Мария Кикоть - Исповедь бывшей послушницы
- Она ушла недавно.
- У нее с Матушкой были проблемы.
- У меня тоже проблемы. И большие. Я не хочу обратно в монастырь. Здесь бы я с удовольствием жила.
- Тебя же постригать будут через месяц, все равно значит заберут в монастырь.
- Может постригут и вернут, если я буду плохо себя вести?
- Только если очень плохо.
Глава 33
Перед праздником сорока Севастийских мучеников за мной пришла машина из монастыря. Мне так не хотелось уезжать, от расстройства я не могла даже собрать свои вещи, взяла только то, что попалось под руку. В монастыре мне опять дали послушание сиделки у схимонахини Марии. М.Нектария снова в чем-то провинилась — ее отправляли в ссылку в Рождествено на коровник вместо меня. Я застала ее в богадельне, собирающей вещи. Она была очень довольна: в Рождествено она была не раз, ей там нравилось. И еще она очень хотела повидать м.Пантелеимону, она была с ней в хороших, даже дружеских отношениях. Я ей завидовала. М.Нектария перебралась пока в пустую келью на втором этаже, а я поселилась с м.Марией. Старшей в богадельне была назначена вместо м.Феодоры - м.Сергия. Поскольку м.Сергия сказала, что у нее больная спина и ничего тяжелого ей делать нельзя, ухаживать за остальными четырьмя лежачими и ходячими бабушками пришлось тоже мне. Она только давала указания.
Мне было так тяжело, как, наверное, никогда в жизни. Матушка сказала мне, что бумаги на мой постриг Митрополит уже подписал. Форму сшили. Вместе со мной должны были постригать послушницу Ирину. Постриг был назначен на Страстной Седмице. Ужас какой-то, подумала я - на Страстной Седмице! Когда же они собираются нас постричь, надеюсь не в Великую Среду или Пятницу? Лучше времени не придумать.
Я, как и все сестры монастыря, мечтала о постриге. Во первых такое «повышение» как бы говорило об успешности в духовной жизни и об угождении Богу, во-вторых давало массу привилегий: больше уважения от окружающих - «мирских» людей и сестер, больше власти, хотя бы над теми, кто теперь был ниже по чину, больше отдыха, дополнительно два часа в день на келейное молитвенное правило вместо работы. Также надо заметить, что иноческая форма была очень красивой, в отличие от послушнической (для многих, как ни странно, этот момент был определяющим). Сам обряд пострига символизирует обручение Христу, монахиня или инокиня — это невеста Христова. Все это было очень романтично и необыкновенно. Я мечтала о постриге, представляла себе, как одену в темном храме под пение молитв длинную черную рясу с широкими рукавами, апостольник и клобук — символы брачного одеяния, получу новое (обязательно красивое и редкое) имя какого-нибудь супераскетичного святого. Потом буду стоять возле солеи с длинной свечой и иконой и принимать поздравления сестер. Еще считалось, что постриг дает обильную благодать. Хотелось ощутить и это.
Была только небольшая загвоздка: мне не хотелось больше жить в Свято-Никольском монастыре. Каждый день этой жизни был мукой. Уходить из монастыря я не очень хотела. Это означало бы предать все то, во что веришь и начать все заново. Начинать заново что-то всегда тяжело, тем более начинать заново жизнь. К тому же мне нравилась монашеская жизнь, но не такая, как в Малоярославце. Мне очень хотелось вернуться в Рождествено, просто молиться, жить на природе с людьми, которые тебя понимают, с которыми можно общаться. Конечно, говорила я себе, ради Христа нужно пострадать. Монахи же — это бескровные мученики, как учат отцы Церкви. За это можно получить и рай, а что может быть важнее рая? Только я чувствовала, что от такой жизни я с каждым днем становлюсь хуже: злее, раздражительней, нервозней, циничней. Я уже начинала потихоньку ненавидеть не только людей, но и Бога, за то, что Он обрек меня на жизнь в таком монастыре. И как в таком виде в рай? От меня бы там все разбежались. Уйти к тому же было страшно: предать Бога? А что Он скажет? Насколько для Него важно, чтобы я здесь жила? И вообще была на то Его воля или не была? Может я себе все это придумала? Хотя скорее всего воля была Его, я же Ему молилась, а не кому-нибудь. Как теперь разобрать кто прав, кто виноват? В общим, меня одолели тяжелые раздумья, параллельно с которыми я много молилась, чтобы Господь что-нибудь для меня придумал. И Он придумал - нечто весьма остроумное.
Глава 34
Прошла долгая неделя в Малоярославце. От тяжелых дум я потеряла аппетит и сон. По ночам плакала и молилась, а днем работала в богадельне. Похудела и чувствовала себя ужасно. Надо было что-то решать, пока не произошел этот злосчастный постриг.
