, что «я» существует, тогда, Ананда, это было бы в согласии со всеми теми брахманами и отшельниками, которые верят в вечное «я».
А если бы, Ананда, когда мне был задан вопрос: существует ли «я», я ответил бы ему, что «я» не существует, тогда это было бы в согласии с теми отшельниками и брахманами, которые верят в уничтожение «я».
Опять же, Ананда, если бы на вопрос странника Ваччаготы о существовании «я», я ответил бы, что «я» действительно существует, разве этот ответ соответствовал бы моему знанию о том, что вещи непостоянны?
– Нет, господин, не соответствовал бы.
– Опять же, Ананда, если бы на вопрос: «Следовательно, "я" не существует?» – я ответил бы: «Нет, оно не существует», – это увеличило бы смущение Ваччаготы, странника, уже находящегося в смущении. Ибо он сказал бы: «Раньше у меня было "я", а теперь его у меня больше нет».
Это малое тело содержит все
Однажды Возвышенный пребывал вблизи Саваттхи, в роще Джета, в парке Анатхапиндики, благотворителя бедных.
И вот в то время некий Рохитасса, сын дэва, когда ночь уже клонилась к концу, осветил чудесным сиянием всю окружность рощи Джета; он приблизился к Возвышенному, приветствовал его и стал подле него. Стоя так, этот Рохитасса, сын дэва, сказал: «Господин, существует ли такое место, отправившись куда, мы могли бы достичь такого состояния, где нет ни рождения, ни старости, на разрушения, ни распада, за которыми следует повторное рождение где-то в другом месте? Можно ли, господин, уйдя туда, узнать конец, или увидеть конец, или дойти до конца мира?»
– Нет, друг! Я объявляю, что нигде нет такого места, отправившись куда, мы не нашли бы рождения, старости, разрушения и распада, за которыми следует повторное рождение в каком-то другом месте. Я объявляю, что куда бы мы ни пошли, мы не будем в состоянии узнать конец, увидеть конец, дойти до конца мира.
– Замечательно, господин! О господин, это чудесно! Как хорошо сказаны эти слова, произнесенные Возвышенным! В прошлые дни, господин, я был мудрецом по имени Рохитасса; сыном Бходжи был я. Я обладал магической силой и мог летать по воздуху. Я обладал большой скоростью – даже такой, какую проявляет могучий стрелок из луку, хорошо обученный и весьма искусный в стрельбе, с легкой стрелой и небольшим усилием, когда он пускает тонкую стрелу далеко за пределы тени, отбрасываемой пальмой во время восхода и заката. Такой могучей была быстрота моих ног, что я мог пробежать от восточного до западного океана. У меня, господин, обладавшего такой скоростью полета и такой могучей быстротой ног, возникло такое желание: «Идя вперед, я дойду до конца мира».
И вот так, господин, даже таким, каков я был, не подкрепляясь пищей или питьем, не отдыхая, даже не отправляя природных нужд, не ожидая возможности рассеять усталость при помощи сна, – хотя в то время срок жизни человека составлял сто лет, – я странствовал целую сотню лет, но никогда не находил конца, никогда не приходил к концу – и умер до того, как дошел до конца мира!
Как чудесно, господин, то, что было столь хорошо сказано Возвышенным для моего понимания: «Ты не можешь ходьбой достичь такого места, где нет рождения, нет старости, нет разрушения, нет старости, нет распада, нет возникновения в другом месте для повторного рождения. Ты не можешь при помощи ходьбы прийти к такому месту!»
– Именно так! Тем не менее, мой друг, я не говорю, что без достижения конца мира можно было бы положить конец печали (ибо ты способен положить ей конец здесь и сейчас). И вот я объявляю тебе, друг мой, что в этом самом теле, длиной в шесть футов, с его чувственными впечатлениями, с его мыслями и представлениями, заключен весь этот мир, возникновения этого мира и прекращения этого мира, равно как и Путь, ведущий к его прекращению.
