Р Блайс - Мумонкан. Застава без ворот. Сорок восемь классических коанов дзэн

— Мы оба ученики Обая. Никогда не забывай, чему ты научился у него! — сказал Шестой патриарх.

Нет ничего удивительного в том, что Эмё не мог поднять мантию. И дело здесь не только в том, что от Обая до Дайюрэя он преодолел шестьсот или семьсот миль и поэтому, наверное, устал. Дело в том, что подобно тому, как с верой мы можем двигать горы, без нее мы не можем поднять даже булавку.

Этот случай взят не из Рокусодангё, где приводится больше деталей.

Эно обратился к Эмё:

— Позволь мыслям покинуть твой ум, и тогда я буду учить тебя.

После того как Эмё в течение долгого времени делал дзадзэн, Эно сказал ему.

— Не думай «Это хорошо» и т. д.

Выражение хонрай-но мэммоку Судзуки переводит как «подлинное лицо, которое было у тебя до рождения». Этот перевод не буквальный, но он поражает нас. Он соответствует словам Христа: «Должно вам родиться свыше» (Ин. 3, 7).

Не думать о хорошем и плохом означает не думать о приобретении и потере, о приятном и неприятном, о моем и не моем. В этом отрывке «думать» — самое трудное слово; оно подразумевает, как это часто бывает у Вордсворта, чувства, интуицию. Поэтому «не думай о хорошем и плохом» означает «думай, осознавай и на своем опыте постигни, что добро и зло не существует». Обратите внимание на то, как Эно ответил на просьбу Эмё показать ему что-то большее. Эно говорит ему: «Нечего открывать. Не существуют никаких секретов. Я сказал тебе то, что говорю всем». И наконец, со свойственным ему китайским чувством приличия и уместности Эно напоминает Эмё, что, каковы бы ни были личные мнения Эмё об относительных достоинствах его и Гунина, Эно и Эмё в равной мере являются учениками Гунина.

Шестой Патриарх мог бы сказать, что здесь было очень важно проявить материнское сострадание. Это напоминает ситуацию, в которой свежий лити[108] очистили и, вынув из него косточки, положили вам в рот. Вам осталось только проглотить его.

Мумон с присущей ему наблюдательностью отмечает необычную мягкость, человечность и доброту Эно в отношении Эмё. Он подчеркивает, что именно теплота чувств помогла Эно найти нужные слова, которые и пробудили в душе Эмё дремлющее просветление. Проницательности здесь недостаточно, потому что именно добро преображает мир:

И вы полюбите его раньше,Чем он покажется вам достойным любви.[109]

Ты описываешь напрасно и изображаешь зря;Нет нужды хвалить и восхищаться!Тебе негде спрятать свое подлинное «я»;Мир исчезает, но оно, неуничтожимое, остается.

Первые две строки противопоставляются двум последним. Подлинное «я» можно поцеловать, но его нельзя удержать. Оно невидимо, но его нельзя сокрыть. Оно не рождалось и никогда не умрет.

«Нет нужды хвалить и восхищаться!» переводится по-разному:

1. Среди двенадцати нидан, или звеньев в цепи существования, две участвуют в записи этого выражения (которое включает три иероглифа). Речь идет о нидане номер семь (ощущение), нидане номер одиннадцать (рождение). Возможно, они символизируют всю цепь существования, и тогда слова Мумона следует переводить так: «Разорви цепь существования!»

2. Кроме того, два иероглифа, входящие в состав выражения, можно перевести как «получение жизни». В этом случае Мумон говорит: «Прекрати получать жизнь!» Другими словами, «Если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Ин. 12, 24).

3. Переводя второй иероглиф как «возникать», получим тот же смысл, что и у знаменитой строки, услышав которую Эно достиг просветления: «Не позволяй помыслам возникать в сознании».

Вечность есть лишь мысль,Которую мы мыслим о Тебе.

Делая Это, или Бога, объектом своей мысли, мы сразу же теряем его. Но когда мы понимаем, что не можем найти его, мы понимаем также, что не можем спрятать или потерять его. Конфуций говорит:

Друзья мои, вы думаете, я что-то скрыл от вас?

Нет, я ничего не скрыл от вас.

Последняя строка стихотворения Мумона интересна. Кажется, что Мумон говорит здесь о бессмертии души, но это неверно. В случае XXIX из Хэкиганроку мы встречаем, как может показаться на первый взгляд, противоположное мнение.

