Василий Сергеев - Янычары

Ислам же, поистине, говорит другое! Каждому и в каждом деле предоставлен выбор: решай сам, пойти направо или пойти налево. Есть тысяча способов совершить зло, не нарушив ни одного закона. Есть и пути, чтобы остаться чистым, нарушая запреты один за другим. Поступки человека предопределены, но лишь в конечном счете; каждый раз он должен совершить свободный выбор (ихтияри), как учит блистательный ал-Кашани. А чтобы склонить людей к верному выбору, им ниспосланы божественные заветы и законы.

– Так что же делать?

– Поистине, каждый, достигший совершеннолетия, должен говорить и делать лишь то, что может принести пользу. Если сказать что-либо и промолчать одинаково полезно, то, в соответствии с сунной, от таких слов или дел следует воздержаться, ибо дозволенные речи могут смешаться с запретными и отвергаемыми. Так гласит один из хадисов. Стало быть, самое лучшее – воздерживаться в сомнении. Думай сам. Будь честным и чистым перед собой и перед Аллахом. А уж если ты принял решение и совершил поступок – раскаиваться поздно и глупо. Награда – либо наказание – не замедлит.

– Так награда – или наказание?

– А это важно? – с преувеличенным интересом спросил старик.

– Не могу представить человека, которому было бы неважно – наградят его или казнят...

– И тем не менее каждый день на земле происходят казни и наказания, и ты к этому относишься спокойно. По меньшей мере половина человечества пойдет в джаханнам, а иные мудрецы говорят, что десятеро из каждой дюжины – лишь дрова для джаханнама, – и ты к этому относишься спокойно. Что ж так далбсь тебе твоя собственная судьба? Отнесись к ней с тем же юмором и пониманием, с которым ты относишься к чужим судьбам...

– Как?.. – не понял Абдаллах. – Вы шутите...

– Нисколько, – возразил старик. – Тебя, как и любого, от мира отделяет преграда – хаджаб; поистине, твои постоянные мысли о себе самом и есть эта преграда. То, что ты дорожишь собою больше всего в мире, – и есть эта преграда. Ты не сможешь всерьез, долго и всепоглощающе думать о душе кого-то еще (а если и сможешь, то он тебе не позволит) – так думай, по крайней мере, о себе с юмором, и ты будешь ближе к истине и к Аллаху, ты отодвинешь преграду, разделяющую вас...

– А как ее совсем убрать?

– Убрать ее невозможно, пока ты жив. Но прорваться сквозь нее, выйти вовне иногда можно; ненадолго, но можно...

– Как?

– От тебя тут мало что зависит, ты можешь даже не заметить этого... Ты можешь сказать или сделать нечто угодное Аллаху, на что сам не обратишь внимания, но за это Аллах возвысит тебя на много ступеней; и можешь ты сказать или сделать нечто, вызывающее ярость Аллаха, на что не обратишь внимания, но за это Аллах ввергнет тебя в ад... Ты должен всего лишь быть честным с собой, следовать фитре. Я сказал – «всего лишь» – но как это иногда непросто!.. И вот тогда твой образ, твой поступок запечатлеется в чьем-то сознании... как идеал, как образец, как то, к чему надо стремиться... Вот и все.

– А я?

– Что «а я?» «Я» – это и есть хаджаб! Ты будешь дальше путаться и ошибаться, и, может быть, еще раз или два кто-то ахнет, глядя на тебя: вот оно! вот – истина! Скажу, что и сам Иса не смог сделать больше! И никто не сможет сделать больше, чем поселить свой образ в чужих головах как образец и идеал жизни. И это его единственное бессмертие – в твоей голове, в моей голове. Другого нет.

Иса знал это. «Берегитесь, как бы кто-нибудь не ввел вас в заблуждение, говоря: «Вот, сюда!» или «Вот, туда!». Ибо Сын человека внутри вас. Следуйте за ним! Те, кто ищет его, найдут его», – сказано в конце 8-го листа Евангелия от Марии. «Итак, если скажут вам: «вот, Он в пустыне», – не выходите; «вот, Он в потаенных комнатах», – не верьте» .

Для того чтобы получить такое, подлинное, бессмертие, вовсе не обязательно умирать. Более того: если ты не получил, не завоевал, не заслужил его при жизни – на смерть рассчитывать почти бесполезно, если, конечно, сама смерть не будет тем поступком, который запомнится людям. «Те, кто говорит, что умрут сначала и воскреснут, – заблуждаются. Если не получают сначала воскресения, будучи еще живыми, [то], когда умирают, не получают ничего» . Китайский мудрец Лао-цзы дал такое определение бессмертия: «Бессмертен тот, кто умер, но не забыт».

Итак, понял ли ты, как служить только «лицевому» Богу, избегая «изнаночного»? Если да, то ты тут же поймешь и где нам предстоит жить после смерти...

