Джон Ричардсон (Джаядев дас) - Никогда не говори, что умрешь
На двадцать рожениц, находившихся на разных стадиях процесса, приходилась всего одна медсестра.
Женщина через две кровати от нас вдруг закричала: «Сестра! Скорей сюда! Я уже рожаю!»
Ответа не последовало.
И тут Шерил громко застонала и сжала мою руку с силой, о существовании которой я и не подозревал.
Когда я, как испуганный кролик, высунулся из-за занавески, женщина, лежащая через две кровати, взмолилась: «Доктор, помогите, я рожаю!»
Я бросился в комнату, где ничего не подозревая о драматических событиях, разворачивающихся в палате № 39, удобно устроилась на ночь медсестра. Я умолял её помочь той женщине, но она бесцеремонно отмахнулась от меня, пробормотав что-то непонятное на своём жаргоне про дюймы и раскрытие матки.
Когда я вернулся к Шерил, меня всего трясло, и уже было совершенно непонятно, кто кого должен был успокаивать. Я так и не смог сказать страдающей женщине, что медсестра не собирается приходить к ней на помощь.
Это было уже слишком — в конце концов ситуация должна была как-то разрешиться, и она — таки разрешилась! Раздался душераздирающий крик, сопровождающийся хлюпающими звуками, а затем мы услышали плач новорождённого. Напряжение достигло предела. Мне казалось, что сейчас я получу разрыв сердца от ужаса. Призрачная надежда на единственную присутствовавшую медсестру, которая явно не в состоянии была справиться с палатой, переполненной рожающими женщинами, растаяла без следа.
Так прошло два часа, а может и больше, пока у Шерил не отошли воды и, я вынужден был обратиться за помощью к медсестре. Может быть у неё просто плохое настроение сегодня. Я надеялся, что когда очередь дойдёт до нас, оно непременно улучшится. Когда она повезла в родовую грязную каталку с облупившейся краской, на которой лежала Шерил, я поплёлся вслед за ней в родовую.
Чтобы долго не мучить вас, буду краток — роды продолжались очень долго. Из-за скованности мышц малыш никак не появлялся на свет, а медсестра, похоже, не знала, чем ему помочь. Несколько раз она звонила врачу, но к тому времени уже была глубокая ночь, и помощь так и не пришла. В конце концов, когда наш прекрасный сын появился на свет, он уже не дышал. Ещё несколько отчаянных телефонных звонков, и наконец, через бесконечно долгие двадцать минут, появился врач. Он сделал ребёнку укол в сердце, но это не помогло, и через несколько минут он сообщил нам, что наш ребёнок мёртв...
Невозможно. Всё началось и закончилось так, будто бы мы были обречены с самого начала. Поведение Шерил было достойно восхищения, но у меня было ощущение, что нас жестоко предали. Подержав нашего маленького Джона на руках, при этом пытаясь вести себя так, как подобает вести настоящему мужчине в такой ситуации, я услышал, что медсестра просит меня выйти, чтобы она смогла заняться Шерил. Я вышел на тёмную лестницу, чтобы дать волю слезам. Как только я сел на ступеньки, и из глаз моих хлынули слёзы, я услышал голос, который сказал: «Ничего страшного. То, что случилось — справедливо». На меня снизошло умиротворение. Слёзы прекратились. Я почувствовал в себе силы вернуться к жене, и пошёл к ней, чтобы поддержать её.
Тогда ещё я не имел представления о философии, что смогла бы мне помочь достойно принять такой неожиданный вызов судьбы, такое поругание всех моих идеалов, всех моих взглядов на жизнь со всеми её горестями и испытаниями. Я абсолютно ничего не знал о Карме, законе Причины и Следствия. Мне не на что было опереться, неоткуда почерпнуть силы. Но те удивительные слова, что услышала моя душа в ту ночь, вовсе не были сентиментами. Они потрясли и спасли меня.
Из нас двоих Шерил всегда была более сильной. На следующее утро я снова пришёл к ней в больничную палату. Она сидела на кровати и улыбалась. Оглянувшись, я увидел других женщин, рядом с которыми лежали розовые малыши, аккуратно обёрнутые в простыни, а рядом с моей дорогой женой не было никого.
Я еле сдерживал слёзы, но смог совладать с собой. Единственное, что она сказала:
— Не волнуйся, всё в порядке. Когда мы пойдём домой?
— Сейчас узнаю у сестры, — ответил я и возблагодарил Бога, Кем бы Он ни был, за дарованное самообладание.
Она — такой человек, на которого всегда можно положиться, особенно в чрезвычайной ситуации. На неё можно рассчитывать всякий раз, когда возникает необходимость.
Несколько лет спустя, в 1981, мы потеряли ещё одного малыша, на сей раз нашего прекрасного восьмимесячного мальчика, которого мы назвали Карлом. Он родился мёртвым. И вновь Шерил мужественно перенесла это испытание. Она хотела, чтобы дети узнали об этом из её уст. Она сама хотела всё рассказать и дать им понять, что всё в полном порядке. Именно по этой причине наша дорогая подруга Хелен Перфект, а не я, привезла их в больницу. Дети думали, что их ведут посмотреть на новорождённого маленького братика... В такой радости они вбежали в родильное отделение. Их улыбающиеся лица выражали нетерпеливое выжидание. Я до сих пор не понимаю, как нам удалось сдержать потоки слёз. Однако мы прекрасно понимали, какую тревогу пробудят в двух маленьких сострадательных сердечках наши рыдания. Так или иначе, нам удалось контролировать себя всё то время, пока они были рядом опять же благодаря силе воли Шерил. Нежно и спокойно Шерил объяснила детям, что случилось несчастье, и малыш умер прямо в животике мамы, но сама мама в полном порядке.
Увидев, как шок и разочарование вырисовываются на их лицах, я не выдержал и разрыдался. Пия, которой тогда было всего лишь 11, удивила меня, когда многозначительно сказала: «Папа, не плачь. Всё будет хорошо». Вскоре мы, крепко обняв друг друга, плакали вместе. Но я знал, что мы непременно справимся. Худшее уже было позади. Спасибо Шерил и Пие.
* * *Вначале 1970-х я всячески пытался пробиться в недоступный мир звукозаписи. Я не мог сидеть сложа руки и просто ждать. Вот я и старался изо всех сил стать сессионным музыкантом, что подстать драгоценному камню в короне любого профессионала из любой известной группы. К тому же сессионные музыканты хорошо зарабатывают. Это был нелёгкий труд, но я привык тяжело трудиться. Быть сессионным музыкантом означало хорошее средство достойно жить и содержать семью. Постепенно, шаг за шагом я начал овладевать разными сессиями.
Поначалу мне пришлось работать лишь для того, чтобы людская молва помогла мне сделать первые шаги в этом направлении. Из-за отсутствия машины переезд из одной студии в другую предполагал долгую дорогу в студию Уэст Энда. Там мы отрабатывали сессию и затем возвращались обратно. Вся дорога обходилась в 10 фунтов. Я же работал за более низкую плату. После работы я просил свои 10 фунтов...
И вот слухи поползли... «Вам нужно заказать Джона Ричардсона! Он очень хорош...»
Совсем недолго мне пришлось просить деньги лишь за дорогу, время, старания и талант. Вскоре я стал зарабатывать больше. Я снова начал работать с Аланом Уильямсом. Мы начали запись двух песен. С нами заключила контракт «Плежерама», группа досуга с Уэлбек Стрит в Уэст-Энде, и с Джоном Кеннеди, ставшим менеджером сенсационных хитов 1950-х, Марти Уайлдом и Томми Стилом, от которого также поступило предложение стать нашим менеджером. У нас было 25 заказов в неделю.
В те дни «Битлз» уже выпустили свои альбомы, и мы, мечтая быть похожими на них, сочиняли песни и старались быстро заполнять ими дорожки пластинок, готовящихся к выпуску. Мы записали одну очень захватывающую песню The Long and Winding Road в «Декка Студио», что в северной части Лондона. Нам ещё никогда не приходилось стоять перед оркестром. Вообще-то оркестр предназначался для Энди Сильвера, который должен был выступать на фоне лэйба «Декка Студио». Как только оркестранты собрались уходить, наш музыкальный продюсер, Дик Роув, попросил их отработать ещё два номера и быстро раздал им ноты. Произошло это как раз перед нашей первой совместной записью.
Дик Роув очень гордился тем, что развернул «Битлз» из-за отсутствия «зажигательных» песен. У нас с Аланом уже был на подходе хит The Long and Winding Road, но у четырех других исполнителей тоже было нечто похожее. Поэтому трансляцию звукозаписи поделили на четыре претендента, и наш шанс стать знаменитостями висел на волоске.
Из-за страха, что нас не утвердят, мы пошли прямо в студию вовсе не для того, чтобы выразить своё восхищение от песни Пола Маккартни, записанной с оркестром из 40 человек, а для того, чтобы спеть свою собственную I Never See The Sun («Я никогда не увижу солнца»). Специально для нас «Плежерама», кредитовавшая их, убрала все преграды, подкупила диджеев и продюсеров Радио № 1, самого главного радио поп-музыки страны. Музыка, прозвучавшая по Радио № 1, напоминала золотую пыль. Для того чтобы войти в список хитов, компании довольно часто подкупали продюсеров и диджеев разных программ, заодно скупая бесчисленное количество записей в наиболее популярных магазинах. У нас были люди, специально разъезжавшие по стране, пытаясь нелегально скупать пластинки в 40 лучших магазинах. «Плежерама» не была одинока — время от времени почти все так поступали, хотя никто и не признавался.
