Клаудио Морескини - История патристической философии

Немного далее, в контексте изложения универсальной упорядоченности вещей, которую можно усмотреть в регулярности движений небесных тел (III 625В), сказано следующее:

«Итак, Александр, муж знаменитый, в своем трактате “О провидении” выразился так: “Ведь действительно, ни одна из вещей мира не происходит без провидения. Потому все вещи преисполнены божественным существом, и оно проницает все существующее. А значит, все, что происходит, происходит сообразно с волей бога, и это засвидетельствовано тем, что мы видим. И действительно, упорядоченная последовательность происходяших вещей, которая по природе всегда равна, является великим доказательством того, что эти вещи не происходят случайно"’. И в другом месте: “Как утверждает Аристотель, сохранение и рождение вещей, находящихся здесь, на земле, а также постоянное сохранение своего вида происходят не без божественного провидения. И действительно, δύναμις (сила], проистекающая от солнца и от других светил, которые следуют закону солнца в соответствии с ним, [приводит к тому, что и они] сами являются причинами рождения вещей, существующих по природе, и их сохранности"».

В связи с другим вопросом сказано: внимательное созерцание Бога доставляет нам величайшую радость, как было сказано даже теми, кто мыслит отлично от нас, христиан (111 62 7D). Это подтверждается Александром Афродисийским (111 629А):

«Также не следует пренебрегать и другим фактом, о котором мы кратко упомянули, а именно тем, что человеку даровано также и провидение со стороны бога. Мы имеем в виду, что величайшее счастье заключено для нас в благоговейном поклонении, обрашенном к божественному существу, так что в силу этого мы не должны ожидать для себя вознаграждений, приходящих к нам извне, но ожидать стяжания величайшего из благ при верном следовании этому благу. Итак, всеобще признанным является то, что счастье людей заключено — в качестве своего главного момента — в созерцании. И действительно, эта форма активности принадлежит к наиболее важным среди δυνάμεις [сил] души, сообразующейся с умом. Созерцание есть истинное познание наилучших из существующих вещей. Но вещами, наилучшими среди всех, являются те, которые относятся к богу. Следовательно, счастье состоит для нас в познании божественных вещей».

Юлиан утверждал (фрагмент 22 Masaracchia), что различные народы устанавливают законы, соответствующие их нраву: народы дикие и бесчеловечные издают жестокие законы, а народы просвещенные и человечные издают человечные законы. Кирилл признает это различие в природе народов, но считает, что за это не несет ответственности Бог, но свобода воли отдельных людей. Это утверждает также аристотелик Александр в «О провидении», который пишет следующее относительно Бога (IV 704В):

«Логика требует, чтобы бог постоянно и непрерывно осуществлял наилучшие и блаженные действия, поскольку и его существо сообразно с ними; и провиденциальное попечение о вещах, пребывающих на земле, осуществляется им, так как бог благ и есть совершитель благих вещей. Ведь отличительный признак всякого благого существа заключается в том, чтобы приносить пользу другим. Следовательно мы обвиним в меньшей степени, чем всех прочих, Творца мира в том, что он внедрил в некоторых людей злонравие» (705А).

В V 741А Кирилл исходит из утверждения Христа (Ин. 17, 3), что «сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога и посланного

Тобою Иисуса Христа». Истинность этого допускается также главными представителями греков. И действительно, даже Александр, ученик Аристотеля, в «О провидении», относящемся к отдельным вещам, говорит следующее:

«Но, быть может, следует высказать как истину и то, что через благоговейное поклонение богу обретается величайшее и совершеннейшее изо всех благо, то есть возможность жить счастливо. Однако доказано, что оно заключено в созерцании; а созерцание состоит в познании лучших реальностей; всеми же признано, что наилучшие реальности это божественные реальности».

С проблемой провидения сопряжена проблема судьбы. А потому Кирилл снова прибегает к «О судьбе» Александра. Продолжая ранее начатое в III 621C рассуждение о том, что придерживаться добродетели зависит от нас самих, а не от нашей природы, он добавляет (там же):

«Действительно, мы наблюдаем, что не все и даже не большинство обладают добродетелью (что должно было бы происходить, если бы обладание ею имело место по природе), но мы радуемся, если случается встретить хотя бы одного, который являет, благодаря упражнению и полученному воспитанию, природное превосходство человека над другими живыми существами, ибо он присовокупил, прилагая к тому собственные усилия, то, что с неизбежностью недостает нашей природе. В силу этого от нас зависит обращение к добродетелям, так что не лишенными пользы и не пустыми являются восхваления добродетельных и порицание недобродетельных, и призывы к более совершенному, и нравы, сообразные с законами, ведущие нас путем, пролегающим через лучшие обычаи» (см. «О судьбе», 27 р. 53, 17 и сл. Thillet).

