Н. Борисов - Церковные деятели средневековой Руси XIII - XVII вв.
В 1374 г. митрополит Алексей решил восстановить упраздненную им в 60-е годы суздальскую епископскую кафедру. Дионисий, через Сергия и других «старцев» связанный с Москвой, был признан наилучшей кандидатурой на этот очень ответственный в политическом отношении пост.
Алексей не ошибся в своем выборе. После смерти митрополита Дионисий оказался одним из самых стойких его последователей. Прибыв в Москву на собор, Дионисий демонстративно выказывал пренебрежение к Митяю, не явился к нему с поздравлением по случаю прихода к власти. При встрече между епископом и кандидатом на митрополию произошел крупный разговор, записанный кем-то из окружения Дионисия. Митяй надменно заметил: «Разве ты не знаешь, кто я? Мне подвластна вся митрополия!» «Не имеешь ты надо мной никакой власти,—возразил Дионисий. — Лучше было бы тебе придти ко мне за благословением и поклониться мне: ведь я епископ, а ты пол. Кто же старше: епископ или поп?» «Ты меня попом назвал, а я тебя и попом не оставлю! — вскипел Митяй. — И скрижали твои (знаки епископского достоинства.— Н. Б.) своими руками спорю! Но не сейчас отомщу тебе, а когда вернусь из Царь-града...»[77]
Собор епископов состоялся в конце 1378 — начале 1379 гг. На соборе Дионисий заявил о незаконности (планов относительно Митяя. Вскоре стало известно, что он намеревается поехать в Константинополь, чтобы там помешать успеху замыслов Митяя и великого князя Дмитрия. Узнав об этом, князь распорядился арестовать Дионисия. Суздальский владыка стал клясться, что не будет более выступать против Митяя. Дмитрий хорошо знал цену обещаниям, даваемым в застенке. Еще на примере митрополита Алексея он убедился в том, что слово церковного иерарха — такая же сомнительная гарантия, как и княжеское «крестоцелование». Поэтому он не спешил освобождать Дионисия.
Вот тут-то в ход событий вмешался, наконец, и сам Сергий. Он взял Дионисия «на поруки», подтверждая нерушимость его клятв. В начале лета 1379 г. Дионисий получил свободу и отправился в свою епархию. Там он не пробыл и недели: нарушив клятву и «поручника свята выдав», суздальский епископ через Орду отправился в Константинополь.
Разгневанный Митяй обрушил на головы Сергия и Дионисия град упреков и проклятий и даже пригрозил разорить Троицкий монастырь и другие лесные обители. Впрочем, до исполнения угрозы дело не дошло. Митяй решил прежде получить официальное признание патриархии, а затем уже, развязав себе руки, расправиться со своими недоброжелателями на Руси. В середине июля 1379 г. он выехал из Москвы в сопровождении большой свиты, в состав которой помимо клириков входили и великокняжеские бояре. Во главе посольства князь поставил своего ближнего боярина Юрия Васильевича Кочевина-Олешинского.
Прощаясь с Митяем и сопровождавшими его боярами, Дмитрий Иванович сказал: «Если будет оскудение или какая нужда и понадобится тысяча рублей серебра или еще сколько — то вот вам моя кабальная грамота с печатью». Это была высшая форма доверия: Митяй мог занять на имя великого князя любую сумму у константинопольских ростовщиков. В азарте борьбы князь готов был опустошить московскую казну, лишь бы достичь своей цели и увидеть, наконец, Митяя признанным митрополитом.
По дороге в Царьград Митяй имел встречу с Мамаем, кочевавшим в крымских степях. От имени номинального правителя Орды хана Тюляка Митяю был выдан ярлык, в котором он именовался «митрополитом Михаилом». Как и прежние правители Орды, Мамай стремился привлечь русскую церковь на свою сторону.
Добравшись до Кафы (современная Феодосия), московские послы взошли на корабль, который отплывал в Константинополь. И вот настал долгожданный день, когда на горизонте показались храмы и дворцы «Царя-города». Но тут случилось неожиданное: еще недавно вполне здоровый, полный сил, Митяй умер. В источниках есть сведения, что его задушили.
Среди участников посольства началось смятение. Многие вспоминали удивительную — если не сказать подозрительную — прозорливость Сергия. В ответ на угрозы Митяя после бегства Дионисия радонежский игумен, не любивший бросать слов на ветер, спокойно заметил: «Не видать ему Царьграда»[78].
