Клаудио Морескини - История патристической философии
«Двигаясь от красоты вещей чувственных, будет необходимо взойти к умопостигаемой красоте Бога, и, если отталкиваться от красоты, обретающейся в законах и в добрых нравах, должна открыться для созерцания его добродетель».
Судя по всему, это концепция некоего среднего платоника: в ней улавливаются отголоски Алкиноя, «Дидаскалия», главы 5 и 10, который, в свою очередь, парафразирует знаменитое место из Платона, «Пир», 210 bс.
Непосредственно после приведения этого места, Кирилл продолжает ход своих рассуждений, отмечая, что дорога, ведущая к созерцанию Бога, исходя из чувственных реальностей, приводит нас к познанию не только Отца, но также и Сына. Причем и Платон, «несмотря на то, что он поместил первого бога, как он выражается, в одном месте, в область покоя и неподвижности, осознавал, что в другом смысле, то есть через второго бога, первый пребывает в движении демиургической активности». И Кирилл еще раз цитирует Платона, где тот еще отличает первого бога от второго бога, утверждая, что первый неподвижен, а второй пребывает в движении и оба суть разные роды жизни, которые с ними соединены. Итак, это место, хотя и не принадлежит Платону, принадлежит, однако, среднему платонику, а точнее — Нумению: и действительно, речь идет о фрагменте 15 des Places, который, следовательно, цитировался не только Евсевием, «Евангельское приуготовление», XI 18, 20—21, как полагали до сих пор, но также и Кириллом. Можно было бы предположить, что Кирилл извлек этот фрагмент из Евсевия; но затруднительно так считать в силу того факта, что Евсевий открыто приписывает его Нумению (см. XI 18, 13), в отличие от Кирилла.
На втором месте стоит свидетельство Платона. В «Тимее» (31а) Платон утверждает, что мир единичен и что не существует множества миров:
«Оно [небо] одно, коль скоро оно создано в соответствии с первообразом. Ведь то, что объемлет все умопостигаемые живые существа, не допускает рядом с собою иного; в противном случае потребовалось бы еще одно существо, которое охватывало бы эти два и частями которого бы они оказались, и уже не их, но его, их вместившего, вернее было бы считать образцом для космоса. Итак, дабы произведение было подобно всесовершенному живому существу в его единственности, творяший не сотворил ни двух, ни бесчисленного множества космосов, лишь одно это единородное небо, возникши, пребывает и будет пребывать» [121].
Существование Сына как Бога (это отрицается Юлианом, который считает, что и Моисей учил о существовании только одного Бога) подтверждается традиционными свидетельствами христианской экзегезы: Кирилл цитирует слова Книги Бытия («сотворим человека по образу нашему и по подобию»), которые, по его мнению, не обращены Богом к ангелам, но к полноте Троицы (910 CD); в эпизоде с жителями Содома Бог обращается к Самому Себе, или, если быть более точным, Отец разговаривает с Лицами, находящимися при Нем, или же изливает дождем огонь на развращенный город благодаря второму Лицу, бывшему рядом с Ним (912 А). Следовательно, и Сын включен в определение «Бог». Это подтверждается и Платоном, который утверждает («Тимей», 40de, место, процитированное еще несколько дальше, 936С):
«Повествовать о прочих божествах и выяснять их рождение — дело для нас непосильное. Здесь остается только довериться тем, кто говорил об этом прежде нас; раз говорившие сами были, по их словам, потомками богов, они должны были отлично знать своих прародителей. Детям богов отказать в доверии никак нельзя, даже если говорят они без правдоподобных и убедительных доказательств, ибо, если они выдают свой рассказ за семейное предание, приходится им верить, чтобы не ослушаться закона» [122].
Кирилл одобряет эти последние слова, повторяя, что надлежит оказывать доверие тем, кто вдохновлялся Богом, а не тем, кто вводит множество богов и говорит, прислушиваясь только к голосу собственного сердца (91 ЗАВ).
Вывод, который можно сделать из этих утверждений, сводится к тому, что некоторые языческие учения предвещали полноту истины: «Итак, Богом был Логос и существовал рядом с Богом, живой и действенный и не отличающийся от Отца. Но мы знаем, что те, кто более прочих превозносится своей внешней мудростью, в тонкостях исследовали эти проблемы, но не всецело безупречно, поскольку для них не воссиял свет истины. Ведь Христос не дал им её в откровении» (913 С).
4. Александр АфродисийскийПрисутствие в «Против Юлиана» главного комментатора Аристотеля немало удивляет, хотя слава, которую Александр стяжал в древнем мире и в Средние века, делает его по праву заслуживающим тех исследований широкого спектра, проведенных Кириллом в связи со своим ответом Юлиану. Из произведений Александра цитируются «О судьбе» (который уже был известен благодаря своей автономной традиции) и «О провидении». Последнее сочинение дошло до нас во фрагментах, и эти греческие фрагменты оказались сохраненными только нашим христианским писателем.
Изучая трактат «О провидении», следует, однако, проявлять определенную осторожность: и действительно, как это явствует из II 21 «Апорий и решений» самого же Александра, которые заключают в себе фрагменты трактата «О провидении», это произведение было написано в диалогической форме. А это означает то, что цитаиии Кирилла не обязательно воспроизводят мысль Александра, но могут отражать учение одного из двух его собеседников. И действительно, Кирилл обретает в Александре лицо, решительно поддерживающее идею божественного Промысла, что больше подходит стоику (которым мог быть собеседник, выведенный в «О провидении»), а также христианину, чем самому Александру.
Уже во II книге «Против Юлиана», в контексте дискуссии о сотворении мира, епископ Александрийский задается вопросом, как Бог мог ожидать от людей святости, если Он их оставил, отдав во власть другим творениям, а именно низшим богам, как на том настаивает Юлиан — ведь тогда Бог лишает людей привилегии быть созданными Им Самим. На самом деле Бог осуществляет по отношению к нам Свое провидение, причем вплоть до самых малых вещей. Император, напротив, утверждал, как мы это уже говорили и как мы это увидим еще позже — когда Кирилл прибегает и к герметическим учениям, чтобы его опровергнуть, — что сотворение человека не являлось делом бога, но делом низших богов, сообразно с учением Платона (см. «Тимей», 41а).
Итак, универсальность божественного провидения подтверждается также и Александром, учеником Аристотеля: «Утверждение, что бог не хочет осуществлять свое провидение по отношению к вещам, пребывающим здесь, на земле, абсолютно не сообразуется с ним, ибо не делать что–то, будучи способным это делать, свойственно определенной форме зависти и природе совершенно нелепой. Но поскольку обе эти позиции чужды богу, касательно него не может быть истинным ни первое, ни второе. Итак, остается только признать, что божественное существо и может, и хочет осуществлять свое провидение по отношению к земным вещам; но если он это и хочет, и может, ясно, что он это и делает. Следовательно, логично, что ни одна из якобы случайных вещей не возникает без божественной мысли и без божественной воли».
То же рассуждение встречается у Лактанция, в «О гневе Божием» (13, 19–21). Также в III 621C, в контексте, относящемся к свободе воли, которую Кирилл защищает, прибегая к письму Порфирия, адресованному Немерцию, он, как мы это увидим, цитирует Александра, человека, как никто другой среди язычников, самого тонкого и точно выражающего свои мысли. И вот так он высказался в своем трактате «О провидении»:
«Именно на основании этих вещей можно усмотреть благоволение божественной природы к нам. Ибо, действительно, поскольку было невозможным, чтобы добродетели существовали в нас по природе, сама божественная природа благоволила стать нашей госпожой и сделала, таким образом, обладание добродетелями зависящим не от других, но от нас самих, чтобы то, что нам было невозможно иметь от неё, мы имели бы от нас самих, как если бы мы имели это от неё. Итак, если бы мы были способны иметь добродетели вследствие нашей природы, не оставалось бы никакого свободного пространства для проявления зла. Но коль скоро это невозможно, поскольку наша природа достигает только того, чтобы мы были способны обладать добродетелями, с неизбежностью все, что способно обладать какой–либо вещью, имеющей свою противоположность, способно также обладать и этой её противоположностью».
Немного далее, в контексте изложения универсальной упорядоченности вещей, которую можно усмотреть в регулярности движений небесных тел (III 625В), сказано следующее:
«Итак, Александр, муж знаменитый, в своем трактате “О провидении” выразился так: “Ведь действительно, ни одна из вещей мира не происходит без провидения. Потому все вещи преисполнены божественным существом, и оно проницает все существующее. А значит, все, что происходит, происходит сообразно с волей бога, и это засвидетельствовано тем, что мы видим. И действительно, упорядоченная последовательность происходяших вещей, которая по природе всегда равна, является великим доказательством того, что эти вещи не происходят случайно"’. И в другом месте: “Как утверждает Аристотель, сохранение и рождение вещей, находящихся здесь, на земле, а также постоянное сохранение своего вида происходят не без божественного провидения. И действительно, δύναμις (сила], проистекающая от солнца и от других светил, которые следуют закону солнца в соответствии с ним, [приводит к тому, что и они] сами являются причинами рождения вещей, существующих по природе, и их сохранности"».