Несмотря на свою славу врага христиан, Порфирий предоставил различные положения Кириллу как в тринитарном плане (что мы рассмотрим позже), так и в сфере морали:

«Несмотря на то что еще раньше Юлиана Порфирий ратоборствовал против славы Бога, что видно из его многочисленных рассуждений, однако то, что он мыслил и писал, как я полагаю, может способствовать стяжанию веры» (V 756В).

Различные произведения Порфирия высоко ценимы епископом Александрийским. Одно из них, а именно «К Немерцию», известно — и это можно утверждать с определенностью — только на основании цитат, приводимых из него Кириллом. Наш писатель прибегает к нему, чтобы защитить учение о свободе воли посредством двух мест, идуших одно вослед другому (111 621 АВ = фрагменты 276 и 277 Smith), которые, вместе с тем, не представляются особенно значимыми.

Немного далее рассуждение становится более серьезным. Невозможно познать мысли Бога, отмечает Кирилл (III 629D), как это утверждал еще один из учителей Юлиана, а именно Порфирий, с которым Юлиан, следовательно, должен был быть хорошо знаком:

«Поскольку Ум Бога бдит нал миром и с державным величием премудрости и с несравненной силой упорядочивает все и правит всем, многоразличные причины вещей остаются сокрытыми для человеческого — в его малости — ума, даже если представляется, что он мудр и исследует истину. Но это дело благочестивое, — даже если он (то есть человеческий ум) и не озабочен тем, насколько трудно исследовать вещи неопределенные — а именно, не дерзать порицать их, но считать и, напротив, утверждать, что вещи хороши, как они есть, и что они были созданы, какими были созданы, поскольку таким образом они оказываются благими. И действительно, какую вещь мог бы создать вопреки законам таковой столь великий Ум? И недопустимо делать из нашего познания критерий того, что является благим, а из нашей неспособности к пониманию — критерий того, что не является благим».

И еще (V 756В):

«Хризипп, следуя Сократу, придерживался той точки зрения, что недопустимо говорить даже относительно происходяшего в жизни: “Кто знает, каково это?’’, но: “Несомненно, это наилучшая вещь”».

Речь идет, таким образом, о двух местах, подчеркивающих религиозную позицию Порфирия в отношении бога и его провидения. Бесцельно говорить, что ни Порфирий, ни стоики, строго говоря, не могут интерпретироваться именно так, как их интерпретирует Кирилл, но этот конкордизм является главной характеристикой произведения епископа Александрийского.

Среди других обвинений, выдвинутых Юлианом против христиан, фигурирует и обвинение в том, что Бог желал, чтобы человек пребывал лишенным познания добра и зла и что Он изгнал его из рая после того, как тот добыл себя это знание, вкусив от плода запрещенного древа: давнее неодобрение, под которое подпадал со стороны язычников Бог Ветхого Завета, состояло в том, что Он питал чувство ревнивой зависти по отношению к человеку. На самом деле, возражает Кирилл, это решение было принято Богом на основе собственного непостижимого промысла, как и решение подвергнуть человека смерти, притом, что теперь он был связан с грехом (III 645А). Аналогичной, впрочем, является и мысль Порфирия, фиксируемая в «К Немерцию» (280F Smith):

«Но бог, которому ведомо будущее, часто изымает довременно из жизни некоторых еще молодых людей, по причине их религиозного чувства, а других — по причине оскорблений, нанесенных ими своим ближним, а еще других — по свойственному ему милосердию, забирая их из жизни для того, чтобы спасти от ужасных невзгод, которые обрушились бы на них».

И ниже повторяется, что неправедно судить о праведных судах Бога (V 753В), как отмечал это также Порфирий (278F):

«Следовательно, то рассуждение, которое учитель дерзает формулировать о боге, пытаясь объяснить, что такое справедливость, оказывается верхом несправедливости. Ведь суд Бога о всякой вещи — свят и неподсуден. А думать, что это должно быть иначе, есть слабость, изобличающая извращенный ум…» (V 753В–756В).