Глеб Носовский - Потерянные Евангелия. Новые сведения об Андронике-Христе
Что до меня, то НИКАКОЙ ЛИЧНОЙ ВРАЖДЫ С ЕВФРАТОМ У МЕНЯ НЕТ, НО ПОНАЧАЛУ ОТВРАЩАЛ Я ЕГО ОТ СТЯЖАТЕЛЬСТВА И ПОРИЦАЛ ЗА СТРАСТЬ ИЗ ВСЕГО ВЫКОЛАЧИВАТЬ ДЕНЬГИ, а затем понял, что советы мои ему без пользы и следовать им он не в силах, – однако он почел это для себя бесчестием и ТЕПЕРЬ НЕ УПУСКАЕТ СЛУЧАЯ МЕНЯ ОКЛЕВЕТАТЬ. Ежели все его изветы против нрава моего показались вам убедительны, знайте: вас он опозорил больше, чем меня… ИЗ-ЗА ЕВФРАТА вы перестали быть мудрецами. Разве могут почитать себя мудрецами ОБМАНУТЫЕ ВРАЛЕМ? Разве не отступились они от мудрости ради ЛЖИ ЛЖЕЦА?… Я ОКЛЕВЕТАН И НАДОБНО МНЕ ОТБИТЬСЯ ОТ КЛЕВЕТНИКОВ!" – воскликнул Аполлоний» [876:2a], с. 128–129.
Нападки Евфрата на Аполлония не прекращались, а только усиливались. Филострат сообщает: «Когда Аполлоний воротился из Эфиопии в Александрию, то начался у него раздор хуже прежнего, так что ДНЯ НЕ ПРОХОДИЛО БЕЗ СПОРА. Впрочем, словопрения Аполлоний доверял Мениппу и Нилу, а сам лишь изредка тратил время на Евфрата» [876:2a], с. 138.
Итак, Евфрат-Иуда далеко ушел от прежнего своего состояния почтительного ученика и превратился в злобного ненавистника, стремящегося всеми средствами разрушить влияние Аполлония-Христа. Все это прекрасно отвечает евангельской характеристике Иуды Искариота.
Тема денег, как-то связанных со смертью Аполлония-Христа, звучит на страницах Филострата еще и в таком виде. Сразу после перечисления разных версий гибели Аполлония и его Воскресения, Флавий Филострат неожиданно говорит следующее: «Дамид пришел посоветоваться о деньгах – после путевых издержек денег осталось самая малость. „Завтра я об этом позабочусь“, – пообещал ему Аполлоний, а на следующий день, ЯВИВШИСЬ В ХРАМ, СКАЗАЛ ЖРЕЦУ: „ДАЙ МНЕ ТЫСЯЧУ ДРАХМ ИЗ ЗЕВСОВЫХ ДЕНЕГ, ежели не опасаешься, что такой заем для него в тягость“. – „Отнюдь, ОТВЕЧАЛ ЖРЕЦ, – но скорее будет ему в тягость, ежели не возьмешь ты побольше“» [876:2a], с. 190–191.
В книге «Царский Рим в Междуречье Оки и Волги» мы отмечали, что старинные летописцы, близкие к раввинско-иудейской традиции, иногда путали Христа и Иуду Искариота. След такой путаницы всплывает сейчас и у Филострата. Он ошибочно счел, что сам Христос ЯВИЛСЯ В ХРАМ И ПОТРЕБОВАЛ ДЕНЕГ, А ЖРЕЦ ХРАМА ТУТ ЖЕ ВЫДАЛ ПРОСИМОЕ, причем предложил даже взять побольше. На самом же деле, как мы теперь понимаем, в храм явился Иуда Искариот и взял от первосвященников, то есть жрецов храма, плату за предательство Иисуса. Причем, по Филострату, просителю были выданы не какие-нибудь, а именно ЗЕВСОВЫ ДЕНЬГИ. Но ведь «античный» Зевс, как мы уже неоднократно говорили, это одно из отражений Андроника-Иисуса. Следовательно, тут речь идет об ИИУСОВЫХ ДЕНЬГАХ. Получается, что речь шла о ПЛАТЕ ИУДЕ ЗА ПРЕДАТЕЛЬСТВО ИИСУСА. Но Филострат уже подзабыл суть дела.
