Борис Клосс - Очерки по истории русской агиографии XIV–XVI вв.
Не мы бо устрашили я, но Богъ милосердыи и человѣколюбецъ молитвами Святыя Богородица невидимою силою Своею устраши враги наша, посла на ня страх и трепет, да окаменятся. Не мы же ихъ прогнахомъ, но яко древле при Езекѣи цари и пророцѣ и при Исаие пророцѣ Сенахиримъ царь Асириискии прииде на Иерусалимъ ратию, зѣло похваляяся и в гордости велицѣи, на Бога Вседержителя хулныя глаголы воспущаху. Царь же Езекия тогда боляше, но аще и боленъ бѣ, но обаче помолися Богу со слезами, купно съ пророкомъ Исаием и со всѣми людми. И услыша Богъ молитву ихъ, паче же Давыда ради угодника Своего, и посла Богъ аггела Своего, мню же, великаго архаггела Михаила. И абие в ту нощъ аггелъ Господень уби от полка Асирииска 180 000 и пять тысящъ. На утрия же воставши, обрѣтоша трупия мертвых лежаща. Царь же Асириискии Сенахиримъ в ту нощъ устрашися зѣло и убояся, со останочными своими вои скоро убѣжа в Ниневию, и тамо от своих дѣтеи убиенъ бысть и умре. Да яко же тогда при Сенахиримѣ было, тако и нынѣ при Темирѣ Аксацѣ. Единъ тои же Богъ тогда и нынѣ и едина благодать Божия дѣиствуетъ и тогда и нынѣ. Милостивъ бо есть Богъ и силѣнъ, елико хощеть и можетъ. Еще и нынѣ милость Его велика есть на насъ, яко избавил ны есть Господь из руки врагъ наших от татар, избавилъ ны есть от сѣча и меча, и от кровопролития, мышцею силы Своея разгналъ еси враги наша, сыны Агарины, рукою крѣпкою и мышцею высокою и устрашилъ есть сыны Измаильтески. Не наши воеводы прогнаша царя Темирь Аксака, ни наши воиньства устрашили ихъ, но силою невидимою нападе на них страхъ и трепет, и страхомъ Божиимъ ужасеся и гнѣвомъ Божиимъ гонимъ бысть, и подщався отъиде от Русъкия земля, отступивъ, и поиде прочь, отнюду же и приидѣ, а к земли Рустѣи отнюдъ и не прикоснуся, ни оскорби, ни стужи имъ, ни вреди ея, но поиде без възвращения[144]. Мы же востахомъ и прости быхомъ, онъ заиде и исчезе, мы же ожихомъ и исцѣлени быхомъ, сѣть его сокрушися, а мы избавлени быхомъ, помощь наша от Господа, сотворившаго небо и землю.
Слышавъ же князь вели кии о Темире Аксацѣ, яко не бысть его, и вси князи протчии слышавше и вся воиньства Руская, и вси народи християньстии слыша и прославиша Бога, и о семъ велико благодарение посылаху Богу. Потомъ же митрополитъ с великимъ княземъ совѣтъ сотвориша, глаголюще: «Добро бы намъ не забывати толики милости Божиеи и Святыя Богородица помощи и заступления». И поставиша церковь на томъ мѣсте, идѣ же срѣтоша икону Святыя Богородица, принесенную от Володимеря, купно на воспоминание таковаго многаго благодѣяния Божия, да не забудутъ дѣлъ Божиихъ. Бѣ же мѣсто то тогда было на Кучькове полѣ близъ града Москвы, на самои на великои дорогѣ Володимерскои. Сию же церковь самъ свяща митрополит во имя Святыя Богородица честнаго ея Стрѣтения. Уставижеся таковыи ея праздникъ праздновати[145] февраля 2, а икону срѣтоша августа 26 день, на память святыхъ мученикъ Андрѣяна и Наталии. И тако ту бысть монастырь и в немъ игуменъ и братия, иноки живяху о Христѣ Исусе, Господѣ нашем.
§ 2. Первая Пахомиевская редакция
Для Московского свода 1477 г. (общего источника Свода 1479 г. и Ермолинской летописи) была составлена новая редакция Повести о Темир Аксаке, наилучшим образом отраженная в Московском великокняжеском своде 1479 г.[146] Повесть (помещенная под 1395 г.) имеет черты самостоятельного произведения и озаглавлена (в списке ГИМ, Увар., № 1366): «Мѣсяца августа 26. Слово о чюдеси Пресвятыя Богородица, егда принесена бысть икона честнаго образа Ея, ю же написа Лука еуангелист, от града Володимера въ славный сей град Москву»[147].
