Рушель Блаво - 33 простых способа создания зон здоровья и счастья у вас дома и на даче
— Проходите же, проходите, дорогие мои! Я так рад вас видеть! Самовар уже кипит — я прямо-таки почувствовал, что сейчас вы явитесь пред мои ясные очи!
Александр Федорович проводил нас к самовару — большому электрическому пузану, возле которого так уютно было пить чай большой компанией.
Мы сразу же написали Петровичу и близнецам о том, что Настя благополучно вернулась в наш тесный круг. Скорее, скорее за стол! Мед, мясо, хлеб, липовый чай — вкусно, тепло, уютно! Самое время было углубиться в рассказ нашего дорогого Александра Федоровича Белоусова.
Ему я сейчас и предоставляю слово.
Серафима и Александр
Когда я услышал рассказ дедушки Вахрамея о Хранительнице тайн курумчинских кузнецов, я сразу почувствовал нечто такое, чего в моей жизни не было уже очень давно, но без чего дальше эта самая моя жизнь будет безнадежно пуста и холодна. Почувствовал я, одним словом, тоску. Когда вы рассуждали о том, какова эта Хранительница, я, возможно, вы заметили, молчал — мне никак не импонировал образ, созданный вашей фантазией, — образ суровой монахини. Нет, мне не нужна была монахиня, мне нужна была моя Хранительница, я об этом знал еще до того, как увидел ее.
А как увидел, так пропал в одно мгновение. Друзья, сколько лет я на свете живу, вы знаете, но такого со мной не было никогда! Теперь я думаю, что не случись со мной тех невероятных событий, что сделали меня долгожителем, и не встретил бы я своей судьбы, своей любви, и от этих мыслей мне становится не по себе.
Сердце мое разрывали сомнения, которыми в последний раз я мучился, когда мне было семнадцать лет: разве может такое чудо, такая красавица, само совершенство обратить внимание на старого толстяка с огромным животом и смешной лысиной! Еще я заметил, что Рушель потрясен красотой Хранительницы, да и Мишеля она не оставила равнодушной, а что я рядом с вами, друзья мои! У меня нет ваших выдающихся способностей, я много старше вас, а внешне вы несравненно меня превосходите.
В этих мучениях я провел время вплоть до третьей встречи с Хранительницей, хотя и видел, что и Рушель, и Мишель привыкли к ней и больше не выказывают очарованности ее прелестью. С другой стороны, я не очень доверял вам, друзья, — я просто не мог понять, что можно быть рядом с Серафимой и не любить ее, не желать! Вот я думал, простите меня, грешного, что вы разыгрываете какой-то спектакль. Правильно люди говорят: человек от любви дуреет.
Оставалась последняя ночь у Серафимы, наутро мы собирались в путь. Я не выдержал и отправился к ней. Думал, что, если спит, не стану ее будить, просто посмотрю на прощание. Если же не спит… я толком не представлял, что буду делать.
Она не спала, она сидела на полу и смотрела прямо в окошко, так что, когда я заглянул в него, наши глаза встретились…
Мы ничего не сказали друг другу в ту ночь, мы ни на мгновение не уснули — нам не нужны были слова, мы не могли спать…
Не знаю, обратили ли вы внимание на то, что, когда вы прощались с Серафимой, я не сказал ей ни слова, и она мне тоже… Я ушел вместе с вами просто потому, что не предполагал другой возможности: вместе приехали, вместе должны и уехать. Так я думал до тех пор, пока не увидел чудесного альпийского луга, не вдохнул его медовых запахов, не окунулся с головой в разноцветное многотравье. Так же, медом и травами, пахли в ночи волосы Серафимы… Я абсолютно ясно понял, что без нее моя жизнь закончена. Так я ушел, оставив вас спящими. Друзья мои, на это была воля Божья.
Думал ли я, примет ли меня моя Серафима, не прогонит ли? Нет, мне кажется, что по пути к ее домику я вообще не думал, а пролетел его в одно мгновение. Серафима ждала меня.
Мы опять ни о чем не говорили, мы любили друг друга.
Только на исходе дня, когда лучи опускающегося за гору солнца окрасили ледяную вершину Белухи в аметистовые тона, мы заговорили. Я не буду передавать вам сказанного — ведь мысль изреченная есть ложь, да и никаких таких необыкновенных слов мы друг другу не сказали. Нам было хорошо вдвоем, мы были, как один человек, но и как противоположности, наконец нашедшие друг друга и слившиеся воедино. Я чувствовал каждое движение ее души, и она чувствовала меня.
