Христос Яннарас - Личность и Эрос
Глава вторая ОБРАЗ (ИКОНА) КАК "СЕМАНТИКА" НЕ–УСЛОВНОГО ЛОГОСА
§ 61. ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКАЯ ОНТОЛОГИЯ КАК ПРЕДПОСЫЛКА УСЛОВНОЙ СЕМИОЛОГИИ
Если принять за отправную точку проблемы познания первичное значение слова ἀ–λήθεια (истина): проявление, не–потаенность, — тогда определение "горизонта" проявления будет иметь решающее значение для проблемы познания и послужит основанием для построения гносеологии — теории или науки о проблемах познания. Если не–потаенность сущих, их выход из сокрытия предполагает и определяет некоторый объективный "горизонт" проявления — горизонт времени, согласно онтологическим представлениям Хайдеггера, — тогда гносеология с необходимостью имеет феноменологический характер. Познание есть явленный во времени выход из сокрытия, отличение при–сутствия от от–сутствия, то есть проявление отстояния от сущности. Оно не исчерпывается ни сведением феномена к общей "идее", ни схватыванием его сущности мыслью. Познание — это сознание проявления как способа бытия существующего. Проявление осознается как определение времени, а время образует тот единственный горизонт, в котором существующее выходит на свет, кажет себя.
Проявлением отстояния от сущности, то есть познанием сущих как феноменов, в конечном счете конституируется опыт дистанции между человеком и пред–метами в их недостижимой сущности. Человек постигает способ бытиявещей — их истину — как проявление, а проявление — как темпоральность. Но осмысление проявления, то есть сознание времени, присущее только человеку, есть просто необходимое и достаточное условие явленности феноменов. Оно не отменяет самосокрытия сущности, дистанции между человеком и скрытой сущностью вещей[497].
Разум (λόγος) высвечивает такое отстояние от сущего и определяет пред–меты. Разум наводит мост через пропасть между субъективностью познания (die Subjektivität des Erkennens, согласно формуле Гуссерля[498]) и объективностью "семантического" содержания знания (die Objektivität des Erkenntnisinhaltes). Знание — это всегда опыт или сознание проявления, но проявления некоторой вещи: оно всегда имеет "семантическое" содержание. Таким образом, в разуме "семантическое" содержание знания получает объективно–формальное выражение, так что становится возможным его практически использовать, выводить из него практические следствия при помощи необходимых условных схем.
Следовательно, пока гносеология, проистекающая из феноменологического понимания онтологии, опирается на сознание отстояния от сущности, на истину как временную явленность, она неизбежно объективирует знание "сущностей" в пространстве "семантики" предметов. Объективное содержание знания оформляется разумом в понятие, в означаемое (signifié), чтобы лингвистически — в слуховом образе (image acoustique) — выразилось означающее(signifiant)[499]. Так термины познания становятся терминами языка. Никакое знание не дифференцируется и не определяется до тех пор, пока не выразится в языке. Схватывание понятий (concept‑signifié)[500] возможно только в их связи со слуховым образом: мы мыслим слуховыми образами даже тогда, когда не произносим их вслух[501].
Слуховой образ оформляет — то есть определяет и исчерпывает — "семантическое" содержание знания, становится "семой" (знаком, signe)[502], формальным отображением понятия. Он утрачивает всякую связь с экзистенциальным опытом относительности знания перед фактом самосокрытия сущности. Знание всегда относительно, потому что не только означающее вполне произвольно связано с означаемым[503], но и означаемое имеет всего лишь феноменальный характер и "отступает от сущности". Однако именно эта относительность знания обосновывает абсолютную позитивность языкового выражения как возможности познания, то есть обосновывает лингвистический позитивизм: ограничение знания пределами языка[504]. Мы познаем реальность только в ее языковой форме и структуре, — иначе говоря, лишь постольку, поскольку она позволяет обозначить ее знакамиобщепринятого языка. Общий элемент, связывающий язык и реальность, — это логическая форма и структура, и единственным средством познания реальности служит для нас отображение ее логической формы и структуры в языке. Мы познаем лишь то, что может быть выражено или отображено в языке, то есть лишь то, что имеет смысл, отвечает логической форме и структуре. Значит, истина может быть выражена только в соответствии с правилами "лингвистической логики"[505] и должна воплощаться в них, пусть даже эта логика — не более чем "семантика", то есть условное знание, полезное исключительно из‑за его практических выгод.
Основной тезис Соссюра о том, что связь означающего с означаемым абсолютно произвольна, выявляет предельно условный и относительный характер лингвистической логики. Истинность высказывания: "Дерево есть растение" или ложность высказывания: "Дерево есть млекопитающее" целиком зависит от условно и произвольно принятого именования данного сущего "растением" или "млекопитающим". И тем не менее именно это условное и относительное словоупотребление, условная и относительная лингвистическая логика, "неопределенный" и "неточный" обиходный язык используется для выработки "точного" типологического языка научного позитивизма[506]. Никакое знание не может быть выражено отдельно от условного общепринятого языка некоторой группы людей[507].