(Сказав это, Учитель подытожил сказанное в следующих стихах:)
Нельзя достичь ходьбой конца мира!
Но нет спасения человеку от печали,
Если он не достигнет конца мира.
Поистине, мудрый, ведущий святую жизнь,
Он знает мир. Он идет к концу мира.
Он спокоен, ибо знает. Он не стремится
Ни к этому, ни к другому миру.
(«Ангуттара-никая» II, 46)
Сознание (1)
(Возвышенный сказал:)
Вследствие двух вещей, о бхикку, сознание оказывается преходящим. Что это за две вещи? Как следствие глаза и формы, возникает сознание глаза. Глаз непостоянен, изменчив, становится другим. Поэтому такая двойственность подвижна и преходяща, непостоянна, изменчива, становится другой; и сознание глаза – подобной же природы.
Какими бы ни были условия, каким бы ни были взаимоотношения возникновения сознания глаза, эти условия и взаимоотношения преходящи, изменчивы, становятся другими. Таким образом сознание глаза появляется вследствие преходящих взаимоотношений; как же тогда может оно быть постоянным!
И вот, бхикку, это столкновение, совпадение, встреча этих трех вещей – глаза, формы, сознания глаза – называется зрительным соприкосновением.
Зрительное соприкосновение также преходяще, изменчиво, становится другим. Какими бы ни были условия, какими бы ни были взаимоотношения возникновения зрительного соприкосновения, эти условия и взаимоотношения преходящи, эти условия и взаимоотношения преходящи, изменчивы, становятся другими. Таким образом зрительное соприкосновение появляется вследствие преходящих взаимоотношений; как тогда может оно быть постоянным?
В состоянии соприкосновения, о бхикку, мы чувствуем, в состоянии соприкосновения осознаем, в состоянии соприкосновения воспринимаем. А потому и эти вещи также оказываются подвижными и преходящими, непостоянными, изменчивыми, становятся другими.
То же самое можно сказать об ушах, о носе, языке, теле и уме.
Таким образом вследствие этих двух вещей сознание оказывается преходящим.
(«Сутта-нипатта» IV, 67)
Океан
(Возвышенный сказал:)
Океан, океан! – так говорит неученая толпа, о бхикку!
Но в благородной дисциплине, о бхикку, это не океан, а огромная масса воды, огромный водоем.
Глаз человека, о бхикку, – это океан. Его движение – это движение форм. Тот, кто преодолевает эти движения форм, называется «перешедшим поток». Тот, кто перешел, тот, кто пересек океан глаза с его волнами, с его заливами и проливами, с его акулами и злыми духами, которые суть вожделение, – такой брахман стоит на дальнем берегу.
Подобным же образом, бхикку, и язык человека – это океан, а его движение состоит из вкусов. Тот, кто побеждает вкусы,.. также пересекает поток.
И ум человека, бхикку, являет собой океан. Его движение состоит из мыслей. Тот, кто побеждает ум,.. стоит на дальнем берегу.
Так говорил Возвышенный.
Тот, кто пересек это море, изобилующее чудовищами,
Демонами и страшными, непреодолимыми волнами,
«Искусный в предании», человек святой жизни,
«Ушедшим к концу мира» и «вышедшим за пределы» его называют.
( «Сутта-нипатта» IV, 157; эти же стихи в § 60 «Ити-вуттаки» )
Все
Возвышенный сказал:
Бхикку, я буду учить вас Всему. Прошу вас, слушайте это учение.
И что такое, бхикку, есть это Все? Это глаза и видимый объект, уши и звук, нос и запах, язык и вкус, тело и объекты прикосновения, ум и мысли. Это, бхикку, и называется Всем.
И вот, бхикку, тот, кто скажет: «Отвергнув все это, я провозглашу некоторое другое Все», – такой может быть сущность его речи; но, будучи спрошен, он не сможет выполнить свою похвальбу и, кроме того, придет к разочарованию. Ибо сделать это, о бхикку, будет не в его силах.