– Поистине, служение истинному, правому богу может заключаться лишь в том, чтобы обрести уважение в тех тысячах глаз, которые следят за нами... Из нор и трущоб, с места казни и от свежих могил – их глаза вперены в нас и ждут помощи, понимания и защиты... И чем выше возносит нас жизнь – тем больше этих вопрошающих глаз, и тем страшнее солгать им, обмануть их, не оправдать их доверия, предать... А жизнь наша будущая – это жизнь в сердцах и душах тех, которые видели наши деяния и смогли достойно оценить их... И только, – другой «будущей» жизни нет!..

Старик, одобрительно кивавший головой, с треском оторвал рукав от своей фарджии:

– Возьми, сынок, обмотай им свою чалму – и пусть мое благословение, подобно клочку этой ткани, осенит твой путь ... В твоих словах нет греха, в них – истина, ибо поступать так, как ты сейчас сказал, – значит, уверовать в огненную душу другого, а не только свою: но именно таковой она и была создана Творцом! Абу Йазид ад-Бистами, который среди нас подобен Джибрилу среди ангелов, учил, что когда личности исчезают, растворившись в боге, они становятся неразличимы: «ты есть я, я есть ты». Если ты на своем пути (ат-тарика) сможешь вместить в себя бога (иттихад), ты тем самым сможешь понять и вместить в себя и всякого человека; поистине, не будет ничего в мире крепче, чем община (умма), в которой собрались такие люди!

Клянусь тем, в чьей руке пребывают все наши души, теперь я могу спокойно умереть, зная, что оставляю в мире еще одного человека, в которого истина была поселена моими усилиями...

Ты будешь еще долго стараться лишь о том, чтобы поселить свой образ в чужой душе, – и, клянусь Аллахом, в этом будет твоя главная ошибка. Это может произойти лишь случайно, я не ошибся, сказав эти слова. Если ты будешь специально стараться об этом, то это не более, чем украшение себя павлиньими перьями, а ты знаешь, кто такой павлин. Но придет время, и ты поймешь, что куда важнее – вместить в свою душу других людей. Первый человек, которого невольно вместила в себя и приняла за образец твоя душа, – это твоя мать. Жив в тебе и Иса ибн Марйам. Но горек тот человек, который не вместит в себя всего мира! Его можно лишь пожалеть.

А еще – берегись, ибо однажды образ женщины врывается в нас столь властно и покоряюще, что с ним почти невозможно справиться, если не иметь точной, ясной, хорошо обозначенной цели, к которой ты давно идешь и твердо решил прийти...

Смерть

На надгробии старом

Слов неведомых грусть.

Кто здесь были? Татары?

Асы? Половцы? Русь?

Чья, в бессменном дозоре,

Здесь осталась тоска,

Путь к Последнему Морю

Не успев отыскать?

Немы камни и кости.

Лишь по трещинам смог

Свесить мягкие космы

Фиолетовый мох,

Да у ног обелиска,

Рядом с мертвым – жива

Разлохматила листья

Золотая трава.

Степь пронизана солнцем,

Трав серебряный звон...

До черты горизонта

Вольно лег тихий Дон

...Тем столетиям – длиться,

Нашим предкам – жить вновь:

В наших жилах струится

Их горячая кровь!

Абдаллах проснулся от колющей боли во лбу. Голова болела, он чувствовал себя совершенно разбитым и не выспавшимся, но муэдзин, видимо, только что прокричал свое «Аллагу-акбар», призвав к салят аль-фаджр , и во дворе били молотом о наковальню, напоминая рабам, что молитву, – а главное, последующую работу – пропускать недопустимо. Он отмахнул ото лба колкий пучок соломы, поднялся из яслей, нашарил ногами большие деревянные сандалии...

Старик еще лежал. Абдаллах подошел к нему, тронул за плечо – и рука старика упала, завалившись за спину, так, как не могла бы упасть рука живого человека...

Абдаллах в испуге повернул его на спину...

Старик умер совсем недавно, – тело еще не успело окоченеть, – и, видимо, умер легко, ибо на лице его застыла улыбка, похожая на ту, с которой он стоял на степном кургане, облитый потоками нежащего зноя...

***

...Сборы в последнюю дорогу были недолги. Скромная могила приняла тело старика; уста кузницы, огромный русобородый Али с тщательно выбритой головой, которого, единственного среди кузнецов, Абдаллах побаивался, бросил первую горсть земли. «Из нее Мы сотворили вас и в нее возвращаем вас, и из нее изведем вас в другой раз»... Он же, Али, прочел слова салят аль-джайаза : «...Сотвори пристанище его просторным, омой его водой, снегом и градом, очисти его от заблуждений, как очистил бы ты белые одеяния от нечистот; предоставь ему убежище более великолепное, нежели было у него при жизни...»