Фома Аквинский - Сумма теологии. Том VII
Возражение 2. Далее, актом знания является рассмотрение истины. Но в рассмотрении истины нет никакой печали, скорее, в нем присутствует радость, о чем читаем: «В обращении ее нет суровости, ни в сожитии с нею – скорби, но веселие и радость» (Прем. 8:16). Следовательно, вышеупомянутое блаженство неправильно приписывать дару знания.
Возражение 3. Далее, дар знания в первую очередь относится к созерцанию, а не к деятельности. Но в той мере, в какой он относится к созерцанию, ему не может быть приписано никакое горе, поскольку «созерцательный ум не связан с тем, чего следует добиваться или избегать»[94]. Следовательно, вышеупомянутое блаженство неправильно считать соответствующим и приписывать дару знания.
Этому противоречит сказанное Августином о том, что «знание приличествует кающемуся, обнаружившему, что он был покорен злом, которого он жаждал так, как если бы оно было благом»[95].
Отвечаю: знанию надлежит выносить правильное суждение о сотворенном. Но именно из-за сотворенного человек отвращается от Бога, согласно сказанному [в Писании]: «Создания… сделались мерзостью… сетью ногам неразумных» (Прем. 14:11), а именно тех, которые не выносят правильного суждения о сотворенном, поскольку считают, что именно в нем и заключается совершенное благо. Таким образом, они, видя в нем свою конечную цель, совершают грех и утрачивают истинное благо. Благодаря же правильному суждению о сотворенном человек узнает о своей утрате (если она имело место), и это суждение он формирует благодаря дару знания.
По этой причине о блаженстве плачущих говорят как о соответствующем дару знания.
Ответ на возражение 1. Сотворенные блага не обусловливают духовной радости иначе, как только в той мере, в какой они отсылают к божественному благу, которое является надлежащей причиной для духовной радости. Следовательно, духовный мир и окончательная радость соответствуют непосредственно дару мудрости, а дару знания соответствуют, во-первых, плач о минувших заблуждениях и, во-вторых, утешение, поскольку согласно своему правильному суждению человек определяет сотворенное к божественному благу. По этой причине о плаче в указанном блаженстве говорится как о заслуге, а о завершающем утешении – как о награде, которая имеет свое начало в этой жизни и становится совершенной в жизни грядущей.
Ответ на возражение 2. Человек радуется самому рассмотрению истины, но при этом он подчас может скорбеть о том, истину относительно чего он рассматривает, и в этом смысле знанию приписывается скорбь.
Ответ на возражение 3. Никакое блаженство не приписывается знанию постольку, поскольку оно относится к созерцанию, так как человеческое блаженство заключается не в рассмотрении сотворенного, а в созерцании Бога. Однако человеческое блаженство отчасти заключается в правильном пользовании сотворенным и в правильно упорядоченной любви к нему (здесь речь идет, конечно же, о блаженстве странствующего [в этой жизни]). Поэтому относящееся к созерцанию блаженство приписывается не знанию, а связанным с божественными вещами разумению и мудрости.
Вопрос 10. О НЕВЕРИИ В ЦЕЛОМ
Соблюдая должную последовательность, [теперь] мы должны рассмотреть противоположные пороки: во-первых, неверие, которое противоположно вере; во-вторых, богохульство, которое противно исповеданию веры; в-третьих, невежество и тупость ума, которые противоположны знанию и разумению.
Что касается первого, то мы должны рассмотреть, во-первых, неверие в целом; во-вторых, ересь; в-третьих, вероотступничество.
Под первым заглавием наличествует двенадцать пунктов: 1) является ли неверие грехом; 2) что является его субъектом; 3) является ли оно величайшим из грехов; 4) является ли грехом любое действие неверующих; 5) о видах неверия; 6) об их сравнении друг с другом; 7) подобает ли нам вступать в спор о вере с неверующими; 8) должно ли понуждать их к вере; 9) должно ли нам иметь с ними общение; 10) могут ли неверующие властвовать над христианами; 11) должны ли дозволяться обряды неверующих; 12) должно ли крестить детей неверующих против воли их родителей.
Раздел 1. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ НЕВЕРИЕ ГРЕХОМ?
С первым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что неверие – это не грех. Ведь сказал же Дамаскин, что всякий грех противоестественен[96]. Но неверие, похоже, не противно природе. В самом деле, согласно Августину, «то, что человек может иметь веру, как может иметь и любовь, принадлежит его природе; иметь же веру, как и иметь любовь, принадлежит благодати верных»[97]. Следовательно, не иметь веры, что означает быть неверующим, не является грехом.
Возражение 2. Далее, никто не грешит тем, чего он не может избегнуть, поскольку всякий грех произволен. Но человек не в силах избегнуть неверия, ибо как избегнуть его, не имея веры, о чем свидетельствует и апостол, говоря: «Как веровать в Того, о Ком не слыхали; как слышать без проповедующего» (Рим. 10:14). Следовательно, похоже, что неверие не является грехом.
Возражение 3. Далее, как уже было сказано (II-I, 84, 4), существует семь главных грехов, к которым могут быть сведены все остальные. Но неверие, похоже, не сводится ни к одному из них. Следовательно, неверие – это не грех.
Этому противоречит следующее: порок противоположен добродетели. Но вера – это добродетель, а неверие ей противоположно. Следовательно, неверие – это грех.
Отвечаю: неверие можно понимать двояко: во-первых, как чистое отрицание, в каковом смысле человек называется неверующим просто потому, что не имеет веры. Во-вторых, неверие можно понимать как противление вере, в каковом смысле человек не желает слышать о вере или презирает ее, согласно сказанному [в Писании]: «Кто поверил слышанному от нас» (Ис. 53:1). В таком случае речь идет о совершенном неверии, и неверие в этом смысле является грехом.
Если же понимать его как чистое отрицание, как это бывает утех, которые [вообще] ничего не слышали о вере, то оно носит признак не греха, а наказания, поскольку такое неведенье божественного является следствием греха нашего прародителя. При этом если такого рода неверующие прокляты, то это связано с другими их грехами, которые не могут быть устранены без веры, а не с грехом неверия. Поэтому Господь говорит: «Если бы Я не пришел и не говорил им, – то не имели бы греха» (Ин. 15:22), каковые слова Августин разъясняет как «относящиеся к греху их веры не в Христа»[98].
Ответ на возражение 1. Иметь веру не является частью человеческой природы, но то, что человеческий ум не должен противиться внутренней интуиции и проповедованию истины вовне, является частью человеческой природы. Следовательно, в этом отношении неверие противоестественно.
Ответ на возражение 2. Этот аргумент рассматривает неверие как чистое отрицание.
Ответ на возражение 3. Неверие как грех является следствием гордыни, из-за которой человек не желает подчинять свой ум правилам веры и ее толкованию, озвученному святыми отцами. По этой причине Григорий говорит, что «самонадеянные нововведения восстают из тщеславия»[99].
Кроме того, мы могли бы сказать, что как теологические добродетели не сводятся к главным добродетелям, а предшествуют им, точно так же и противоположные теологическим добродетелям пороки не сводятся к главным порокам.
Раздел 2. НАХОДИТСЯ ЛИ НЕВЕРИЕ В УМЕ КАК В СВОЕМ СУБЪЕКТЕ?
Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что неверие не находится в уме как в своем субъекте. В самом деле, согласно Августину, всякий грех находится в воле. Но, как было показано выше (1), неверие – это грех. Следовательно, неверие находится в воле, а не в уме.
Возражение 2. Далее, неверие греховно из-за презрения к проповедованию веры. Но презрение принадлежит воле. Следовательно, неверие находится в воле.
Возражение 3. Далее, глосса на слова [Писания]: «Сам Сатана принимает вид ангела света» (2 Кор. 11:14), говорит, что «когда злой ангел, представляясь добрым, делает или говорит свойственное добрым ангелам, то даже если он и считается добрым, это не есть опасное и смертное заблуждение»[100]. Но то, что человек прилепляется к ангелу постольку, поскольку желает твердо прилепиться к доброму ангелу, похоже, говорит о правоте его воли. Поэтому грех неверия, похоже, заключается в полностью извращенной воле и, следовательно, не находится в уме.
