Иоанн Мейендорф - Брак в православии
Брак как Таинство
Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и к Церкви (Еф. 5, 32). Ни иудейский утилитаризм, ни римский легализм не могут встать рядом с новым понятием о браке — христианским, которое мы находим в 5–й главе Послания к Ефесянам, а именно: и муж, и жена могут и должны преобразовать свой «договор» в реальное Царство Божие.
Каждый человек — член земного общества, гражданин своей страны и член своей семьи. Он не может избежать требований материального существования, не может уклониться от налагаемых на него обязанностей перед обществом. Евангелие не отрицает ответственности человека в мире и в обществе. Истинное христианство никогда не призывало к отрицанию мира. Даже монахи несут свое особое служение миру отрицанием его ценности и стремлением господствовать над собой, ограничивать свою свободу. Признание человека — «образа и подобия Божия» — это прежде всего неограниченное, божественное по своей природе, свободное творчество, устремление к абсолютному Добру, к высшим формам Красоты, Любви, к пребыванию в Добре; ведь сам Бог — Добро, Красота и Любовь, и Сам Он любит человека. Человек может взывать к Нему, слышать Его ответ, испытывать Его любовь. Для христианина Бог не отвлеченная идея, а Личность, с Которой можно встретиться: Я в Отце Моем, и вы во Мне, и Я в вас (Ин. 14, 20). В Боге человек открывает истинную свою природу, потому что он и был сотворен «по образу Божию». И Христос как совершенный Бог проявил совершенную человеческую природу не вопреки Своей Божественности, а именно потому, что был совершенным Богом: в Нем Божество открылось как подлинная норма человеческого естества.
Когда человек принимает крещение и становится в Евхаристии «одним телом» со Христом, он фактически приходит к более полному выражению самого себя, приближается к истинному соединению с Богом и ближними, принимает на себя ответственность за весь мир, реализует данную Богом возможность безграничного творчества, служения и любви.
Итак, когда святой Апостол Павел называет брак «тайной» (или «таинством», что по–гречески звучит так же), он имеет в виду, что в браке человек не только удовлетворяет потребности своего земного, мирского существования, но и делает шаг на пути к цели, для которой он был сотворен, то есть вступает в Царство вечной жизни. Человек и здесь, на земле, обладает разнообразнейшими талантами — интеллектуальными, физическими, эмоциональными, — но его земное существование ограничено временем. Поэтому «родиться от воды и Духа» — значит войти в Царство вечной жизни; в Воскресении Христа это царство уже открыто и может быть опытно познано. Называя брак «таинством», святой Павел утверждает, что брак сохраняется и в Царстве вечности. Муж становится единым существом, единой «плотью» со своей женой, подобно тому, как Сын Божий перестал быть только Богом, стал также и человеком, чтобы Его народ мог стать Его Телом. Вот почему евангельское повествование так часто сравнивает Царство Божие с брачным пиром: это реализация ветхозаветных пророчеств о брачном пире между Богом и Израилем, избранным народом. Поэтому подлинно христианский брак должен быть единством не только в добродетели абстрактного этического закона или заповеди, а как Тайна Царства Божия, вводящая человека в вечную радость и вечную любовь.
Будучи тайной, таинством, христианский брак неизбежно противоречит практической, эмпирической реальности падшего человечества. Поэтому он, как и само Евангелие, является недосягаемым идеалом. Но существует огромная разница между «таинством» и «идеалом». Таинство — не абстракция, а опыт, в котором человек общается с Богом. В таинстве человеческая природа, не теряя полноты человеческого естества, участвует в более высокой реальности Духа. Человечество становится еще человечнее и исполняет свою исключительную судьбу. Таинство — путь к истинной жизни, к человеческому спасению. Оно открывает дверь к истинному, неискаженному человечеству. И потому таинство — не магия. Святой Дух не подавляет человеческой свободы, а освобождает человека от уз греха. В новой жизни невозможное становится возможным, если человек свободно пожелает принять то, что дарует ему Бог. Все эти черты таинств вообще видны и в браке.
Ошибки, недоразумения и даже противление Богу, то есть грех, возможны лишь, пока человек живет сиюминутным, эмпирическим, видимым бытием падшего мира. Православная Церковь это очень хорошо понимает, поэтому тайна Царства, открываемая в браке, не сводится к набору юридических норм. Истинное понимание и оправданное снисхождение к человеческим слабостям возможны лишь, когда абсолютной нормой признается новозаветное учение о браке как таинстве.
Брак и Евхаристия
Если древняя Церковь почитала брак таинством, в котором предвосхищается радость Царства Божия, то почему она не создала особого обряда венчания, особых норм брака, а признала такой нормой брак, заключенный по законам светского общества? Церковь никогда не пыталась упразднить эти законы или разрушить раз установленный общественный строй.
Ответ на этот вопрос заключается в сути различий между браком нехристианским и христианским: первый заключают между собой язычники, второй — христиане; от способа заключения брака тут ничего не изменится. Апостол Павел постоянно напоминает, что Бог живет не в «рукотворенных храмах», что «наши тела являются храмами Святаго Духа». Если мужчина и женщина, являющиеся членами Тела Христова, становятся в браке «одной плотью», то их союз скрепляется Святым Духом, живущим в каждом из них.
Но членами Тела Христова они становятся через Евхаристию.
На связь между браком и Евхаристией намекает уже евангельский рассказ о браке в Кане (Ин. 2, 1–11), который и читается при современном обряде венчания. Этот текст, как и многие другие места Евангелия от Иоанна, подчеркивает значение крещения и Евхаристии: как вода была претворена в вино, так и грешная жизнь человека присутствием Христа может преобразиться в новую реальность Царствия.
Древние христианские писатели, которые полностью признавали юридическую силу гражданского брака, тоже утверждают, что именно Евхаристия придает браку его специфически христианское содержание. Так, Тертуллиан (II век) пишет, что брак, «скрепленный Церковью, подтвержденный жертвоприношением (Евхаристией), запечатляется благословением и вписывается на небесах Ангелами» («К своей жене», II, 8, 6–9). Все христиане, желавшие вступить в брак, сначала проходили через формальности гражданской регистрации, сообщавшие браку законность в глазах мирского общества, а затем принимали благословение епископа во время воскресной литургии в присутствии христианской общины. После этого их гражданский договор превращался в «таинство», имеющее непреходящую ценность и распространяющуюся далее пределов земной жизни, так как брак «записывался на небесах», а не только регистрировался на земле. Брак становился вечным союзом во Христе. О том же обряде говорится и в письме знаменитого епископа–мученика Игнатия Антиохийского( 100 г .): «Те, которые вступают в брак, должны осведомить епископа, чтобы брак мог быть согласием о Господе, а не человеческим пожеланием» («К Поликарпу», 5, 2).
Действие таинства не предполагает какого–то особого знака священнослужителя. Церковь — таинственный союз Бога со Своим народом — сама по себе является Таинством, Тайной спасения (ср. особенно Послание к Ефесянам, 3). Таинством является вхождение человека в этот союз через крещение, так как Тайна спасения тем самым прилагается к личности этого человека. Но все эти индивидуальные таинства находят свое завершение в Евхаристии (об этом писал Николай Кавасила, великий православный мистик и богослов XIV века — «О жизни Христа», РУ 150, кол. 585 В). Евхаристия сама является брачным пиром, как об этом часто говорится в Евангелии. По словам Кавасилы, «это наиболее прехвальный брачный пир, к которому Жених приводит Церковь, как невесту–деву… на котором мы становимся плотью от Его плоти и костью от Его костей» (там же, кол. 593 О).
Крещение в древней Церкви совершалось во время Литургии, как и в наши дни совершается посвящение в диаконы, священники и епископы. Первоначально так же совершался и брак. Ниже мы увидим, что канонические запреты «смешанных» браков, вторых браков и т. п. могут быть объяснены лишь пониманием христианского брака как части Тайны, вершиной которой является Евхаристия. Такие браки не могли быть таинством в полном смысле слова. Вполне законные в понятиях гражданского права, они не имели христианского ядра — единения в Евхаристии.
Многие недоразумения и неисправления, наблюдающиеся в современном отношении православных людей к браку, можно было бы легко устранить, восстановив первоначальное взаимоотношение между браком и Евхаристией. Православное догматическое богословие (даже в своей схоластической, «школьной» форме) подтвердило теоретически эту связь, заявив — в противоположность римскому католицизму, — что священник является «совершителем» брака [4]. Западное средневековое богословие, напротив, заимствованием ряда понятий из римской юриспруденции создало в догматическом богословии немало затруднений, в том числе и в вопросе о браке. По мнению католических богословов, брак — только «контракт» двух сторон, заключается самими мужем и женой, которые и являются совершителями таинства, а священник — только служителем. Как любой юридический контракт, брак расторгается по смерти одной из сторон и нерасторжим, пока супруги живы. Здесь единственный вклад христианства в римский легализм — это концепция нерасторжимости брака при жизни супругов. По общему для Запада взгляду, брак прерывается смертью, как и любое человеческое соглашение, а потому он недостоин вхождения в Царство Небесное. Удивительно, что понимаемый таким образом брак продолжает называться таинством. Православная же Церковь признает священника совершителем брака (как и совершителем Евхаристии), а потому брак признается неотделимым от вечной Тайны, разрушившей преграды между небом и землей и даровавшей человеческому дерзанию и творчеству вечное значение.
