Афанасий Великий - Житие преподобного Антония Великого
6. Наконец, поелику змий этот не возмог низложить этим Антония, а напротив того, увидел, что сам изгнан из сердца его, то, по написанному, поскрежещет нань зубы своими (Пс. 36, 12) и как бы вне себя, каков он умом, таким является и по виду, именно же в образе черного отрока. И поелику низложен был этот коварный, то, как бы изъявляя покорность, не нападает уже помыслами, но говорит человеческим голосом: "Многих обольстил я и еще большее число низложил, но, в числе многих напав теперь на тебя и на труды твои, изнемог". Потом, когда Антоний спросил: "Кто же ты, обращавшийся ко мне с такою речью?" — тот, не таясь нимало, отвечал жалобным голосом: "Я — друг блуда, обязан уловлять юных в блуд, производить в них блудные разжжения и называюсь духом блуда. Многих, желавших жить целомудренно, обольстил я; великое число воздержных довел до падения своими разжжениями. За меня и Пророк укоряет падших, говоря: духом блужения прельстишася (Ос. 4, 12), потому что я был виновником их преткновения. Многократно смущал я и тебя, но всякий раз был низложен тобою". Антоний же, возблагодарив Господа, небоязненно сказал врагу: "Поэтому и достоин ты великого презрения. Ибо черен ты умом и бессилен, как отрок. У меня нет уже и заботы о тебе. Господь мне помощник, и аз воззрю на враги моя (Пс. 117, 7). Черный отрок, услышав это, немедленно с ужасом бежал от слов сих, боясь уже и приближаться к Антонию.
7. Такова была первая борьба Антония с диаволом; лучше же сказать, что и это в Антонии было действием силы Спасителя, осудившего грех во плоти, да оправдание закона исполнится в нас, не по плоти ходящих, но по духу (Рим. 8, 3–4). Но и Антоний не пришел в нерадение и небрежение о себе от того, что демон уже побежден, и враг не перестал расставлять ему сети, как побежденный, но снова ходил как лев, ища удобного случая напасть на подвижника. Антоний же, зная из Писания, что много козней у врага (Еф. 6, 11), неослабно упражнялся в подвигах, рассуждая, что если враг и не мог обольстить сердца его плотским удовольствием, то, без сомнения, покусится уловить иным способом, потому что демон грехолюбив. Посему-то Антоний паче и паче умерщвлял и порабощал тело, чтобы, победив в одном, не уступить над собою победы в другом. Поэтому приемлет он намерение приобучить себя к более суровому житию; и многие приходили в удивление, видя труд его, а он переносил его легко. Душевная его ревность с течением времени стала уже добрым навыком, и потому он оказывал великую тщательность даже в самом малом, что усваивал от других. Столь неутомим он был во бдении, что часто целую ночь проводил без сна и, повторяя это не раз, но многократно, возбуждал тем удивление. Пищу вкушал однажды в день по захождении солнца, иногда принимал ее и через два дня, а нередко и через четыре. Пищею же служили ему хлеб и соль, а питием одна вода. О мясе и вине не стоит и говорить, потому что и у других рачительных подвижников едва ли встретишь что-либо подобное. Во время сна Антоний довольствовался рогожею, а большей частью возлегал на голой земле. Никак не соглашался умащать себя елеем, говоря, что юным всего приличнее быть ревностными к подвигу и не искать того, что расслабляет тело, но приучать его к трудам, содержа в мыслях Апостольское изречение: егда немощствую, тогда силен есмь (2 Кор. 12, 10). Душевные силы, повторял он, тогда бывают крепки, когда ослабевают телесные удовольствия. Чудна подлинно и эта его мысль. Не временем, как полагал он, измерять должно путь добродетели и подвижническую ради нее жизнь, но желанием и произволением. По крайней мере, сам он не памятовал о прошедшем времени, но с каждым днем, как бы только полагая начало подвижничеству, прилагал вящщий труд о преспеянии, непрестанно повторяя сам себе изречение Апостола Павла: задняя забывая, в предняя же простираяся (Флп. 3, 13), и также припоминая слова пророка Илии, который говорит: жив Господь сил, Емуже предстою пред Ним днесь (3 Цар. 18, 15). Ибо, по замечанию Антония, пророк, говоря "днесь", не прошедшее измеряет время, но, как бы непрестанно полагая еще только начало, старается каждый день представить себя таким, каким должен быть являющийся пред Бога, то есть чистым сердцем и готовым повиноваться не другому кому, но Божией воле. И Антоний повторял про себя, что в житии Илии, как в зеркале, подвижник должен всегда изучать собственную свою жизнь.
8. Так, изнуряя себя, Антоний удалился в гробницы, бывшие далеко <В переводе Евагрия (IV в.) читается "недалеко". А.Ш.> от селения, поручив одному знакомому, чтобы время от времени приносил ему хлеб; сам же, войдя в одну из гробниц и заключив за собою дверь, остался в ней один. Тогда враг, не стерпя сего, даже боясь, что Антоний в короткое время наполнит пустыню подвижничеством, является к нему однажды ночью со множеством демонов и наносит ему столько ударов, что от боли остается он безгласно лежащим на земле. Как сам Антоний уверял, весьма жестоки были его страдания, и удары, нанесенные людьми, не могли бы, по словам его, причинить такой боли. Но по Божию Промыслу (ибо Господь не оставляет без призрения уповающих на Него), на следующий день приходит тот знакомый, который приносил ему хлеб. Отворив дверь и увидев, что Антоний лежит на земле, как мертвый, взял и перенес его в храм, бывший в селении, и положил там на земле. Многие из сродников и из жителей селения окружили Антония, как покойника. Около же полуночи приходит в себя Антоний и, пробудившись, видит, что все спят, бодрствует лишь один его знакомый. Подозвав его к себе знаками, Антоний просит, чтобы никого не разбудив, взял и перенес его опять в гробницу.
9. Так Антоний был отнесен им, и, когда, по обычаю, дверь была заперта, снова остался один в гробнице. Не в силах еще стоять на ногах от нанесенных ему ударов он, молится лежа, по молитве же громко взывает: "Здесь я, Антоний, не бегаю от ваших ударов. Если нанесете мне и еще большее число, ничто не отлучит меня от любви Христовой". Потом начинает петь: аще ополчится на мя полк, не убоится сердце мое (Пс. 26, 3). Так думал и говорил подвижник. Ненавидящий же добро враг, дивясь, что Антоний осмелился прийти и после нанесенных ему ударов, сзывает псов своих и, разрываясь с досады, говорит: "Смотрите, ни духом блуда, ни побоями не усмирили мы его; напротив того, отваживается он противиться нам. Нападем же на него иным образом". А диавол не затрудняется в способах изъявить свою злобу. Так и на этот раз ночью демоны производят такой гром, что, по-видимому, все то место пришло в колебание, и, как бы разорив четыре стены Антониева жилища, вторгаются, преобразившись в зверей и пресмыкающихся. Все место мгновенно наполнилось призраками львов, медведей, леопардов, волов, змей, аспидов, скорпионов, волков. Каждый из этих призраков действует соответственно наружному своему виду. Лев, готовясь напасть, рыкает; вол готов, по-видимому, забодать; змея не перестает извиваться; волк напрягает силы броситься. И все эти привидения производят страшный шум, выказывают лютую ярость. Антоний, поражаемый и уязвляемый ими, чувствует ужасную телесную боль, но тем паче, бодрствуя душою, лежит без трепета и, хотя стонет от телесной боли, однако же, трезвясь умом и как бы с насмешкой, говорит: "Ежели есть у вас сколько-нибудь силы, то достаточно было прийти и одному из вас. Но поелику Господь отнял у вас силу, то пытаетесь устрашить множеством. Уже то служит признаком вашей немощи, что обращаетесь в бессловесных". И с дерзновением присовокупляет: "Если можете и имеете надо мною власть, то не медлите и нападайте. А если не можете, то для чего мятетесь напрасно? Нам печатью и стеною ограждения служит вера в Господа нашего". Так демоны после многих покушений скрежетали только зубами на Антония, потому что более себя самих, нежели его, подвергали осмеянию.
10. Господь же не забыл при сем Антониева подвига и пришел на помощь к подвижнику. Возведя взор, видит Антоний, что кровля над ним как бы раскрылась, и нисходит к нему луч света. Демоны внезапно стали невидимы, телесная боль мгновенно прекратилась, жилище его оказалось ни в чем не поврежденным. И ощутив эту помощь, воздохнув свободнее, чувствуя облегчение от страданий, обращается он с молитвою к явившемуся видению, и говорит: "Где был Ты? Почему не явился вначале — прекратить мои мучения?" И был к нему голос: "Здесь пребывал Я, Антоний, но ждал, желая видеть твое ратоборство; и поелику устоял ты и не был побежден, то всегда буду твоим помощником и сделаю именитым тебя всюду". Услышав это, Антоний восстает и начинает молиться, и настолько укрепляется, что чувствует в теле своем более сил, чем было их прежде. Было же ему тогда около тридцати пяти лет.
11. В следующий день вышедши из гробницы и исполнившись еще большей ревности к богочестию, приходит он к упомянутому выше древнему старцу и просит его жить с ним в пустыне. Поскольку же старец отказался и по летам и по привычке к пустынной жизни, то Антоний, немедля, уходит один на гору. Но враг, видя опять его ревностное намерение и желая воспрепятствовать этому, в мечтании представляет ему лежащее на пути большое серебряное блюдо. Антоний, уразумев хитрость ненавистника добра, останавливается и, глядя на блюдо, обличает кроющегося в призраке диавола, говоря: "Откуда быть блюду в пустыне? Не большая эта дорога, нет даже и следов проходившего здесь. Если бы блюдо упало, не могло бы оно утаиться, потому что велико, потерявший воротился бы и, поискав, непременно нашел бы его, ибо место здесь пустынное. Диавольская эта хитрость. Но не воспрепятствуешь этому твердому моему намерению, диавол: блюдо сие с тобою да будет в погибель" (Деян. 8, 20). И когда Антоний сказал это, оно исчезло, как дым…от лица огня (Пс.67, 2).