Судьба и выбор Серафимы
Вскоре, уже со следующего дня, мы начали ощущать себя и друг друга так, как будто были вместе всегда, и одновременно — как будто только встретились. Мы и знали друг о друге все, и познавали, как дети узнают мир. Наши разговоры этого времени уже принципиально важны для вас, поэтому постараюсь передать их максимально точно.
Однажды Серафима сказала:
— Я ждала тебя всю жизнь, а когда ты пришел, я не сразу узнала тебя.
— Почему меня?
— Потому что я знаю от своей мамы, что мне суждено стать прародительницей нового рода тех, кого люди называют курумчинскими кузнецами. Это не будут кузнецы прошлого, ведь времена изменились, но мои потомки будут людьми, чей срок жизни превзойдет нынешний в несколько раз. Как и мои предки, это будут красивые, сильные и счастливые люди.
Надо сказать, друзья мои, я безоговорочно верил Серафиме и не только потому, что чувствовал ее как себя, но и потому, что знал: Хранительница не ошибается.
— Но я… — все-таки я никак не мог понять, при чем здесь старенький нелепый толстяк.
— Ты, Александр, несешь в себе память древних атлантов, твое тело уже перестроено по законам будущего бытия, ведь столько лет, сколько ты живешь полноценной жизнью, обычным людям не дано. Я ждала только тебя.
— Ага, — пошутил я немного обиженно, — значит, любовь тут ни при чем, только забота о наследниках. А если бы тебе встретился настоящий, например, атлант, ты бы выбрала его.
— Зачем ты это говоришь, Александр! Ты же знаешь, что это не так!
Я, честно признаться, этого не знал. Я любил Серафиму, но по-прежнему чувствовал себя неуверенно, особенно после ее сообщения о возрождении рода долгожителей.
— Знаешь, как мне стало страшно, — продолжила моя возлюбленная, — когда вы пришли ко мне, и я вдруг почувствовала, что ты… Желанный мой! — Серафима прильнула ко мне, и мне сразу стало легко. Ну что я, как подросток, ношусь со своими комплексами, право слово! Делать мне больше нечего, когда рядом со мной — любовь всей моей жизни!
Серафима рассказала, что за всю свою долгую жизнь не испытывала того, что чувствует сейчас, что мы с ней близки, мы — одно целое. Как я уже говорил, в моей душе творилось то же самое, мы даже говорили об этом одними и теми же словами. И разный жизненный опыт не мешал нам понимать друг друга.
— Серафима, скажи, родная, разве только кровь, текущая в жилах, кровь древних атлантов или курумчинских кузнецов может сделать человека здоровым и сильным?
— Почему? В тебе же, Александр, не течет крови древних атлантов или, например, чуди, правильно? Ты почти два столетия живешь на свете, и все время остаешься здоровым и сильным.
— А теперь я стал счастливым.
— Если люди обретут гармонию между собой и миром, их жизнь станет длиннее и полноценнее. Вы с друзьями как раз над этим работаете, а твой друг Рушель достиг очевидных успехов.
— Зачем же тогда возрождать род древних курумчинских кузнецов, если то, что дано им, доступно всем людям?
— Если возродятся курумчинские кузнецы, если возобновится чудь, то вместе с ними воскреснут и древние знания, которые мы сохранили, а также память чуди и Медведи-шаманы.
— Но ведь вы и так владеете этими знаниями, зачем нужен еще кто-то?
— Затем, мой милый, что нужны те, кто силой, здоровьем, счастьем и красотой своей сможет показать всем остальным, как можно жить в гармонии со всей Вселенной.
Это было понятно. Весь мой жизненный опыт говорил: люди тянутся к понятному и знакомому. Например, если ребенок растет в счастливой семье то, скорее всего, он сам будет счастлив, и наоборот. Таких примеров можно подобрать множество, поэтому слова Серафимы убедили меня.
Новые знакомства
А на третий день моей жизни с Серафимой к нам пришел Медведь-шаман. Он рассказал мне о вас, рассказал, что водил вас, Рушель, в Верхнее небо, что вы — человек необыкновенный, потому что выдержали этот путь легче него. Медведь-шаман сказал, что проводил вас в долину пирамид и не знает, сможете ли вы пройти долиной смерти.
