Константин Зноско - Исторический очерк Церковной унии. Ее происхождение и характер
Между тем как Рагоза, Поцей и Терлецкий действовали в пользу унии осторожно и скрытыми путями, Гедеон Балабан действовал смело и открыто. 28 января 1595 г. он созвал у себя во Львове Собор, на который прибыли архимандриты, игумены, иеромонахи, протопопы и священники не из одной только Львовской епархии, но «из разных воеводств, земель и поветов» Литвы и Польши, и даже несколько духовных сановников из-за границы. На Соборе было принято следующее постановление: «Признать Святую Католическую Римскую Церковь, от которой неразумно после Вселенского Флорентийского Собора отверглись греческие Патриархи, за Церковь истинную, имеющую власть над всей вселенной,... а если бы кто-либо из нас (присутствующих на Соборе), по превратности сердца, отступил сам или содействовал своим мирянам отступить от сего исповедания и подчинения Святейшему Папе, тогда да не напишется имя такого отступника с праведными, и епископство его да приимет другой».
Когда о такой открытой измене узнал князь К.К. Острожский, то разослал окружное послание, в котором убеждал православных твердо держаться своей веры. «От преименитых благочестивых родителей, — писал князь, — смолоду воспитан я был в наказании истинной веры, в которой и теперь, Божией помощью укрепляем, пребываю; из-вестился я Божией благодатью и уверился в том, что, кроме единой истинной веры, в Иерусалиме насажденной, нет другой веры. Но теперь злохитрыми кознями вселукавого диавола самые главные истинной веры нашей начальники, славой света сего прельстившись и тьмой сластолюбия помрачившись, мнимые пастыри наши, митрополит с епископами, в волков претворились, Святой Восточной Церкви отвергшись, Святейших Патриархов, пастырей и учителей наших вселенских отступили, к западным приложились, только еще кожей лицемерия своего, как овчиной, закрывая в себе внутреннего волка, не открываются, тайно согласившись друг с другом, окаянные, как христопродавец Иуда с жидами, умыслили всех благочестивых с собой в погибель вринуть, как самые пагубные и скрытые писания их объявляют. Но человеколюбец Бог не попустит вконец лукавому их умыслу совершиться, если только, Ваша милость, в любви христианской и повинности своей пребудете. Дело идет не о тленном имении и погибающем богатстве, но о вечной жизни, о бессмертной душе, которой дороже ничего не может быть. Так как многие из обывателей здешней области, Святой Восточной Церкви послушники, меня начальником православия в здешнем краю считают, хотя сам себя считаю я не большим, но равным каждому, в правоверии стоящему, то из боязни, чтобы не взять на себя вины перед Богом и перед Вами, даю знать Вашим милостям о предателях Церкви Христовой и хочу с вами заодно стоять, чтобы с помощью Божией и вашим старанием они сами впали в те сети, которые на вас готовили. Что может быть бесстыднее и беззаконнее их дел? Шесть или семь злонравных человек злодейски согласились пастырей своих, Святейших Патриархов, которыми поставлены, отверглись и считают нас всех правоверных бессловесными, своевольно осмелились от истины оторвать и за собой в пагубу низвергать! Какая нам от них польза? Вместо того чтобы быть светом миру, они сделались тьмой и соблазном для всех. Если татары, жиды, армяне и другие в нашем государстве хранят свою веру ненарушимо, то не с большим ли правом должны сохранить свою веру мы, истинные христиане, если только все будем в соединении и заодно стоять будем. А я как до сих пор служил Восточной Церкви трудом и имением своим в размножении священных книг и в прочих благочестивых вещах, так и до конца всеми моими силами в пользу братии моих служить обещаю».
Послание князя было напечатано в Острожской типографии и тотчас разослано православным западнорусам. Кроме этого Острожский послал к восточным Патриархам известие о замыслах западно-русских епископов. Послание князя произвело сильное действие, и православные заволновались. Первыми на защиту Святой Церкви выступили православные братства Виленское и Львовское. В Виленском сильным ревнителем православия явился школьный учитель Стефан Зизаний, перешедший из Львова в Вильну. Он волновал православных г. Вильны известием об унии и поднимал их против епископов-предателей. «Великую войну вел с римлянами Зизаний, — говорит летописец, — не только на ратушах, при рынке, по дорогам, но и посредине Церкви Святой». В своих проповедях он нападал на митрополита и написал против унии «Книжицу на Римский Костел».
Чтобы усыпить бдительность православных, в особенности князя Острожского, Игнатий Поцей стал уверять князя, будто епископы, затеявшие унию, соглашаются на созвание Собора или общего съезда по делам унии. С этой целью он написал князю Острожскому письмо, удостоверяя в нем, что хотя бы все епископы согласились на унию, таковая будет напрасным трудом без согласия народа, и посему он считает делом непозволительным разрешать вопрос об унии тайно, без ведома Собора и «всех братии меньших и прочих христиан, а особенно панов христианских». Созыва Собора, кроме братств, желали и все православные миряне. Ввиду таких пожеланий князь Острожский обратился к королю за разрешением созыва Собора, и притом с участием мирян. На просьбу Острожского король ответил отказом, указывая, что он не может допустить церковный Синод (Собор) с участием низшего духовенства, а тем более съезд вместе с духовными и мирских людей. «Судить о спасении душ — дело пастырей, — писал король князю Острожскому, — за которыми мы обязаны следовать, не спрашивая, а делая так, как учат они, которых Дух Господень поставил нам вождями до конца нашей жизни». Разумеется, отказ короля вызван был опасением несогласия низшего духовенства и мирян на унию.
Все это совершалось уже после того, как вопрос о посылке королем депутации к папе с предложением унии был решен окончательно.
Поцей, поддерживаемый королем, стал действовать на пользу унии самым решительным образом, не откладывая дела на дальнейшие сроки. Пользуясь слабоволием митрополита Рагозы, он совместно с Терлецким уговаривал его дать им полномочие вести переговоры об унии с папой. Митрополит сначала колебался и просил дать 6 недель на размышление, но, получив письмо Поцея и Терлецкого, в котором они требовали скорого приезда его в Брест для совещаний, угрожая, что «если он не приедет, то выдаст их на съедение, погубит их, да и сам не воскреснет»,— сдался. Вслед за этим письмом митрополит вместе с Поцеем, Терлецким, Пинским епископом Леонтием Пельчицким и Кобринским архимандритом Ионой Гоголем подписали 1 мая 1595 г. подробнейшие артикулы (условия) унии для представления королю и папе, а 12 июня митрополитом и прочими владыками было подписано соборное послание к папе Клименту VIII с изъявлением согласия на принятие унии.
В артикулах они высказали следующие мысли, а также пожелания: «О Св. Духе исповедуем, что он исходит от Отца через Сына; все наши литургии: Василия Великого, Златоуста и Преждеосвященных Даров, — все наши молитвы и все вообще обряды и церемонии Восточной Церкви желаем сохранять в совершенной неизменности и совершать на нашем языке; таинство Евхаристии, как всегда было у нас, да преподается под двумя видами, равно и таинство крещения и его форма да остаются у нас, как было доселе; о чистилище не возбуждаем спора, но желаем следовать учению Церкви, и новый календарь, если нельзя удержать старого, примем, но с условием, чтобы порядок и образ празднования нами Пасхи и все прочие наши праздники, в том числе и праздник Богоявления, не существующий в Римской Церкви, остались неприкосновенными и неизменными; супружество священников наших должно оставаться неизменным; митрополия, епископства и другие духовные должности у нас да отдаются людям не иной нации и веры, а только русской и греческой; митрополиты, хотя и обязаны ездить в Рим за получением грамоты, должны посвящаться нашими епископами; просим, чтобы митрополит и епископы нашего обряда имели место в государственном сенате наравне с Римскими епископами; если бы кто из людей нашего обряда захотел принять обряд римский, этого не должно допускать; не должно принуждать к перемене веры лиц при смешанных браках; если кто-либо за какой-либо важный проступок будет отлучен епископом нашего обряда, то пусть и римлянами считается отлученным и не принимается к их обряду» и проч. В заключение изложенных условий подписавшие их заявили: «Поручаем эти артикулы нашим почтенным братьям, епископам Ипатию Поцею и Кириллу Терлецкому, чтобы они испросили на них, именем нашим и своим, утверждение от верховного первосвященника и короля».
В соборном своем постановлении митрополит и епископы писали: «...мы решились приступить к тому соединению, какое прежде имела Церковь Восточная с Западной и которое предки наши постановили на Флорентийском Соборе, чтобы в этой святой унии, под верховной властью Вашей святыни, мы могли едиными устами и единым сердцем славить пречестное и великое имя Отца и Сына и Св. Духа. Вследствие того мы, с ведома и соизволения нашего господаря Сигизмунда III, приложившего также свое старание к этому святому делу, посылаем к вашей святыне братии наших Ипатия Поцея... и Кирилла Терлецкого... Им мы поручили ударить челом Вашей святыне и предложить, чтобы Ваша святыня согласилась оставить нас всех при вере и всех церемониях и обрядах Восточной Церкви, ни в чем их не нарушая, и утвердил то для нас за себя и за своих преемников. И в таком случае мы уполномочили названных братии наших принести от имени всех нас: архиепископов, епископов, всего духовенства и всех наших словесных овец — покорность седалищу Св. Петра и Вашей святыне и поклониться Вашей святыне, как нашему верховнейшему пастырю». Акт этот подписали: митрополит Рагоза, По-цей, Терлецкий, архиепископ Полоцкий Григорий Загоровский, епископы: Холмский Дионский Збируйский, Пинский Леонтий Пельчицкий, Кобринский архимандрит Иона Гоголь и епископы Львовский Гедеон Балабан и Перемышльский Михаил Копыстенский, — последние два от унии вскоре отказавшиеся.