§ 62. ОНТОЛОГИЯ ЛИЧНОГО "СПОСОБА БЫТИЯ" — ПРЕДПОСЫЛКА ЗНАНИЯ КАК УНИВЕРСАЛЬНОГО ОТНОШЕНИЯ
Если теперь мы примем в качестве "горизонта" проявления сущих (выхода сущих из сокрытия в не–потаенность) человеческую личность, тогда знание окажется опытом проявления, приобретаемым в контексте отношенияличности с пред–метами. Для того чтобы понять и объяснить бытийное и познавательное событие отношения, необходимы иные онтологические предпосылки, отличные от предпосылок феноменологии. У тех и других есть только один общий принцип: отказ от определения сущности в онтических категориях, отказ от отождествления сущности с идеей или понятием сущего как "общего". Следовательно, знание ни в том, ни в другом случае не есть проявление сущности: сущность остается недоступной не только в феноменологии, но и в личностном познании. Однако помимо единственной общей предпосылки, эти два подхода к проблеме сущности разнятся коренным образом.
В одной из предыдущих глав[508] мы обрисовали в общих чертах тот главный пробел, который оставляет в онтологии феноменологический подход к проблеме сущности. Этот пробел может быть заполнен как абсолютизированным мистицизмом сущности, который характерен для западного апофатизма, так и "семиологической" (sémiologique) гносеологией, с ее условной целесообразностью. Феноменологическому подходу к проблеме сущности мы противопоставляем различение сущности и личности, а также различение сущности и ее энергий, которые всегда личностны. Оба различения отвечают на вопрос о способе, каким бытийствует существующее: сущность, Бытие, "самоскрывается" в способе бытия существующего, и этот способ есть, во–первых, личность - носительница энергий сущности; а во–вторых, вещи, произведения личности — плоды всегда личностных по своему характеру энергий сущности. Следовательно, говоря о "самосокрытии" сущности, мы вовсе не наделяем ее произвольно некими мистическими свойствами, что неизбежно вело бы к нигилизму сущности. "Самосокрытие" означает, что сущность не проявляется ни в онтической индивидуальности, ни в рассудочных определениях, ни в феноменологическом полагании сокрытости–непотаеннос–ти, и никогда не отождествляется ни с чем из этого. Сущность может быть познана только в экзистенциальном событии, в способе бытия, и это знание есть только потенциальная возможность, а не объективная данность. Онтологическая проблема концентрируется в реальности личности, которая никогда не может быть описана лингвистически. Реальность личности — это единственная возможность проявления сущности, способ ее бытия. Реальность вещей, способ бытия, больше не зависит от индивидуального онтического восприятия, не ограничивается предметной явленностью во времени или мысленным схватыванием не–явленности, потаенности, Ничто. Предметы суть формы энергии. В этой формуле онтологические представления богословов христианского Востока о "логосном" характере простых качеств материи сходятся с понятиями современной физики микромира[509]. Онтологическая проблема перемещается из области явленности онтических индивидуальностей, из области условной ноэматичес–кой "семантики" и содержания элементов сознания в пространство личностного бытия, в универсальное пространство события отношения. Это событие отношения есть личность, понятая как эк–статическое бытие, как призыв к личному общению. В личном отношении динамично осуществляется подлинный способ бытия. Оно может быть познано только как факт лично пережитого опыта. Никакое рассудочное определение не исчерпывает способа, каким бытийствует существующее, — иначе говоря, не исчерпывает сущности (Бытия) как личностного существования и личностной энергии. Событие отношения, и только оно, является универсальной возможностью и полнотой бытия и познания. Бытие (способ существования) "скрывается" не за недоступностью или трудностью ноэтического приближения. Оно скрывается как экзистенциальная и познавательная возможность динамично- нравственного достижения свободы, возможность подлинного (согласного с природой) способа существования. Динамичное самопреодоление онтической индивидуальности (преодоление расчлененности природы на индивидов и расчлененности существования на отдельные способности и виды деятельности), восхождение к экстатической единовидности природы, то есть к динамичной универсальности, которая реализуется в любовной самоотдаче и в отношении, — это восхождение есть нравственное свершение. Оно означает динамично–личное, а не онтическое понимание бытия, которое достижимо только в опыте жизни, то есть только этически. Личностная единовидность бытия и познания динамично осуществляется как единство ума и сердца, слова и дела, этоса и бытия. Единство, которое превращает бытие в целом в орудие познания, обеспечивая универсальную непосредственность и внутреннюю достоверность "истинного знания".
