Святитель Игнатий Брянчанинов - Том 2. Аскетические опыты. Часть II
Но и в этом обстоятельстве Он снизошел нам человеколюбиво, зная, что неизбежно ежедневное попечение о плоти, не отсек ежедневного попечения; но, попустив попечение о настоящем дне, повелел не заботиться о завтрашнем. Повелел Он это весьма прилично, благолепно и человеколюбиво: потому что невозможно человекам, облеченным в тело, нисколько не заботиться о том, что относится к жизни тела. Многое сократить в малое, при посредстве молитвы и воздержания, возможно; но всеконечно презреть все, относящееся к телу, невозможно. И потому желающий, по Писанию, в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова достигнути [346], не должен предпочитать молитве различные служения или без нужды, как случится, брать их на себя, ниже, под предлогом молитвы, отвергать их, когда они встретятся по нужде и смотрению Божию, но рассматривать, различать и служить смотрению Божию без испытания. Иначе мудрствующий и не признает, что одна заповедь может быть выше и главнее другой, как то видит из Писания и не хочет направлятися ко всем заповедем [347], смотрительно встречающимся ему, как то заповедует Пророк. Нужное и смотрительно встречающееся с нами — неизбежно, а безвременные занятия должно отвергать, предпочитая им молитву, в особенности же те занятия, которые низвлекают нас ко многим расходам и к собранию излишнего имущества. Насколько кто ограничит их и отвергнет предметы их, настолько удержит мысль от парения, насколько удержит мысль, настолько даст место чистой молитве и докажет веру во Христа. Если же кто, по причине маловерия или другой какой немощи, не может так поступать, тот, по крайней мере, пусть признает истину и подвизается по силе, обвиняя свое младенчество. Лучше подвергнуться ответственности за оскудение, чем за прелесть и возношение: в этом да удостоверит тебя притча Господа, представляющего в первом состоянии мытаря, а по втором — фарисея [348]. Постараемся отстранять от себя всякое мирское попечение надеждою и молитвою. Если же не возможем исполнить этого как должно, то будем приносить Богу исповедание в оскудениях; от упражнения же в молитве не попустим себе отступить. Лучше подвергнуться укорению за частное упущение, нежели за совершенное оставление. Во всем сказанном нами о молитве и неизбежном служении много нам потребно вразумления от Бога к рассуждению, чтоб знать, когда и какое занятие мы должны предпочитать молитве: потому что каждый, упражняясь в любимом ему занятии, думает совершать должное служение, не зная, что служение должно рассматривать в отношении угождения Богу, а не в отношении угождения себе. Тем затруднительнее здесь рассуждение, что и эти нужные и неизбежные заповеди не всегда одинаковы в отношении к исполнению, но одна другой, в свое время, должны быть предпочтены. Не всякое служение совершается всегда, но в свое время, а служение молитвы законоположено нам непрестанное, потому и должны мы предпочитать ее занятиям, в которых не настоит необходимой надобности. Все Апостолы, уча этому различию народ, желавший привлечь их к служению, сказали: Не угодно есть нам, оставльшим слово Божие, служити трапезам. Усмотрите убо, братие, мужы свидетельствованы от вас седмь, ихже поставим над службою сею. Мы же в молитве и служении слова пребудем. И угодно бысть слово сие пред всем народом [349].
«Начнем дело: преуспевая постепенно, найдем, что не только надежда на Бога, но и извещенная вера, и нелицемерная любовь, и непамятозлобие, и братолюбие, и воздержание, и терпение, и глубина разумения, и избавление искушений, и даров дарование, и исповедание сердечное, и прилежные слезы доставляются верующим молитвою. Не только это, но и находящих скорбей терпение, и чистая любовь к ближним, и познание духовного закона, и обретение правды Божией, и наитие Святого Духа, и подаяние духовных сокровищ — словом, все, что обетовал Бог подать верующим в этом и будущем веке. Невозможно душе восстановить в себе образ иначе, как только Божиею благодатию и верою человека, когда он пребывает умом в непарительной молитве и великом смиренномудрии» [350].
Подобно преподобному Марку рассуждает и преподобный Макарий Великий: «Глава всякого благого тщания и верх добрых дел есть всегдашнее в молитве пребывание, чрез которую и другие добродетели приобретаем, содействуя Подающему руку Тому Самому, Который и зовет нас на сие. Ибо общение с таинственной силой, и сопряжение мыслей, намеревающихся вдатися [полностью посвятить себя. — Ред.] святости, яже к Богу, и прилепление самой души, горящей любовию ко Господу чрез оную же, неизглаголанно в молитве подаваемы бывают достойным. Глаголет бо: Дал еси веселие в сердцы моем [351]. И Сам Господь сказует: Царство Небесное внутрь вас есть [352].
Святой Иоанн Лествичник называет молитву матерью всех добродетелей [353].