Корабль с русскими послами встал на рейде. Тело бедного Митяя в лодке отвезли на берег и предали земле на окраине Константинополя. После этого между участниками посольства начались жаркие споры относительно дальнейших действий. Возвращаться на Русь с пустыми руками от самых ворот Царьграда было неразумно. Бояре видели лучший выход из положения в том, чтобы заменить Митяя его политическим двойником — человеком незнатным, всецело преданным князю Дмитрию, далеким от своенравных «старцев» круга Сергия. Такой человек в свите Митяя нашелся. Звали его Пимен. Он занимал довольно скромный пост архимандрита Успенского Горицкого монастыря в Переяславле-Залесском.
Против кандидатуры Пимена дружно выступило духовенство из свиты Митяя. Их вождем стал архимандрит московского Петровского монастыря Иван, «начальник общему житию», единомышленник Сергия Радонежского. Однако бояре уже усвоили «княжеские» методы борьбы с несговорчивыми церковниками. Иван был закован в цепи и посажен под стражу. Испуганные клирики притихли.
Явившись в патриархию, московские послы заявили, что Пимен и есть тот самый кандидат на митрополию, о котором просит московский великий князь. Дело затянулось до лета 1380 г., когда новый патриарх Нил поставил, наконец, Пимена митрополитом на одну лишь Великороссию.
Эта победа дорого обошлась боярам. В ход пошли заемные кабалы с печатью великого князя Дмитрия. Автор «Повести о Митяе» рассказывает: «Русские позанимали этой кабалой серебро в долг на имя великого князя у фряз (итальянцев.— Н. Б.), у бесермен в рост. Тот долг растет и до саго дня. И роздали посулы тем и другим, и едва утолили всех... Царь же и патриарх много расспрашивали Пимена и тех, кто был с ним. И собрали собор, и после расспросов, и изысканий, и расследований, решили поставить Пимена митрополитом. При этом греки сказали так: «Правду ли говорят русские, или неправду — но мы поступаем по истине; мы правду делаем, и творим, и глаголем». Так поставил патриарх Нил Пимена митрополитом на Русь»[79].
Сборы в обратную дорогу и само путешествие растянулись еще более, чем на год. Лишь в конце 1381 г. посольство вместе с Пименом вернулось домой. Но здесь их ожидали отнюдь не почести и награды. «Когда Пимен прибыл в Коломну, то сняли с него клобук белый, с головы его, и развели в разные места спутников его — советников и клирошан. И отняли у него ризницу его, и приставили к нему сторожем некоего боярина по имени Иван, сына Григория Чюровича, прозванного Драницей. И послали Пимена в изгнание и в заточение. И повезли его с Коломны на Охну, не заезжая в Москву, а от Охны в Переяславль, а оттуда в Ростов, а оттуда на Кострому, а с Костромы в Галич, а из Галича на Чухлому...»[80]
Низверженный с высоты митрополичьего престола, заброшенный в глухие заволжские леса, Пимен мог теперь вволю поразмыслить о превратностях судьбы, вспоминая слова древнего мудреца Екклезиаста: «Лучше горсть с покоем, нежели пригоршни с трудом и томлением духа».
Что же произошло в Москве после отъезда Митяя в Константинополь? Что заставило князя Дмитрия столь круто расправиться с людьми, исполнившими— в меру своею разумения — его волю?
Осенью 1379 г. московские «старцы», пользуясь отсутствием Митяя, стали искать путей примирения с князем Дмитрием. Сергий Радонежский уверенно -заявлял, что Митяй не увидит Царьграда. Однако он понимал, что если тот все же вернется из патриархии в митрополичьем клобуке, то для лесных монастырей и их обитателей наступят тяжелые времена. Если же Митяй внезапно исчезнет с исторической сцены, вновь возникнет вопрос о признании Киприана. Сергий надеялся примирить великого князя с этой кандидатурой. Но прежде нужно было восстановить сильно пошатнувшееся влияние самого радонежского игумена при московском дворе.
Не одни «старцы» напряженно размышляли над создавшимся положением. Князь Дмитрий тоже склонен был пойти на мировую. Он чувствовал, как ход событий неотвратимо приближает тот роковой день и час, когда Русь встретится с Ордой в решающей схватке. От своих разведчиков князь знал, что Мамай, не желая рисковать, копит силы, подыскивает союзников, вербует наемников. Сам Дмитрий в конце 1379 —начале 1380 гг. привлек на свою сторону литовских князей Андрея и Дмитрия Ольгердовичей.
Однако главная задача заключалась в том, чтобы как можно больше русских княжеств в нужный момент выступили заодно. Для укрепления единства, для воодушевления воинов Дмитрию нужен был авторитет лесных отшельников. Но он не хотел первым идти на примирение, отчасти из гордости, отчасти потому, что «старцы» тотчас потребовали бы каких-то уступок с его стороны.