Можно думать, что источником Слова являлась непосредственно Троицкая летопись, так как последняя служила источником для всего Московского свода. В новой редакции текст Епифания умело сокращен и переработан. С такой задачей мог справиться только высокопрофессиональный агиограф, каким являлся Пахомий Логофеттем более, что в работе московских сводчиков он принимал участие (ср.: Повесть об убиении Батыя, рассказ о Флорентийском соборе (из Слова на Латыню), Слово на перенесение мощей митрополита Петра). Преобразованное в жанр Слова, сочинение Пахомия оказалось посвященным «славному граду Москве» и прославлению Владимирской иконы Богоматери в качестве новой патрональной святыни, «заступающей и сохраняющей град сей», являющей «Покров граду нашему». Абсолютной новостью (зафиксированной пока еще только в заглавии) оказался тезис о признании Владимирской иконы Богородицы творением самого евангелиста Луки. Так зарождалась идея о претензии Москвы на роль центра православия и хранительницы мировых святынь.
Краткая версия Пахомиевского Слова отразилась в Ермолинской и сходных с нею летописях. Указанные летописи не зависят от Московского свода 1479 г.: так, в них правильно читается «дани и оброки дают ему»[148], в Московском же своде 1479 г. (Уваровский и Эрмитажный списки) — «дани и оброкы имаше»[149]; фрагмент с характеристикой «сурового и безчеловечного» образа Тимура, заимствованный из Смоленского свода 1446 г., в Московском своде вставлен в середину текста, в Своде 1518 г., Прилуцкой и Лихачевском летописце помещен в начале рассказа, в Ермолинской удален вообще. Следовательно, Краткая версия восходит не к Московскому своду 1479 г., а к их общему источнику, который я определяю как Свод 1477 г. Помимо глобального сокращения Первой Пахомиевской редакции в составе Ермолинской и сходных с нею летописях текст ее еще и переработан, причем в ряде случаев неудачно: так, в числе встречавших в Москве икону указан великий князь Василий Дмитриевич — тогда как он с войсками находился в это время на берегу Оки.
Оригиналом списка Увар., № 1366 пользовался составитель Сокращенного свода 1493 г. Дело в том, что после слов «многа царства и княженья покори под собе» в Уваровском списке читается «доселе преступи»[150]. Смысл этого замечания проясняется при сопоставлении с Сокращенным сводом 1493 г.: в этом своде Пахомиевское слово о Темир–Аксаке переписано как раз до слов «княжениа покори под себе», а затем сделан значительный пропуск[151]. Редакционная помета «доселе преступи» не была понята писцом Уваровского списка, и он внес ее в текст[152]. Любопытно, что в выявленном нами списке ГИМ, Барс. № 1792 Сокращенного свода 1493 г. против данного места на полях сохранилась помета «доселе» (л. 141 об.).
Для последующей истории Первой Пахомиевской редакции имеет значение, что, в свою очередь, текстом Сокращенного свода 1493 г. пользовался составитель списка Царского Софийской I летописи[153].
§ 3. Вторая Пахомиевская редакция: извод А
В конце 70–х годов XV в. была составлена новая редакция Повести о Темир–Аксаке, которая и получила наибольшее распространение в древнерусской письменности. В ее основу был положен вариант Повести редакции Епифания Премудрого, находящийся в составе сборников[154], и дополнен извлечениями из Повести о нашествии персидского царя Хоздроя на Царьград[155].
Некоторые детали позволяют определить время написания редакции. Великие князья Московские (Василий Дмитриевич, Иван Красный и Иван Калита) называются здесь «самодержцами Русской земли». В применении к московским князьям такой титул стал употребляться лишь в конце 70–х годов XV в. Так, «самодержцем всея Руси» (и просто «самодержцем») называется Иван III, сын великого князя Василия Васильевича, «самодержца тоя же Рускиа земли», в Слове Пахомия Логофета на перенесение мощей митрополита Петра, написанном по случаю перенесения мощей в 1472 и 1479 гг., — т. е. около 1479 г.[156] В Московском своде 1477 г. Иван III называется «самодержцем Русскыа земли» в финальном известии (1477 г.) о смерти Пафнутия Боровского (в остальных случаях московские летописцы пользуются официальным титулом «великий князь Володимерский и Новогородский и всея Руси самодержец»)[157]. Есть все основания считать, что Сказание, написанное по поводу окончания строительства Московского Успенского собора в 1479 г., составлено Пахомием Логофетом: Сказание встречается в рукописях, как правило, вместе с Похвальным словом митрополиту Петру и Словом на перенесение мощей митрополита Петра — но оба Слова, как мы выяснили, атрибутируются Пахомию Логофету. В этом сочинении Иван III называется «самодержцем», «великим самодержцем», «великим самодержцем всеа Руси» и, наконец, «самодержцем всеа Рускиа земли»[158].
Итак, наши наблюдения показывают, что форма титула московских князей — «самодержец Русской земли», употребленная в Повести о Темир–Аксаке, в письменности XV в. имела ограниченное хождение и зафиксирована только в четырех памятниках, написанных в 1477—1479 гг., причем три из них (Похвальное слово митрополиту Петру, Слово на перенесение мощей митрополита Петра и Сказание о строительстве московского Успенского собора) точно связаны с именем Пахомия Логофета и переписывались в составе единого комплекса; к составлению же четвертого памятника (Свода 1477 г.), как было отмечено выше, Пахомий также имел вероятное отношение. Следовательно, титулатура в форме «самодержец Русской земли», можно сказать, специфически свойственна Пахомию Логофету.
