Ярослав Пеликан - Христианская традиция: История развития вероучения. Том 1
Так апостолы стали своего рода духовной аристократией, а первое столетие - золотым веком действия Духа. Различие между действием Духа в эпоху апостольской Церкви и в истории Церкви стало теперь не только различием по степени, но и существенным качественным различием, а обетования Нового Завета относительно пришествия Святого Духа были отнесены преимущественно к событию Пятидесятницы и только через это событие, через апостолов - к последующим векам истории Церкви. Обещание, что Дух наставит на всякую истину, занимавшее видное место в монтанистском учении, теперь означало прежде всего, если не исключительно, что Дух наставил апостолов на всякую истину при составлении ими символа веры и книг Нового Завета, а Церковь наставит на всякую истину в процессе ее устроения на положенном ими основании. И здесь переход тоже был постепенным, и он еще не завершился. В истории Церкви никогда не бывало такого, чтобы она жила без спонтанных даров Святого Духа, даже когда авторитет апостольских норм был максимально высок. В опыте монахов и подвижников, мистиков и визионеров, так же как и в «келейной» религии многих верующих, монтанистская ересь продолжала своего рода неофициальное существование.
Критерии апостольской преемственности.
Каждый из трех рассматриваемых в этой главе споров так или иначе касался вопроса преемственности. Маркион разорвал связь между христианским откровением и Ветхим Заветом; он отделил апостола Павла от остальной апостольской общины и приписал полноту знания христианской истины об отношениях между Законом и Евангелием одному только Павлу, и он истолковал развивающееся кафолическое христианство своего времени как отступничество от истинно апостольского, то есть Павлова, учения. Гностики радикализировали различие между творением и искуплением и сделали из этого различия онтологический принцип, отражающий природу самой божественной реальности; они считали, что апостолы Христа педагогически приспосабливались к ошибочным мыслительным моделям своего времени, и это означало, что истинный гносис нельзя извлечь непосредственно из апостольских писаний и что его следует обнаруживать в них, но с помощью гностической герменевтики; и они противопоставили свое гностическое учение полученное ими по истинному преемству, кафолическому учению - тому, что впоследствии будет считаться (отчасти благодаря этим спорам) ортодоксией. А монтаиисты, даже еще более явно, чем Маркион или валентиииане выступили с идеей падения Церкви по сравнению с апостольским веком, считая причиной этого падения обмирщение ее жизни и компромиссы в ее учении; с их точки зрения, истинную преемственность по отношению к апостолам сохраняли те, кто, подобно апостолам, продолжали получать особые откровения, обещанные Христом апостолам и через них Церкви во всех последующих поколениях.
Каждая из этих вероучительных систем утверждала, что обладает подлинной преемственностью и что претензии кафолического учения на преемственность неправомерны. Вопрос стоял так: каковы критерии вероучительного преемства? И если ответом было «сродство с учением апостолов» или утверждение, что «Христос приходит с вестью от Бога, а апостолы - с вестью от Христа», это просто сводило проблему к вопросу об апостольском преемстве. Вероятно, Климент Александрийский имел в виду некоторые из этих еретических утверждений, когда предложил свое определение истинного гностика как того, кто состарился над изучением Писаний (то есть Ветхого и Нового Заветов) и хранит нерушимо чистоту апостольских и церковных учений; и, как говорит Климент, «жизнь его есть единство дела и слова, согласных с преданиями, которые идут от Господа». Это было просто одно из obiter dictum [неофициальных мнений] среди многих в «Строматах»; некоторые другие претендовали на статус тайного откровения, что напоминает гностицизм.
Более систематическое изложение этого учения об апостольском преемстве можно найти в предисловии к самому важному произведению ученика Климента Оригена, «О началах». Оно сохранилось только в латинском переводе Руфина и с такими искажениями в некоторых местах (очевидными при сравнении с сохранившимися фрагментами греческого оригинала), что ученые весьма скептически относятся к тем суждениям об учении Оригена, которые опираются исключительно на этот перевод, особенно если в соответствующих местах отражено основное направление ортодоксального кафолического учения. Но для истории церковного вероучения трудности, созданные подчищенным текстом Руфина, не столь губительны, как в том случае, если бы в центре нашего интереса было богословие Оригена. Если какой-то пассаж является подлинным текстом Оригена, то он выявляет его как поборника складывающейся кафолической ортодоксии; если же текст исправлен Руфином, он все равно представляет собой поразительно полное и точное указание на то, как эта кафолическая ортодоксия определяла критерии апостольского преемства, - достаточно полное и точное, чтобы дать материал для нашего краткого изложения.