Преподобный Симеон Новый Богослов говорит о внимательной молитве: «Святые отцы наши, слыша слова Господа во Священном Евангелии, что от сердца исходят помышления злая, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, татьбы, лжесвидетелства, хулы и что сия суть сквернящая человека [354]; опять слыша в другом месте Евангелия, что Господь заповедует нам очистить внутреннее сткляницы и блюда, да будет и внешнее их чисто [355], оставили всякое иное дело и подвизались всеусильно в этом делании, то есть в хранении сердца, зная наверно, что вместе с этим деланием они удобно приобретут все прочие добродетели, что без этого делания не может ни стяжаться, ни пребыть ни одна добродетель. Некоторые из Отцов наименовали это делание сердечным безмолвием, другие назвали вниманием, иные — трезвением и противоречием, иные — истязанием помыслов и хранением ума: потому что все занимались им и при посредстве его сподобились Божественных дарований. О нем говорит Екклесиаст: Веселися, юноше, во юности твоей, и ходи в путех сердца твоего непорочен и чист, и удали сердце твое от помышлений [356]; о нем говорит и Приточник: Аще взыдет на тя дух владеющаго (прилог диавола), места твоего не остави [357], то есть: не попусти ему войти в место твое, под именем места разумея сердце; о нем говорит и Господь наш в Священном Евангелии: не возноситеся [358], то есть: не расточайте ума вашего туда и сюда; опять в другом месте говорит: блажени нищии духом [359], то есть: блаженны те, которые не стяжали в сердце свое ни одной мысли этого мира, но нищи — не имеют никакого мирского помысла. И все Божественные Отцы наши много написали об этом. Кто хочет прочитать их писания, тот увидит, что написал подвижник Марк, что сказал святой Иоанн Лествичник, и преподобный Исихий, и Синаит Филофей, и авва Исаия, и великий Варсонофий, и многие другие. Кратко сказать: кто не внимает хранению ума своего, тот не может быть чист сердцем, тот не сподобится зреть Бога. Кто не внимает, тот не может быть нищ духом, не может плакать и рыдать, ни быть кротким и смиренным, ни алкать и жаждать правды, ни быть милостивым и миротворцем, ни изгнанным правды ради. Вообще скажу: невозможно стяжать никакой другой добродетели иным образом, как только вниманием. И потому тебе должно озаботиться о нем более, нежели о чем другом, чтоб на самом деле стяжать то, о чем говорю тебе». Затем предлагает Преподобный непрестанно совершать молитву Иисусову при соединении ума с сердцем, причем подвижник может постоянно пребывать в трезвении и отгонять именем Иисуса всякий греховный помысл, откуда бы он ни возник, отгонять его, прежде нежели он войдет и изобразится. При посредстве этого делания стяжавается опытное и существенное познание падших духов; познав их, мы стяжаем к ним ненависть и памятозлобие, вступаем в непрестанную брань с ними, воздвизаем против них естественную ревность, гоним их, поражаем, уничтожаем [360].
Блаженный [361] Никифор определяет внимание так: «Одни из Святых назвали внимание блюдением ума, другие хранением сердца, иные трезвением, иные мысленным безмолвием, иные иначе. Всем этим выражается одно и то же, как бы кто сказал хлеб, или сказал ломоть и кусок; так понимай и об этом. Что есть внимание и какие его свойства, тому научись тщательно. Внимание есть чистого покаяния познание, внимание есть воззвание души, ненависть к миру, восхождение к Богу; внимание есть отвержение греха и восприятие добродетели; внимание есть несомненное извещение в прощении грехов; внимание есть начало умозрения, правильнее же — причина умозрения: ибо Бог, при посредстве его, нисходит и является ему. Внимание есть несмущение ума или, правильнее, твердость его, дарованная душе милостию Божиею; внимание есть низложение помыслов, памяти Божией храм, сокровищехранитель терпения встречающихся напастей; внимание — причина веры, надежды, любви» [362]. Блаженный Никифор, подобно преподобному Симеону Новому Богослову и прочим святым Отцам, предлагает в средство ко вниманию непрестанное упражнение молитвою Иисусовою при соединении ума с сердцем. Приглашая всех иноков, произволяющих стяжать истинное преуспеяние, к подвигу внимания и соединенной с ним непрестанной молитвы, Никифор говорит: «Вы, желающие сподобиться великолепного, Божественного светоявления Спасителя нашего Иисуса Христа, вы, желающие восприять ощутительно пренебесный огнь в сердце, вы, которые тщитесь получить существенное примирение с Богом, вы, которые оставили все мирское для приобретения и стяжания сокровища, сокрытого на селе сердец ваших, вы, которые хотите, чтоб светильники душевные отныне возжглись светло и потому отреклись от всего временного, вы, которые хотите разумно и опытно познать и приять Царство Небесное, находящееся внутри вас! придите, и поведаю вам науку и художество вечного, небесного жития, вводящие делателя своего без труда и пота в пристанище бесстрастия, не боящиеся ни падения, ни обольщения от бесов, тогда только упадающие, когда мы, по причине преслушания, пребываем вне этого жительства, где-то в далекой стране, подобно древнему Адаму, который, презрев заповедь Божию, вступив же в дружество со змеем и признав его верным, насытился плода прелести до пресыщения и низверг бедственно в глубину смерти, тьмы и тления себя и всех своих потомков. Невозможно нам получить примирение и соединение с Богом, если мы, во-первых, не возвратимся по возможности к себе, если не войдем в себя. Преславно — отторгать себя от общения с миром и от суетного попечения и неослабно соблюдать находящееся внутри нас Небесное Царство. По этой причине монашеское жительство названо наукою из наук и художеством из художеств: это преподобное жительство доставляет не какие-либо тленные предметы, чтоб в них мы похоронили ум наш, отвлекши его от лучшего, но обещает страшные и неизреченные блага, которых око не видело, о которых ухо не слышало, которые вовсе не известны для сердца [363]. И посему несть наша брань к плоти и крови, но к началом и ко властем и к миродержителем тмы века сего [364]. Если настоящий век — тьма, то бежим от него, бежим, помышляя, что у нас нет ничего общего со врагом Божиим. Желающий быть другом ему, соделывается врагом Бога [365], а соделавшемуся врагом Бога кто может помочь? И потому будем подражать Отцам нашим и, подобно им, займемся взысканием находящегося внутри сердец наших сокровища, и, найдя, будем держать его крепко, возделывая его и храня: таково наше назначение с самого начала» [366].
