Георгий Федотов - Стихи духовные

Святитель Микола, силен Бог наш (I, 565)

И, описывая освобождение Миколой отрока Василия, певец выбирает такие выражения, которые приличествуют действию высших божественных сил:

Повставала небесная сила,

Разрушила белы-каменны палаты,

Святым духом Василия подымала.

Или иначе:

В то время находила на Василия Божия воля,

Поднимало Василия Святым Духом. (567, 573; Вар.,92)

Чертами вездесущия наделяет Миколу и «слава», которую поют ему певцы:

Микола, Микола святитель,

Можайский, Зарайский,

Морям проходитель,

Землям исповедник.

А знают Миколу

Неверныя орды.

А ставят Миколе

Свечи воску яры,

Кануны медвяны,

А ему свету слава,

Слава держава

Во всю его землю,

Во всю подселенну,

Слава доныне

И веки, аминь{132}.

Святой Димитрий Солунский не притязает в сознании народного певца на высоту Миколы и даже Егория, но его стих драгоценен конкретными чертами, показывающими, как представляет народ посмертную жизнь святого. Егорий не связан ни с каким местом или храмом. Никола лишь изредка именуется Барградским{133}. Его вездесущая сила проявляется в иконе. Но святой Димитрий тесно связан с родным своим городом Солунем. Все книжные люди Древней Руси помнили его чудеса по обороне Солуня от язычников. Для них Димитрий был учителем любви к родине, который готов ослушаться Божией воли и потерять вечную жизнь, чтобы спасти свой град. Об этом его героическом непослушании прикровенно поется и в стихе. Два ангела являются в Салым-град к чудотворцу:

Повелел тебя Владыко на небеса взяти,

Хочет тебя Владыка исцелити и воскресити.

А Салым град разорити и победити. (I, 588)

Димитрий отвечает ангелам:

Вольно Богу Владыке Салым град разорити,

А меня ему исцелити и воскресити:

Я ведь сам давно это спознал и проведал,

Что не быть нашему Салыму граду взяту. (I, 588-589)

Уже отсюда видно, что живет Димитрий не на небесах, а в своем граде, где покоятся его мощи. Он мыслится отчасти мертвецом, неисцеленным и невоскрешенным. Но это загробное состояние не лишает его сил и способности к подвигам.

Ён ездит по граду, приезжает,

Со дву ангелы Христовы хвабрует,

Через каменну стену пролетает,

Неверную силу побивает. (I, 595)

Интересно, что его пребывание связано не с ракою его мощей, а с алтарем храма - с тем запрестольным местом, где мы видели пребывающей Богородицу.

Един человек из-за престола восставает,

Пресветлую он ризу облекает,

Един он на бела осла садится. (I, 590)

С этим, вероятно, связано и то, что русских полоняночек небесная сила, перенесшая их на ковре из плена в Солунь, опускает в храм за престолом:

Положило их Святым Духом за престолом. (I, 592)

Священник, пришедший в храм,

Увидел он чудо за престолом.

Спят на ковре две девицы. (I, 592)

Этот запрестольный ковер, как восточное ложе, по всей вероятности, мерещится певцу, когда он начинает свой рассказ о бранных подвигах Димитрия:

И покидает он ковры сорочинские,

Берет он копье булатное. (I, 586)

Небезынтересно было бы очертить круг имен тех святых, которых народ особенно чтит. Но духовные стихи дают для этого меньше материала, чем сказочный или обрядовый фольклор. Многие святые воспеваются народом за жалостливую свою судьбу - как Алексей человек Божий или Иосаф-царевич, а не за свою чудотворную мощь или особое положение в небесном мире. К трем вышеуказанным великим святым мы должны присоединить Феодора Тирона, великомученика, особое место которого в церкви утверждено литургикой. Стих о 12 пятницах вместе с господними и богородичными праздниками называет память следующих святых и небожителей: Илию Пророка, Иоанна Предтечу и Михаила Архангела. Мы уже видели, что народ смешивает Иоанна Предтечу с Богословом и Златоустом. В стихе о Вознесении все три Иоанна в разных вариантах являются собеседниками Господа. Интересно, что иногда среди 12 пятниц вместо Михаила-Архангела называются Кузьма-Демьян (№ 586), которые именуются «Бестреберниками»{134} (бессребрениками) (№ 584). Это особое положение святых Кузьмы-Демьяна не случайно, не случайно и их сопоставление с Михаилом Архангелом. В варианте стиха о Страшном Суде они спускаются с небес вместе с Михаилом:

