Поль Гольбах - Система природы, или О законах мира физического и мира духовного
Все заблуждения и споры людей происходят оттого, что они отказались от опыта и свидетельства своих чувств и стали руководствоваться понятиями, которые признали внедренными в них, или врожденными, хотя в действительности это лишь плоды расстроенного воображения и усвоенных в детстве предрассудков, с которыми сроднила людей привычка и которые заставил их сохранить авторитет. Все языки заполнены абстрактными словами, с которыми связаны смутные и неясные идеи; при проверке оказывается, что такие слова не имеют образца в природе и не существует предметов, с которыми их можно было бы связать. При внимательном исследовании с изумлением обнаруживаешь, что слова, которые всегда на языке у людей, вовсе не представляют собой точных и определенных понятий. Мы слышим, как люди постоянно говорят о духах, о душе и ее способностях, о божестве и его атрибутах, о пространстве, длительности, необъятности, бесконечности, совершенстве, добродетели, разуме, чувстве, инстинкте, вкусе и так далее, но они не могут определенно сказать нам, что подразумевается ими под этими словами. Между тем слова были, по-видимому, изобретены только для того, чтобы служить образами вещей, то есть изображать с помощью чувств известные предметы, о которых ум может судить, размышлять и которые он способен сравнивать и оценивать.
Думать о предметах, которые не воздействовали ни на одно из наших чувств, - значит думать о словах, грезить о звуках и искать в своем воображении предметы, с которыми можно было бы соединить их. Приписывать же качества этим воображаемым предметам - значит предаваться еще большему сумасбродству. Слово бог должно обозначать для меня предмет, который не может действовать на какой-либо из моих органов чувств, то есть предмет, существование и качества которого я не могу установить; но для того чтобы как-то возместить недостаток знаний о нем, я напрягаю свое воображение и рисую себе некоторую картину с помощью идей или красок, которые мое воображение всегда принуждено заимствовать у известных мне из опыта предметов. В результате я рисую себе этого бога в виде почтенного старца, могущественного монарха, разгневанного человека и так далее. Мы видим, что образцом этой картины, несомненно, служит человек и некоторые из его качеств. Но если мне говорят, что бог есть чистый дух, что он не имеет тела, не обладает протяжением, не заключен в пространство, находится вне природы, которую приводит в движение, и так далее, то я оказываюсь погруженным в небытие, мой ум уже не знает, над чем он размышляет, у него нет никакой идеи. Таков, как мы увидим в дальнейшем, источник нелепых понятий, обычно составляемых людьми о божестве. Соединяя в боге несовместимые качества и противоречивые атрибуты, люди сами уничтожают его. (См. гл. IV, ч. II этого сочинения). Приписывая богу известные моральные качества, люди делают из него человека, но, награждая его отрицательными атрибутами теологии, они превращают его в химеру, уничтожают все предыдущие представления о нем, низводят его до чистого ничто. Так возвышенные науки, называемые теологией, психологией, метафизикой, становятся чисто словесным знанием, а зараженные ими мораль и политика приобретают характер необъяснимых загадок, раскрыть которые может только исследование природы.
Люди нуждаются в истине. Истина есть знание подлинных отношений между людьми и вещами, способными влиять на их благополучие. Но эти отношения можно узнать лишь с помощью опыта; без опыта нет разума, без разума же мы просто слепцы, поступающие наугад. Но как приобрести опытное знание идеальных предметов, абсолютно недоступных нашим чувствам? Как убедиться в бытии и качествах существ, которых мы не можем ощущать? Как решить, полезны или вредны для нас эти предметы? Как узнать, что мы должны любить и ненавидеть, что нам следует искать и чего избегать, что делать и чего не делать? Между тем от такого рода знаний зависит наша судьба в этом мире единственном, о котором мы имеем представление; на познаниях этого рода основана вся мораль. Отсюда следует, что, внося в мораль, то есть в науку об определенных и неизменных отношениях между людьми, туманные понятия теологии или основывая эту мораль на допущении химерических существ, существующих лишь в нашем воображении, эту мораль делают ненадежной и произвольной, предоставляя ее капризам воображения и лишая всякой прочной основы.
Существа, радикально отличные друг от друга по своей природной организации, испытываемым ими модификациям и усвоенным ими привычкам и взглядам, должны мыслить различным образом. Как мы уже видели, умственные качества людей зависят от темперамента, а темперамент различен у различных людей. Отсюда с необходимостью следует, что воображение не может быть одинаковым у всех и не может создавать одинаковых призраков. Каждый человек - это некоторое связное целое, между "всеми частями которого наблюдается необходимое соответствие. Различные глаза должны видеть по-разному и вызывать у людей весьма разнообразные представления даже о реальных предметах, которые они рассматривают. Что же сказать о том случае, когда предметы не действуют ни на одно из чувств! У всех людей в общем одни и те же представления о субстанциях, живо воздействующих на их органы. Все они более или менее согласны друг с другом относительно некоторых качеств, воспринимаемых ими приблизительно одинаково. Я говорю приблизительно, потому что ум, понятия, убеждение в какой-нибудь истине, сколь бы простой, очевидной и ясной ее ни предположить, не бывают и не могут быть строго одинаковыми даже у двух людей. Действительно, так как любой человек отличается от всех остальных, то, например, его понятие единства не может быть математически строго тождественным понятию всякого другого человека, так как тождественное следствие не может быть результатом двух различных причин. Поэтому, когда люди согласны между собой во взглядах, образе мыслей, суждениях, страстях, желаниях и вкусах, то их согласие происходит не оттого, что они видят или ощущают одни и те же предметы в точности одинаковым образом, но оттого, что их ощущения приблизительно одинаковы и их язык не настолько изобилует оттенками, чтобы отметить неуловимые различия между их способами видеть и ощущать. У всякого человека имеется, так сказать, свой собственный язык, и этот язык непередаваем другим. Какое же согласие может существовать между людьми тогда, когда они говорят о существах, знание которых опирается лишь на воображение? Может ли это воображение быть тождественным у двух различных индивидов? Как могут разные люди столковаться между собой, когда они приписывают воображаемым существам свойства, зависящие лишь от испытанных ими впечатлений?
Требовать от человека, чтобы он мыслил одинаковым с нами образом,- все равно, что требовать, чтобы он был организован, как мы, всю жизнь претерпевал те же изменения, что и мы, имел тот же самый темперамент, получал ту же пищу, то же воспитание - одним словом, был тождествен нам. Почему же в таком случае не потребовать, чтобы он имел такие же черты лица? Разве он более властен над своими взглядами? Разве его взгляды не являются необходимым следствием его природы и тех особых обстоятельств, которые с самого детства с необходимостью влияли на его образ мыслей и действий? Если человек есть связное целое, то достаточно, чтобы он отличался от нас лишь в одной из его черт, чтобы заключить, что его мозг не может ни мыслить, ни ассоциировать идей, ни отдаваться воображению или грезам так же, как наш.
Многообразие темпераментов людей есть естественный и необходимый источник разнообразия их страстей, вкусов, представлений о счастье и взглядов вообще. Это же разнообразие будет роковым источником их споров, их вражды и ненависти всякий раз, когда они станут рассуждать о неизвестных предметах, приписывая последним самое серьезное значение. Им никогда не удастся столковаться между собой, когда они станут говорить о духовной душе или нематериальном боге, отличном от природы; в этих случаях они перестанут говорить на одном и том же языке и связывать одинаковые представления с одними и теми же словами. Где найти общую меру и как определить, кто рассуждает правильнее всех, у кого наиболее нормальное воображение, у кого самые точные сведения, когда речь идет о предметах, которые недоступны опыту и ни одному из наших чувств, для которых нет образцов и которые выше разума? Все люди, все законодатели, все метафизики, все народы всегда составляли себе различные представления об этих вещах, и каждый из них думал, что именно его фантазии имеют преимущество перед всеми другими, которые казались ему столь же нелепыми, вздорными, ложными, как и его взгляды - остальным. Всякий придерживается своих взглядов, потому что дорожит собственным образом жизни и верит, что его счастье зависит от его привязанности к своим предрассудкам, усвоенным им лишь потому, что он считает их полезными для своего благополучия. Предложите сложившемуся человеку переменить свою религию на вашу, вы вызовете этим предложением лишь его негодование и презрение, он сочтет вас сумасшедшим ив свою очередь предложит вам принять его взгляды. В результате после долгих споров вы станете смотреть друг на друга как на тупых и упрямых людей, и меньшим глупцом окажется тот, кто уступит первым. Но если во время спора оба противника разгорячатся (а это бывает всегда, когда предмет спора считают важным или когда в дело вмешивается самолюбие), то страсти обостряются, распря разгорается, оба спорщика начинают ненавидеть друг друга, а под конец и вредить друг другу. Так, из-за вздорных разногласий брахманы ненавидят и презирают мусульман, которые в свою очередь притесняют и угнетают их; христиане преследуют и сжигают евреев, у которых они заимствовали свою религию; христиане объединяются между собой против неверующих, для борьбы с которыми они прекращают свои нескончаемые кровавые и жестокие споры.
