Оливье Клеман - Оливье Клеман Истоки. Богословие отцов Древней Церкви
Однако «памятование о смерти» не приходит само. Нужно молить о нем и принимать его как благодатный дар.
Один старец говорил: «Человек, непрестанно имеющий перед взором образ смерти, всегда преодолевает свое малодушие».
Апофтегмы
Совершенное сознание смерти свободно от всякого страха
Иоанн Лествичник
Лествица, 6–я ступень, 16.
Памятование о смерти придает деятельности души нечто нетленное.
Иоанн Лествичник
Лествица, 21.
Памятование о смерти есть благодать — вкупе с другими дарами Божиими Если это не так, то почему мы зачастую остаемся совершенно бесчувственными возле гробниц, между тем как в другое время нам случается испытать глубокое сердечное волнение даже вдали от этого зрелища?
Иоанн Лествичник
Лествица, 22.
Невозможно провести в вере наступающий день, если мы не считаем как бы последним в нашей жизни.
Иоанн Лествичник
Лествица, 26.
«Памятование о смерти» должно ассоциироваться с Именем Иисуса — именем Победившего смерть. Тогда я одновременно познаю, от чего и кем спасен. И если с этим я каждую ночь отправляюсь ко сну, то мой сон (который сам по себе является образом смерти и отрешенности) — предчувствие воскресения. Имя Иисусово замыкает адские бездны, откуда в душу наплывают призрачные мечтания, и открывает ее «сверхсознательному», пронизанному крещальной благодатью, и тогда лучезарные сны приходят к ней…
Пусть памятование о смерти, как и призывание Иисуса, пребудут с тобой и при отходе ко сну, и при пробуждении. Тогда ты будешь храним и во время сна.
Иоанн Лествичник
Лествица, 15–я ступень, 51.
Таким образом, «памятование о смерти» — это путь глубочайшего созерцания.
Памятование о смерти есть первая мысль, благодаря которой любовь Божия приводит душу к жизни и наполняет сердце человека… Божественное могущество, желая явить в человеке жизнь, полагает эту мысль в сердце его подобно основанию. Если он не заглушит ее в мирской суете и тщеславии, если даст ей мирно возрасти… она приведет его к глубочайшему неизреченному созерцанию.
Исаак Сирин
Аскетические трактаты, 39–й трактат.
С опытом смирения и «памятования о смерти» соединен и дар слез. Сердце дрожит и сокрушается в Духе, в безмерной радости — радости «страдающей», ибо она неотделима от креста. И это знак того, что вся сила человеческой страсти, распятая и воскресшая, собирается воедино, умиротворяется, преображается в некую онтологическую нежность. Когда каменное сердце в сокрушении и зачарованности всего человеческого существа претворяется в плоть, тогда слезы текут тихо и сладостно, не искажая лица. Это и есть сердечное «чувствование», знакомое каждому человеку по опыту мгновений сострадания, переживания любви и красоты, но отныне становящееся постоянным.
Вначале эти слезы полны горечи и отчаяния, когда в свете Духа мы осознаем свое «неподобие», свое соучастие в ненависти и разрушении. Затем они обращаются в слезы благодарности и воодушевления, ибо «крест есть суд над судом» и «Христос воскрес».
Прежде всего молись о получении дара слез, чтобы «сокрушением» смягчить очерствелость твоей души.
Евагрий Понтийский
О молитве, 5.
Обращение и смирение выпрямляют душу.
Сострадание и кротость укрепляют ее.
Евагрий Понтийский
Монашеское зерцало, 53.
Тяжела печаль,
невыносимо пресыщение.
Но слезы перед Богом сильнее и того, и другого.
Евагрий Понтийский
Монашеское зерцало, 39.
Слезная влага имеет своим источником воду крещения, а значит — первичные воды, послушные Духу. «Крещение Духом», сознательная актуализация крещальной благодати, отождествляется со «слезным крещением».
Так печаль, претворяясь в молитву, становится миром и светом.
Ничто не способствует так изгнанию праздности и небрежения, как печаль, собирающая дух и отрезвляющая его Молящийся в печали ощущает в душе своей великую радость по окончании молитвы. Как громоздящиеся тучи вначале наводят мрак, затем же, излив всю влагу, делают воздух умиротворенным и просветленным, — так и печаль, скопляясь в сердце, погружает наши мысли во тьму, но затем, прорвавшись наружу избавившись от внутренней тяжести, приносит в душу несказанный свет, тогда предвосхищение Бога пронизывает подобно солнечному лучу душу молящегося.
Иоанн Златоуст
О непостижимости Бога, 5–я беседа.
Таинство слез приближает нас к таинству Голгофы — святой Агонии, в которой собирается воедино всякая радость. Это значит: вместе с Марией стоять, подобно Иоанну, у подножия креста.
Авва Иосиф рассказывал, что авва Исаак говорил. Однажды я сидел у аввы Пимена и увидел его восхищенным восторгом. Поскольку же между нами установилась большая свобода и разговоре, я простерся перед ним и взмолился: «Скажи мне, где ты был?» И он, весь как бы дрожа, ответил: «Мысль моя была там, где Мария, святая Матерь Божия, оплакивала крест Спасителя. Вот так же и я хотел бы непрестанно плакать».
Апофтегмы
Пимен, 151.
Мало–помалу сквозь слезы начинает проступать улыбка: ребенку это так знакомо, а для взрослого — давно забыто.
Кто свершает свой путь со слезами о Боге, тот непрестанно пребывает в праздновании.
Иоанн Лествичник
Лествица, 7–я ступень, 38 (41).
Облекшийся в блаженные слезы, как в брачные одежды, познает улыбку Духа в душе.
Ibid, 44 (41).
В начале духовной жизни случается, что Бог очевидным образом являет Себя. Но еще неопытный человек смешивает это явление со своим воображением и принимает эту смесь всерьез. Его ждет исход и долгий путь через пустыню, «печаль о Боге» и слезы боли, а затем — слезы «безболезненные». И тогда, как поистине «данную в дар» благодать, он получает подлинную радость, которая отныне принимается им в совершенном смирении и радикально преображает его, творит заново. Как мир был создан из первичных вод, так человек вос–создается из этой слезной влаги.
Одно дело — начальная радость, другое — завершительная. Первая не свободна от воображения, вторая коренится в смирении. Между ними находятся блаженная печаль и безболезненные слезы.
Диадох Фотикийский
Гностические главы, 60.
«Странник на земле», духовный человек находит в Боге свое пристанище. Его преображенный эрос просвещается в созерцании человеческого лика Божия. Он познает подлинную радость — основополагающую, свободную от всего: радость в Отце, радость в Сыне — радость, почти тождественную Духу. Царство Отца, сообщаемое нам Сыном.
Отец всех вещей есть возлюбленное царство.
Кто пребывает в Нем, кто утвердил в Нем свое пристанище —
тот обретает в Нем радость страннической жизни,
ибо вкушает сладчайшую пищу —
красоту лика Его.
Евагрий Понтийский
Сотницы, дополнение.
Имя Сына Божия велико и безмерно, им держится целый мир.
Узри же тех, кто держится им: то носящие Имя Его в глубине сердца. И Он обращается к ним и поддерживает их в радости, ибо они не постыдились носить Имя Его.
Ерм
Пастырь, 91, 5—6.
Текст II века, где описывается мироощущение первоначального христианства, подчеркивает: радость есть истинное состояние человека.
Итак, облекись в радость — средоточие божественных наслаждений; вкушай ее отраду. Ибо всякий человек в радости творит доброе и мыслит справедливое, бросая себе под ноги уныние. Пребывающий в унынии, напротив, вечно творит злое, опечаливая Духа Святого, данного людям как радость; затем… он совершает нечестие, не молясь Господу… ведь молитва унылого не имеет силы вознестись к престолу Божию… Примешиваясь к молитве, уныние не дает ей подняться — подобно тому, как подмешанный к вину уксус лишает его вкуса… Итак, очисти сердце твое от злого уныния, и будешь жить для Бога. Те будут жить для Бога, кто совлечется уныния и облачится в радость.
Ерм
Пастырь, 42, 1—4.
Благодаря вере и смирению, в кроткой и светлой радости человек обретает свое подлинное сыновство в Сыне и пламенный венец Духа. Он достигает истинно царского достоинства — свободы.
Будь в сердце своем царь, восседающий на престоле смирения. Ты приказываешь смеху: «Уйди!» — и он уходит; приказываешь сладостным слезам: «Придите!» — и они приходят; приказываешь телу, этому слуге и тирану: «Делай так!» — и оно делает.
Иоанн Лествичник
Лествица, 7–я ступень, 40 (43).
Глава IV ОТ ПРЕОБРАЖЕНИЯ СТРАСТЕЙ К ПРЕОДОЛЕНИЮ ПОМЫСЛОВ
Чтобы «видеть» Бога, нужно очистить свое сердце, свой ум. Одни предпочитают говорить о сердце, другие — об уме. Иерусалим и Афины? — Посмотрим… Ведь очень скоро становится заметно, что падение человека запечатлено этой разобщенностью, но появляется возможность сплавить воедино сердце и ум в тигле благодати. Именно это сердце–ум очищается, умиротворяется, обретает мало–помалу сознание таящегося в нем огня. Здесь свершается блаженство чистых сердцем, ибо они Бога узрят. Еще прежде, нежели встанет вопрос об аскезе, важно изменить свою жизнь: «нищета» и «праведность» нераздельны, как подчеркивается в Блаженствах Евангелия от Луки. Размышляя об этом, Августин напоминает: глаза сердца запорошены, как песком, не только множеством образов и мысленных ассоциаций, но и отказом от конкретного служения своему ближнему. Чрезмерные заботы о том, чтобы набить свои сундуки, препятствуют избавлению сердца от всего лишнего и пробуждению в нем внимания к «внутреннему Господину». Ибо где будет сокровище ваше, — говорит Иисус, — там будет и сердце ваше.
