Константин Зноско - Исторический очерк Церковной унии. Ее происхождение и характер

Глава Х

КОРОЛЬ СИГИЗМУНД III. НАСИЛЬСТВЕННОЕ ВВЕДЕНИЕ ПРИ НЕМ УНИИ. ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ УНИИ СО СТОРОНЫ ПРАВОСЛАВНЫХ

Король Сигизмунд III и введение унии

Сигизмунд III был самым сильным, хотя и не глав­ным, виновником унии, и без его решительного уча­стия уния не была бы введена. Отношение его к унии точно определилось еще до принятия ее на Брестс­ком униатском Соборе. Он первый задумал посылку в Рим к папе двух духовных представителей после состоявшегося в Бресте в 1591 г. Собора для перегово­ров об унии и манифестами своими обещал оказы­вать свои королевские милости епископам, старав­шимся о ее введении. Не оставался он безучастным к своей излюбленной унии по случаю тех манифеста­ций, какие делались против нее после издания им универсала 24 сентября 1595 г. В универсале король объявлял, что он старался и старается привлекать своих подданных православных к Католической Цер­кви отечески, а после обнародования универсала стал действовать на них совсем не по-отечески.

Вот что говорит автор известной книги «Апокрисиса»: «Нападки на богослужение последователей древней Греческой Церкви начали появляться тот­час, как издана была в 1592 г. королевская грамота некоторым епископам, изъявившим согласие под­чиниться папе. Но более частыми и открытыми они сделались в 1595 г., уже после отъезда в Рим Поцея и Терлецкого. В это время открылось прямое пре­следование нашего богослужения, а началось оно по универсалам короля, и именно в имениях и го­родах королевских запечатывали в некоторых мес­тах церкви. Забирали из них церковные облачения; в праздники, которые отмечались по старому кален­дарю, силой выгоняли народ из храма, нападали на духовенство, запрещали нашим священникам хо­дить в ризах со Святыми Дарами через площадь и открыто провожать мертвых по обычаю Греческой Церкви. По праздникам не позволяли нам звонить в колокола и отправлять обряды нашего богослу­жения, а тех, которые этим приказаниям и запре­щениям не хотели повиноваться, удручали плетя­ми, заключением, побоями и другими способами.

В то же время и в тех же королевских городах де­лали нападения на школы нашей греческой веры, изгоняли из них детей, тащили в свои школы, били, сажали в тюрьмы и подвергали всяким посмеяниям. В некоторых королевских городах люди греческой веры, вопреки давним обычаям, были устраняемы от должностей, от цехов, от ремесел и притесняемы в судах и разных других делах. Со стороны православ­ных заявлено было в разных местах много протестов, свидетельствующих о том, кому, где и когда сдела­ны были насилия».

Все это происходило после отправления Поцея и Терлецкого в Рим, т.е. еще до принятия на Брестс­ком Соборе унии. Чего же могли ожидать православ­ные западнорусы от короля после объявления ее в Литве? Из обзора деяний состоявшегося в 1596 г. в Бресте Собора мы видели, что на нем произошел рас­кол: Собор разделился на две половины — православ­ную и латинско-униатскую, — и уния была принята только униатской половиной, включавшей в себя ничтожное количество православных. Без сомнения, она погибла бы в самом начале ее появления, так как православные ее упорно не признавали, если бы в основе своей она не имела государственного значе­ния, т.е. если бы ее церковные интересы не были объединены с интересами политическими. Во имя последних она настойчиво поддерживалась не толь­ко королем и его правительством, но и вводилась ими насилием и мерами жестокости. Иначе и не могло быть, ибо во всяком деле, где в основу ставятся инте­ресы государственно-политические и где на пути встречаются препятствия таковым, не обходится без насильственного его проведения. Этот характер смешения церковных и политических интересов в са­мой идее церковной унии обнаружил король Сигизмунд III в изданной им сразу же после Брестского Собора грамоте. В ней король говорил: «Митрополит с епископами, со всем духовенством и многими людь­ми греческой русской веры сошлись в соборной бре­стской церкви Св. Николая после молитв, три дня разбирали дело, справляючись со Священным Пи­санием, с правилами св. отцов, братски призывали к себе епископов Михаила и Гедеона с их товари­щами, но они, хотя сначала добровольно приступали к унии и о том к нам писали, теперь, по наущению упорных людей, оставили святой храм Божий, в ко­тором во все время Собора ни разу не были, пожела­ли соединиться с анабаптистами, арианами, богохульниками и с другими старыми еретиками, непри­ятелями и поругателями веры православной русской. Мало того, соединясь с каким-то еретиком Никифором и другими греками, шпионами и изменниками нашими, засели в еретической божнице, где с окаме­нелым фараоновым сердцем, с упорством и злостью осмелились решать дела, к ним не подлежащие; вос­стали против нас, своего господаря, против Речи Посполитой и своих начальников, отлучились от Церкви Божией, составили протесты и заговоры, под­писывали бланкеты и прикладывали печати, призы­вали к рукоприкладству людей, не принадлежащих к Собору, насильно заставляя их подписываться, а по­том на тех бланкетах что-то писали и по государству нашему рассылали». Дальше король извещал всех, что епископы Михаил и Гедеон прокляты, а поэтому запрещается почитать их епископами и входить с ними в какие-либо соглашения; все же правитель­ственные власти и должностные лица обязываются уважать постановление Брестского латинско-униатского Собора, в его противниках должны видеть го­сударственных преступников.

Вот как отнесся король к Брестскому Собору. Ут­вердив постановления униатского Собора, униатов признал преданными престолу и отечеству и объя­вил, что на противников унии, т.е. православных, смот­рит как на нарушителей общественного спокойствия и государственных изменников. Просьбу православ­ного Собора об избрании нового митрополита и епис­копов вместо отпавших от православия король отверг.

Эта королевская грамота открыла широкое поле преследованиям православных, которые не замедлили обнаружиться как со стороны короля, так и врагов православия тотчас же после ее обнародова­ния. Патриарший экзарх Никифор, оклеветанный, будто он явился в Польшу шпионом султана, был заключен в тюрьму и уморен голодом. Православ­ные церкви, монастыри, архиерейские имения ко­роль стал раздавать принявшим унию епископам, и те, имея в нем опору, изгоняли из приходов свя­щенников, не желавших унии, и заменяли их дру­гими. Тех же священников, которые упорно продол­жали священствовать и наставлять свою паству держаться православия, схватывали, бесчестили, заключали в тюрьмы. Православных мирян преда­вали проклятию. Церкви у них отнимали насиль­но и обращали в униатские. Простой народ силой загоняли в униатские церкви, а сопротивлявших­ся муками заставляли принимать унию.

Обрушились на православных гонения и со сто­роны иезуитов и латинян. Не прошло 2—3 лет со вре­мени введения унии, как летописи, отмечавшие пре­следования православных, стали заполняться разительными фактами насилия. Приведем для при­мера следующий случай, имевший место в г. Вильне в 1598 г. Тотчас же после объявления унии у Пра­вославных г. Вильны был отнят Свято-Троицкий храм, находящийся при Свято-Троицком монасты­ре, и православные построили невдалеке от него новый храм. Приближался праздник Пасхи 1598 г. В Великую Субботу под вечер, когда в церкви дела­лись обычные приготовления к Светлому праздни­ку, в храм прибыл ксендз Гелиашевич с толпой до 50 студентов иезуитской академии. Прибывшие вторглись в алтарь, кощунственно сбросили с престола Святое Евангелие и крест, а затем, выйдя через Цар­ские врата на середину церкви, где находилась Свя­тая Плащаница, схватили ее и стали с тем же ко­щунственным глумлением носить по церкви и бросать из стороны в сторону. Церковники и церков­ные служители стали уговаривать бесчинствующих прекратить глумление над святыней и за это под­верглись гнусной брани и даже побоям. В ночь Свет­лого Христова Воскресения студенты-иезуиты яви­лись в Духовский храм к началу службы и, окружив Плащаницу, пытались опрокинуть ее, толкали мо­лящихся, а женщин кололи шпильками и, высту­пив к алтарю, препятствовали причастникам подхо­дить ко Святой Чаше. Еще большее бесчинство произвели иезуитские студенты в тот же день вече­ром. Явившись на вечерню вооруженными, они раз­местились в притворе, у церковных дверей, среди храма, кололи молящихся шпильками, а женщин потирали пальцами по устам, по лицу и говорили им бесстыдные слова. Несколько раз наносили удары ка­дившему священнослужителю во время каждения им храма, а затем, заняв места при самом амвоне, не пропускали священно- и церковнослужителей для со­вокупных праздничных песнопений. Когда же уча­ствующий в пении бакалавр братской школы стал про­сить бесчинствующих хотя немного податься назад, избили его по лицу. Мало того, выйдя из храма и со­единившись с толпой, ожидавшей их у храма и воо­руженной ружьями, луками, топорами и камнями, начали штурмовать коллегиум братский (школу) и соседний братский дом. Выломали там ворота, повыбили окна, повредили стены зданий, пробили крышу и изранили прислугу. Не оставили они сво­их бесчинств и на следующий день. Явившись с ору­жием к Свято-Духовской церкви и разделившись на группы, произвели нападение на братский коллеги­ум, на дома братчиков, на православное кладбище; били и преследовали людей, шедших в церковь; на­конец вторглись в храм и произвели там сильную тревогу и замешательство в богослужении. Все это делалось с целью вызвать со стороны православных сопротивление в церкви и произвести там кровопро­литие, что послужило бы достаточным основанием для закрытия православной церкви. Православные понимали цель своих врагов, и посему мужествен­но переносили жестокие оскорбления; они плакали от огорчения и молились, но сопротивления не ока­зали.