Монах спросил у Дайдзуя:[110]

— Когда придет Век Огня,[111] все вещи будут уничтожены. Будет ли Это [Реальность, природа Будды, подлинное «я»] также уничтожено?

— До, оно будет уничтожено, — ответил Дайдзуй.

— Вы желаете сказать, что оно будет уничтожено наряду со всем остальным? — не унимался монах.

— Да, оно будет уничтожено наряду со всем остальным, — ответил Дайдзуй.

Обычно считается, что «Это» в процитированной истории обозначает душу, и стало быть, Дайдзуй отрицает бессмертие души. Мумон утверждает бессмертие души. Дайдзуй и Мумон говорят одно и то же, только с разных точек зрения. Дайдзуй говорит, что во времени все вещи имеют начало и конец. Мумон говорит, что за пределами времени все вещи неуничтожимы.

Случай XXIV. ФУКЭЦУ ИЗБЕГАЕТ ОШИБКИ

Фукэцу (Фэн-сюэ, 896–973) был духовным внуком Риндзая. Он родился в 896, за год до того, как умер Дзёсю. В молодости он изучал конфуцианских классиков, однако не выдержал экзамена на должность чиновника и поэтому обратился к буддизму, вначале к секте Тэндай, затем к дзэн. В возрасте двадцати пяти лет он учился у Кёсэя, ученика Сэппо, но ничего не достиг и отправился к другим дзэнским мастерам. История просветления Фукэцу приводится в длинном комментарии к случаю XXXVIII из Хэкиганроку. В этой истории необычно то, что просветление наступило после того, как Нанъин похвалил Фукэцу.

Монах спросил у Фукэцу:

— И слова, и молчание в равной мере ошибочны; как нам избежать ошибки?

— Я часто вспоминаю провинцию Конан в марте; куропатки кричат среди душистых цветов, — ответил Фукэцу.

Монах IV века Содзё (Сэн-чжао) был одним из четырех великих переводчиков буддистских писаний при Кумарадживе, который умер в 412 году, за сто с лишним лет до прихода Дарумы в Китай. Будучи приговоренным к смерти в возрасте тридцати одного года, Содзё попросил отсрочку на неделю, в течение которой он написал Ходзорон. Во второй части этого трактата говорится, что, когда Великий Путь отделяет себя от имен и форм и входит в сферу Бхутататхаты, или Абсолютной Реальности, он становится Разделенностью. Когда же Великий Путь проявляется в Мириаде Феноменов, его бесконечное разнообразие становится Утонченностью. Когда он проявляется в речи, это проявление Утонченности. Когда он принимает вид безмолвия, это Разделенность. Таким образом, имеем:

Утонченность возникновение речь

/

Путь

Разделенность погружение молчание

Вопрос монаха звучит так: «Как нам выйти за пределы речи и молчания?» С философской точки зрения, мы выходим за пределы речи и молчания, когда Молчим, и выходим за пределы Молчания, когда молчим или говорим.

Вопрос можно сформулировать еще и так: «Как мы можем Молчать и молчать? Как мы можем Молчать и говорить?» В Юймакё Вималакирти выходит из затруднения тем, что Молчит и молчит. Он не говорит ничего в ответ на требования Манджушри.[112] Таково было его «громоподобное молчание». Фукэцу решает эту проблему тем, что Молчит и говорит. Он цитирует старый стих, который естественно пришел ему в голову. Идея ответа в том, что одно лишь Молчание не подходит, но в равной мере не подходят молчание и речь. Наше Молчание должно быть всегда, но должны быть также молчание и речь.

Ум Фукэцу подобен молнии. У него есть свой путь, и он идет по нему. Но почему он полагается на изречения древних? Если ты окажешься столь любезным, что пожелаешь выразить свое мнение, у тебя есть такая возможность. Отбрось свои слова и изречения — и скажи что-нибудь!

Фукэцу не отвечает на вопрос монаха рационально. Он не объясняет различие между молчанием и Молчанием и тому подобные вещи. Он, не задумываясь, произносит поэтические строки. Было бы, конечно, лучше сказать что-то оригинальное, даже если бы эти слова были менее литературными. Важно не критиковать других, а излучать свой свет. Мумон призывает нас дать ему изречение или предложение, которое было бы одновременно Молчанием и речью. Однако для этой цели Молчание и молчание также подойдет. В любом случае мы должны предложить ему действие, которое выходит за пределы относительного и абсолютного и включает их в себя. В комичном случае XXXVIII из Хэкиганроку мы встречаем совсем другого Фукэцу. Тот случай заканчивается следующим образом: