Александр Мень - История религии (Том 1)
ссылаются здесь на древнее учение о Мировой Душе, полагая, что именно она
была захвачена стихией космического зла. Во всяком случае, природа, по
учению Библии, не мертвое начало и обладает известной одухотворенностью. Эту
мысль разделяют очень многие богословы, философы и ученые. Вполне вероятно,
что на невещественном, глубинном уровне природа как-то соприкасается с миром
трансфизическим и составляет с ним некое целое. И именно поэтому она
оказалась зараженной тлением у самых своих истоков. Хаос и смерть можно
рассматривать как результаты искажения духовных параметров Вселенной,
которое внесло в космогенез слепые разрушительные силы, действующие вопреки
ее поступательному движению. С "момента" космического Грехопадения, говоря
словами германского мистика Якоба Беме, "небесное и адское царство в природе
всегда и всюду боролись между собой и пребывали в великом труде, подобно
жене в родах" /30/.
Подобное представление может показаться отрицанием божественного
всемогущества. Но христианство учит, что любой акт Бога по отношению к миру
есть Его самоограничение, или, как говорили Отцы Церкви, "кенозис"
(умаление) Абсолютного. Именно кенозис оставляет место тварной свободе, без
которой целокупное бытие явилось бы искажением образа своего Создателя /31/.
Самосознание Вселенной - духовные миры и человек - немыслимо поэтому без
свободы; в том числе и свободы искать "свои пути", отличные от путей Божиих.
Единственное, что лежит по ту сторону любого объяснения, - это сам порыв
богопротивления, он иррационален по своей природе. Нет таких слов и понятий,
которые могли бы осветить эту темную бездну.
"Безрелигиозное сознание, - говорит Н. Бердяев, - мысленно исправляет
дело Божие и хвастает, что могло бы лучше сделать, что Богу следовало бы
насильственно создать космос, сотворить людей, не способных ко злу, сразу
привести бытие в то совершенное состояние, при котором не было бы страдания
и смерти, а людей привлекало бы добро. Этот рациональный план творения
целиком пребывает в сфере человеческой ограниченности и не возвышается до
сознания смысла бытия, так как смысл этот связан с иррациональной тайной
свободы греха. Насильственное, принудительное, внешнее устранение зла из
мира, необходимость и неизбежность добра - вот что окончательно противоречит
достоинству всякого лица и совершенству бытия, вот план, не соответствующий
замыслу Существа, абсолютного во всех Своих совершенствах. Творец не создал
необходимо и насильственно совершенного и доброго космоса, так как такой
космос не был бы ни совершенным, ни добрым в своей основе. Основа
совершенства и добра - в свободной любви к Богу, в свободном соединении с
Богом, а этот характер всякого совершенства и добра, всякого бытия делает
неизбежной мировую трагедию. По плану творения космос дан как задача, как
идея, которую должна творчески осуществить свобода тварной души" /32/.
Силы, заложенные во Вселенную, не могут быть полностью парализованы
властью Хаоса. Библия учит о Премудрости, которая есть отображение высшего
Разума в творении. Этот принцип на протяжении всего космогенеза постоянно
обнаруживается в организации, совершенствовании, порядке, прогрессе.
Творение есть преодоление Хаоса Логосом, которое достигает сознательного
уровня в человеке и устремлено в Грядущее. Итак, борьба - закон миротворения,
диалектика становления твари. О ней говорят проникновенные слова поэта:
Бог один есть свет без тени,
Нераздельно в Нем слита
Совокупность всех явлений,
Всех сияний полнота...
Но усильям духа злого
Вседержитель волю дал.
И свершается все снова
Спор враждующих начал.
В битве смерти и рожденья
Основало Божество
Нескончаемость творенья,
Мирозданья продолженье,
Вечной жизни торжество.
А. Толстой К этой теме нам еще предстоит вернуться, а сейчас мы должны
перейти к вопросу о миротворении, которое одновременно есть и драма борьбы,
и возрастание совершенства силой божественного Слова - Логоса.
ПРИМЕЧАНИЯ
Глава четвертая
ЧЕЛОВЕК ПЕРЕД БОГОМ
/1/. "Реальности Божественного, - говорит русский философ С. Л. Франк,
соответствует в нашей душе в плане субъективных переживаний чувство, которое
мы называем благоговением и которое есть неразделимое единство трепета
преклонения - чего-то подобного страху, но совсем не тождественного ему - и
блаженства любви и восхищения". С. Л. Франк. С нами Бог. Париж: YMCA, 1964.
С. 49.
/2/. G. Braunt. Catholicism. New York, 1962. P. 2. Здесь мы пока не
будем затрагивать богословской проблемы об уровнях внутри самого Откровения
("сверхъестественном" и "естественном").
/3/. См.: Н. Бор. Атомная физика и человеческое познание. С. 104; В.
Паули. Физические очерки. С. 61; Л. Д. Ландау, Е. М. Лифшиц. Квантовая
механика. С. 16. М. Голдстеин, И. Голдстейн. Как мы познаем. М., 1985. С.
218 сл.
/4/. М. Buber. Ich und Du. Lpz., 1923.
/5/. Сама градация одаренности имеет смысл потому, что служит залогом
взаимосвязи и солидарности всех членов общечеловеческого организма. Подобно
тому как части тела, выполняя разные функции, дополняют друг друга, так и
личности, имея разные дарования, могут служить друг другу и нуждаются друг в
друге.
/6/. М. Метерлинк. Сокровище смиренных. - Собр. соч. Т. II. Пг., 1915.
С. 50.
/7/. Свящ. П. Флоренский. Столп и утверждение Истины. М., 1914. С. 67.
Как ни странно, но здесь Флоренский-мистик оказывается близким к
Джеймсу-эмпирику. См.: У. Джеймс. Зависимость веры от воли. СПб., 1904.
/8/. Л. Н. Толстой. Полное собрание сочинений. Т. 23. М., 1957. С. 45.
/9/. М. Plank. Vortrage uns Errinerungen. S. 319
/10/. У. Джеймс. Цит. соч. С. 507.
/11/. У. Джеймс. Цит. соч. С. 509.
/12/. Вл. Соловьев. Собр. соч. Т. III. С. 35.
/13/. К. Jaspers. Der Philosophischen Glaube. 1948. S. 20.
/14/. О. Пфлейдерер. О религии и религиях. СПб., 1908. С. 5.
/15/. D. Bonhoeffer. Letters and Papers from Prison. London, 1968. P.
93. О Дитрихе Бонхеффере см.: Ф. фон Лилиенфельд. Образцы евангелического
благочестия. - "Богословские труды". В. 10. М., 1973. С. 132-135; о М.
Кольбе - М. Виновска. Тайна Максимилиана Кольбе/Пер. с фр. Брюссель, 1972; о
матери Марии (Кузьминой-Караваевой) - И. Кривошеин. Мать Мария. ЖМП, 1970.
Ном. 5; Прот. С. Гаккель. Мать Мария. Париж, 1980.
/16/. Утилитаристы выводят этику из законов общества как целого. С их
точки зрения моральные принципы вытекают из пользы рода и служат ему.
"Общество эгоистов, - писал Тимирязев, - никогда не выдержит борьбы с
обществом, руководящимся чувством нравственного долга. Это нравственное
чувство является даже прямой материальной силой в открытой физической
борьбе" (К. А. Тимирязев. Чарлз Дарвин и его учение. М., 1940. С. 43).
Признавая относительную правоту этой точки зрения, мы не должны забывать,
что в этике содержится слишком много такого, что отнюдь не служит "роду" или
"целому". Например, с точки зрения общественной целесообразности нацисты
были правы, уничтожая безнадежно больных и неизлечимых сумасшедших; однако
индивидуальная мораль решительно восстает против подобного "искусственного
отбора". Это несовпадение социальной и личной этики указывает на иные, кроме
законов общества, источники нравственности. "Величайшим заблуждением
прежнего этического мышления, - справедливо замечает А. Швейцер, - было
непонимание и непризнание разноприродности этики нравственной личности и
этики, созданной в интересах общества. Оно всегда полагало, что обе этики
можно и должно отлить из одного куска. Это привело к тому, что этика
нравственной личности была принесена в жертву этике общества" (А. Швейцер.
Культура и этика. М., 1973. С. 292).
/17/. Анализ тех трудностей, с которыми столкнулся Кришнамурти, дан в
статье: Г. С. Померанц. Кришнамурти и проблема религиозного нигилизма. - В
кн.: Идеологические течения современной Индии. М., 1965. С. 148 сл. О так
наз. "богословии смерти Бога" см. статью Р. Марле в журнале "Логос" (Париж;
Брюссель, 1971. Ном. 2. С. 14 сл.).
/18/. См.: R. Bultmann. Kerigma und Myth. B. 1. S. 3. Следует отметить,
что в интерпретации Ветхого Завета метод Бультмана вполне плодотворен и был,
как он сам признает, известен древним церковным толкователям. Идеи Бультмана
в популярной форме изложил Дж. Робинсон в книге "Честен перед Богом", где
предпринята весьма сомнительная попытка переосмысления христианства "в духе
времени". И сам Бультман, и Робинсон невольно обедняют современное мышление,
изображая к тому же науку, как она представлялась в прошлом веке (См.,