Утром в воскресенье я как обычно подняла м.Марию, одела и отвезла на коляске в храм, потом вернулась за остальными бабушками. Тут ко мне подошла м.Сергия и сказала, что меня вызывает Матушка. Я пошла в храм, где Матушка уже сидела на своем месте и разговаривала с сестрами. Она подозвала меня. Вид у нее был суровый:
- Маша, я тобой не довольна. Как ты себя ведешь? М.Сергия на тебя жалуется, что ты не слушаешься и ей не помогаешь.
- Простите, Матушка, а в чем конкретно я ее не слушаюсь и не помогаю? Она же вообще ничего не делает.
- Ты еще грубишь? Мы ее сейчас спросим.
Послали за м.Сергией, а я продолжала стоять на коленях рядом с матушкиным троном. М.Сергия подошла, поцеловала матушкину руку и встала на колени рядом со мной. Матушка спросила ее:
- М.Сергия, что у вас там в богадельне?
- Маша не слушается, Матушка, грубит, не помогает. Я ее просила вымыть пол в коридоре, а она отказалась.
Матушка начала отчитывать меня за мою лень и непослушание старшим. Я тупо молчала, уставившись в пол. Потом Матушка сказала:
- Проси прощения у м.Сергии и обещай, что будешь ее во всем слушаться. У тебя постриг, а ты так себя ведешь.
Я молчала.
- Проси прощения!
Я не выдержала:
- Я не буду просить прощения. Если м.Сергия и дальше будет строчить доносы, то лучше переведите меня из богадельни.
Это было неслыханной дерзостью. Матушка поняла, что одной ей не справиться. Она подозвала благочинную, м.Серафиму и показала на меня:
- М.Серафима, что ты об этом думаешь? Можно ее такую постригать?
М.Серафима относилась ко мне скорее хорошо, чем плохо. Кроме той давней стычки в приюте у нас с ней не было разногласий. Она не слышала наш разговор, но посмотрев на меня, быстро все поняла и включилась:
- Матушка, она себя везде так ведет. Ей ничего нельзя доверить. Сестры на нее все жалуются. Какой ужасный характер! Она никого не слушается. И еще у нее эта страсть к пению на клиросе, поэтому она плохо выполняет послушания, ей бы петь только. Какой постриг... Маша, ты должна покаяться перед Матушкой за все и слушаться. Матушка за тебя молится.
Это и многое другое, что она сказала должно было меня раздавить и сделать снова более послушной. Не вышло - я никак не каялась. Матушка велела позвать м.Елисавету, за ней отправились на клирос. Начался настоящий цирк. М.Елисавета была совсем не в курсе наших разборок, она встала на колени перед Матушкой с растерянным видом, посмотрела на меня, на м.Серафиму, но ничего не могла понять. Матушка ей помогала:
- М.Елисавета, что ты думаешь о Маше?
Елисавета знала только, что грядет мой скорый постриг, поскольку сама собирала для этого документы. Мы с ней неплохо ладили, даже немного дружили, насколько это было тут возможно. Она подумала, что нужно сказать что-то хорошее обо мне в связи с моим постригом:
- Матушка, я не знаю, молиться очень любит.
Матушка ее поправила:
- Она не кается, не слушается, грубит. Что там у вас было в Кариже, вспоминай?
Елисавета наконец уразумела, что твориться что-то странное, посмотрела на меня с удивлением и начала вспоминать, что было у нас в Кариже два года назад:
- Да, Матушка, она не слушалась и плохо себя вела. Ругалась со всеми. Коров доила плохо, ленилась. Матушка, она очень ленивая и непослушная.
Матушка подхватила:
- И сейчас то же самое. Исправляться она не хочет. Думаю, если нет покаяния, постриг придется отложить. Я вижу, что воли Божией нет.
М.Серафима с м.Елисаветой посмотрели на меня. Меня трясло. Я вернулась в келью, но нервное потрясение от всей этой разборки было таким сильным, что хотелось его как-то унять. Корвалол не помог, хотя я выпила почти полфлакона. Тут я вспомнила, что мама недавно передала мне поллитровую бутылочку медицинского спирта для уколов. Я никогда не пила спирт, но тут нужно было успокоиться. Я налила его в кружку, разбавила водой и выпила залпом, как настоящий врач. Стало очень хорошо. В желудке водворилось тепло, дрожь прошла, в голове и во всем теле стало спокойно и уютно. Я сидела на кровати без всяких мыслей и смотрела в одну точку. Мой покой нарушила м.Нектария, которая прикатила стонущую схимонахиню Марию из храма. У бабушки заныли колени, а меня в храме не оказалось, попросили м.Нектарию ее отвезти. Я сказала, что сама уложу ее в кровать, но когда попыталась встать, чуть не упала. Я рассказала, что напилась спирта, что очень повеселило м.Нектарию. Она сама раздела бабушку, помассировала колени и уложила ее в постель. Еще она передала мне, что Матушка велела мне быть на трапезе. Я с трудом представляла себе, как я туда доберусь.