Поэтому об иисусовых-зевсовых деньгах, выданных жрецом в храме, упомянул, а вот кому их вручили – запутался. Вместо Иуды ошибочно назвал самого Иисуса.
Кстати, в труде Флавия Филострата лишь об Евфрате говорится, что он очень жаден. Больше ни одного подобного персонажа не описано. И в Евангелиях тоже лишь про Иуду сказано, что он был жаден и предал ради денег.
Тема исключительной жадности Евфрата-Иуды ярко представлена и в «Письмах» Аполлония Тианского. Так именуют несколько кратких текстов, написанных и направленных будто бы самим Аполлонием к разным людям. Среди них есть несколько посланий к Евфрату-Иуде. В них, в частности, говорится следующее.
«К Евфрату:… ТЫ И ТАК УЖЕ СКОПИЛ МЕГАБИЗОВЫ БОГАТСТВА…
Отправился ты, имея при себе лишь одежу да седую бороду по пояс… Как же вышло, что нынче ты приплыл на корабле, БИТКОМ НАБИТОМ СЕРЕБРОМ И ЗОЛОТОМ, и всяческой рухлядью, пестрым тряпьем и прочими побрякушками, не говоря уже о спеси, бахвальстве и злонравии? Что это за товар и что за новый способ торговли?…
Вот тебе слова из послания императора: «ЕВФРАТ УРВАЛ И СНОВА УРВАЛ»…
Я спрашивал богачей, ожесточаются ли они сердцем, и они отвечали: «А как же иначе?» Тогда я спрашивал о причине таковой неизбежности – и они винили богатство. НУ, А ТЫ, ГОРЕМЫКА, ЛИШЬ НЕДАВНО ВЫСКОЧИЛ В БОГАЧИ»» [876:2a], с. 198–199.
Последнее замечание Аполлония становится теперь понятно. Действительно, Иуда «стал богатым», то есть получил свои тридцать сребренников за предательство буквально перед самым арестом Христа, то есть «лишь недавно».
Далее Аполлоний вплетает в тему денег также свое осуждение Евфрата за то, что тот, оказывается, оговаривал Пифагора. То есть, как мы теперь понимаем, Аполлония-Христа. Сказано так: «К Евфрату: Премудрый Пифагор тоже был из божественного племени! А вот ты все еще, по-моему, весьма далек от любомудрия… ИНАЧЕ НЕ СТАЛ БЫ ТЫ НИ ОГОВАРИВАТЬ САМОГО ПИФАГОРА, ни упорствовать в ненависти к кому-либо из его последователей. Тебе следует заняться чем-нибудь другим, ибо в философии ты дал промашку…
Кое-кто бранит тебя, ЗАЧЕМ ТЫ ВЗЯЛ ДЕНЬГИ У ИМПЕРАТОРА» [876:2a], с. 206.
Таким образом, трудно сомневаться в том, что в образе Евфрата на страницах Филострата выведен евангельский Иуда Искариот.
51. Прокуратор Понтий Пилат описан как римлянин Элиан. Он, давно любивший Аполлония-Христа, арестовывает его, но все-таки хочет спасти
Двинемся дальше по тексту Филострата. Мы уже познакомились с мотивом преследования Аполлония-Христа, с его отказом бежать, с темой надвигающего суда над Аполлонием, а также поняли, что на страницах Филострата появляется Иуда Искариот, оклеветавший Аполлония-Христа. Любопытно, что сейчас появится еще одно отражение Иуды – некий, не названный по имени, доносчик, по лжесвидетельству которого Аполлония и арестовывают.
Одновременно с этим на страницах Филострата возникает важное государственное лицо – римлянин Элиан, держатель государева меча при императоре Домициане. Мы увидим, что образ Элиана впитал в себя сведения о евангельском Понтии Пилате. Элиан-Пилат судит Аполлония-Христа, но в то же время настроен к нему весьма доброжелательно и хочет спасти его от казни. Правда, безуспешно.
При этом держатель меча Элиан очень опасается римского императора, которому служит. Надо сказать, что в новозаветной версии за спиной прокуратора Понтия Пилата, на заднем плане, тоже маячит мрачная фигура римского императора Тиберия, которому подчиняется Пилат и страх перед которым не позволяет в итоге Пилату спасти Иисуса.
Кстати, напомним, что ранее Римом именовали Царь-Град, и лишь позднее Римом стали называть Русь-Орду XIII–XVI веков. См. нашу книгу «Начало Ордынской Руси».
Обратимся теперь к Филострату. После описанной беседы с Деметрием-Деметрой, «отплыв от Дикеархии, они (Аполлоний-Христос и Дамид-Матфей – Авт.) на третий день достигли устья Тибра, откуда уже совсем близко до Рима. Держателем государева меча был в ту пору Элиан, который познакомился с Аполлонием еще в Египте и ПРЕЖДЕ ВЕСЬМА ЕГО ЛЮБИЛ, ХОТЯ И НЕ ВЫСТУПАЛ В ЗАЩИТУ ЕГО ПЕРЕД ДОМИЦИАНОМ, ибо должность ему того не позволяла, – поистине, как было ему заступаться за человека, коего император вознамерился предать суду… Однако же все УЛОВКИ, коими можно был НЕЯВНО помочь Аполлонию, он употребил еще до прихода его, возражая поносной клевете…
Все эти разговоры Элиан вел с самодержцем (Домицианом – Авт.) еще до прихода Аполлония, а когда тот пришел, то ИСХИТРИЛСЯ ЛУЧШЕ ПРЕЖНЕГО и сделал так. АПОЛЛОНИЯ ОН ВЕЛЕЛ СХВАТИТЬ И ДОСТАВИТЬ К СЕБЕ, а доносчику, обвинявшего того в чародействе и колдовстве, сказал: «Прибереги себя самого и свои речи для государева судилища»… Тот хотел было говорить свои глупости дальше, но Элиан прервал его: «Оставь-ка ты меня в покое до суда! Я намерен самолично без твоей помощи дознаться, каков нрав у этого умника, так что ежели признает он свою вину, то прение можно будет сократить… а ежели станет он запираться, то будет ему судьею государь».
Затем, удалившись в скрытную палату, где тайно вершились важные дознания, он отослал всех, сказав: «Уйдите прочь и не смейте подслушивать – такова государева воля».
Оставшись, наконец, наедине с Аполлонием, Элиан обратился к нему с такими словами: "Был я, Аполлоний, совсем молод в ту пору… Я был тогда войсковым трибуном, но в бою уже проверен, и потому император взял меня с собою, а ТЫ ВСТРЕТИЛ МЕНЯ ВЕСЬМА ПРИВЕТЛИВО, и пока государь решал городские дела, отвел меня в сторону и, назвавши мое отечество, имя и род, предрек мне нынешнюю мою должность, почитаемую среди людей наивеличайшей и важнейшей всех прочих, вместе взятых. Да только мне от нее одни хлопоты и несчастья, ибо ОКАЗАЛСЯ Я СТРАЖЕМ ЖЕСТОКОГО ТИРАНА, А ПРИСЯГИ НАРУШИТЬ НЕ МОГУ – БОЮСЬ ГНЕВА БОЖЬЕГО!
ОДНАКО ЖЕ К ТЕБЕ Я РАСПОЛОЖЕН, что и так ясно из рассказа моего о начале нашего знакомства, – все это я помню И ПОЧТЕНИЕ МОЕ К ТЕБЕ НЕИЗМЕННО… Когда я сказал, что хочу без свидетелей допросить тебя о деле, в коем уличает тебя обвинитель, это была лишь невинная уловка, чтобы нам с тобой побеседовать с глазу на глаз, – итак, ВЗБОДРИСЬ МОИМ ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬСТВОМ и узнай о намерениях государя. Какой будет тебе от него приговор, мне неведомо, да только по нраву своему он из тех, которые осудить-то хотят, но без достоверных улик казнить стыдятся…