Из слов Евангелия от Иоанна, что «благодать и истина произошли через Иисуса Христа» и что Христос был личностным явлением «истины», следует, что единственным надежным источником христианской жизни являются слова и учения Самого Христа. Но, продолжает Ориген, слова Христа включают не только слова, произнесенные Им, когда Он был во плоти, ибо Христос был также Словом Божиим, действовавшим в Моисее и пророках. Поэтому утверждать авторитет слова Христова значит одновременно утверждать его преемственность с откровением, выраженным в Ветхом Завете. Эта преемственность является существенным элементом подлинного апостольского предания. Ее совершенно отрицал Маркион и, фактически, Валентин; по формуле Тертуллиана: «Один искажает Писание рукою, другой извращает смысл превратным толкованием». Ибо за Маркионовым отрицанием преемственности между Христом и Ветхим Заветом стоит его враждебность к Творцу и творению, все больше разделяемая валентинианами и другими направлениями христианского гностицизма. Монтанизм не возводит подобной клеветы на Ветхий Завет, но новизна нового пророчества, конечно же, предполагает умаление авторитета старого пророчества, будь то христианского или иудейского.
Ветхий Завет настолько близок апостолам, что ветхозаветные высказывания можно читать как пророчества не только пророков о Христе, но и Христа - об «апостолах и всех верующих, которые следуют за ними». Миссия апостолов Христовых в мире, их провозвестие и их страдания - все это предсказано в Ветхом Завете. Само дерзновение, с которым Павел нападал на авторитет ветхозаветного закона, опирается на некую преемственность с Ветхим Заветом и на тождественность Бога закона и Бога, проповедуемого во Христе. В силу того что это преемство и тождество не подвергались сомнению при жизни апостолов, речь идет об истинно апостольском учении, и содержательно, и формально подтвержденном в церквах, основанных апостолами. Отвечая маркионитам и валентинианам, Ириней говорит, что «и апостолы, и их ученики» учили, как и Церковь учит, о различии, а также о единстве и согласии между Ветхим Заветом и Новым Поскольку апостолы, которых Христос «сделал свидетелями всей деятельности и всего [кафолического] учения», относились к закону Ветхого Завета как к установлению того же Бога, которого они познали во Христе, это означает, что они пребывали в преемстве с «первым Заветом». Антигностические отцы, отвечая своим оппонентам, пользовались их собственным оружием, утверждая, что сама основа гностической и особенно маркионитской аргументации -полемика Нового Завета, а именно апостола Павла, направленная против закона Моисея, - указывает на авторитет Ветхого Завета в апостольском предании. В поддержку своего убеждения в преемственности двух Заветов Ириней также цитирует некого пресвитера, который был учеником апостолов.
В то же время эта защита Ветхого Завета предполагала адекватность духовного толкования как метода выявления глубинного смысла Писания. Учение, согласно которому Писание имеет смысл, не лежащий на поверхности, было, как утверждал Ориген, единодушно принято всей Церковью и стало частью общепризнанного церковного и апостольского предания. Однако это представление было скомпрометировано гностическим использованием аллегорического метода истолкования не только Ветхого, но и Нового Завета, не только книги Бытия, но и Евангелия от Иоанна. Так, различение между душевным и духовным человеком в 1 Кор 2:14-15 гностики использовали для различения толкователя-гностика и толкователя- кафолика. Ириней же, цитируя это место из послания Павла, утверждал, что только истинно духовный человек может увидеть «божественное домостроительство» в Ветхом Завете. Два Завета принадлежат двум «народам», но, по апостольскому учению, Ветхий Завет содержит «образы» как Церкви, так и небес. «Исследовать Писания» значит обнаруживать подтверждения тому, что Сын Божий «повсюду рассеян» у Моисея и пророков.