Ай взойдет Михаила Архангел,

Кузьма-Демьян сы апостолы. (5, 170)

Особое упоминание Кузьмы-Демьяна нашли и в «заздравом стихе», где нет ни Николы, ни других великих святых, но где содержится очень ценное именование высших небесных сил:

Сохрани вас и помилуй Сам Христос,

Царь Небесный,

Богородица, Мать Божия,

Мать Пречистая Царица,

Воскресение Христово,

Вознесение Святое,

Святый Петр и Павел,

И Кузьма со Демьяном,

Херувимы, Серафимы,

Вся небесная сила,

Свет Михайло Архангел

И Гаврила Благоверный,

Сохрани вас и помилуй. (I, 35)

Другой перечень святых дает нам покровителей сельского труда - так называемая «Песнь богоносцев»:

Попаси ж ему, Господь Бог,

Хлор, Лавёр, лошадок,

Уласий коровок,

Настасей овецек,

Василий свинок,

Мамонтий козок,

Терентий курок,

Зосим Соловецкий пцолок. (I, 38)

Особое положение между миром ангелов и святых занимают в народной религии святые олицетворения. Смерть является одной из таких оживших и воплощенных идей. Другую мы встречаем в таинственной Пятнице, матушке Пятнице - Параскеве, о которой сложен особый стих. К сожалению, в этом стихе ее образ выступает довольно бледно. Она является пустыннику, чтобы послать его на проповедь грешникам. В ее уста стих влагает нравственный кодекс, который сам по себе очень интересен, но связь его с Пятницей как особой духовной сущностью не сразу обнаруживается. Мы вернемся еще к этому пятничному закону. Но, вообще говоря, народную религию Пятницы удобнее изучать по легендам и повериям, чем по духовным стихам. Здесь отметим лишь тенденцию к персонификации идей, священных дней или праздников. Недаром в перечне небесных сил, который мы привели выше, среди прочих небожителей появляется

Воскресение Христово,

Вознесение Святое.

Но это лишь имена без определенного лица, какое Воскресение (Неделя) получает, напр., в южнославянских легендах и песнях. 

Мать-Земля С. 64-78

Изучая «силы небесные», объекты народной веры, мы не раз должны были констатировать земное пребывание этих сил: в гробницах, в храмах, на престолах. Переходя к народной космологии, к силам земным, мы сразу же сталкиваемся с их сверхприродным, священным характером. В сущности, мы имели бы право говорить о божественности и небесных и земных сил, не теряя из виду некоторой пограничной линии, которая проходит между божественно-церковным и божественно-природным миром. Что эта линия проходит не между Богом и тварным миром или Богом и человеком, видно из божественного положения Богородицы и полубожественной природы святых.

Если называть софийной всякую форму христианской религиозности, которая связывает неразрывно божественный и природный мир, то русская народная религиозность должна быть названа софийной{135}.

В духовных стихах расстояние между Творцом и тварным миром настолько сближено, что едва ли правильно говорить даже о творении мира там, где, для народа, речь идет о космогонии. Слово «творение» может встретиться иногда (как, напр., в цитированных стихах о сотворении Богородицей солнца, месяца и звезд), но еще требуется определить, какой смысл вкладывается в это слово певцом. В космологическом стихе о Голубиной книге о «творении» не говорится вовсе. Вопросы ставятся о происхождении мира — «откуда?» — и ответы даются или в безглагольной форме, или в глаголах, которые скорее могут быть истолкованы в смысле порождения или эманации:

Начался у нас белый свет, (I, 294)

или:

У нас белый свет взят от Господа, (I, 270)

У нас белый вольный свет зачался от суда Божия. (301,306,325)

Другие варианты: занимался, заводился, стался... Только не сотворен[46]. Самая корректная форма говорит не о творении, а о «держании» и «основании» мира в Боге:

Основана земля Святым Духом,

А содержана Словом Божиим. (304)

Повествуя о происхождении элементов природного мира, стих связывает их с членами антропоморфизированного Божества — как тело космическое, порожденное телом Божественным:

У нас белый свет взят от Господа,

Солнце красное от лица Божия,

Млад-светёл месяц от грудей Его,

Зори белыя от очей Божьих,

Звезды частыя — то от риз Его.

Ветры буйные от Святá Духá... (270)

Варианты весьма различны. Связь отдельных элементов, данных поэту апокрифической литературой[47], неустойчива. Отметим некоторые интересные детали: