Священник Александр - Записи. Отрывки из дневника
В молитвах утренних и вечерних — «помилуй мя»… очисти мя… отверзу уста моя… и т. д. «Я» перед Богом.
В молитве евангельской: «отче наш… хлеб наш… остави нам, вселился в ны, «Святый Боже, помилуй нас». Два самочувствия — личное (в молитвах пустынников) и церковное.
«Я глубоко верующий» — общее место всех самомнящих, ограниченных и мало верующих людей. Апостолы, видя Христа, осязая Его, просили: «умножь в нас веру»; в Евангелии точно указаны признаки глубоко верующих: «уверовавших будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов,… возложат руки на больных, и они будут здоровы». Марк 17; «… ничего не будет невозможного для вас». Мф. 17; «… чего ни попросите с верою, дастся вам». — Похоже ли это на нас — холодных, беспомощных и немощных духовно?
В притче о блудном сыне мы имеем пространную повесть о путях человеческой души, отпадшей от Отчего дома, спустившейся до дна и снова поднявшейся через покаяние. В этой повести что ни слово, ни образ, то материал для долгих размышлений: и отделение от Отца как начало греха, и уход в дальнюю страну, и расточение своих богатств, и все дальнейшие образы притчи. Остановимся на главном моменте притчи — рассмотрим, как началось восхождение грешника из бездны греха, как совершилось это чудо?
Блудный сын, выделив себе свое, потерял все в этом мире — он лишился всех радостей жизни, потерял родину, поддержку семьи, не имел куска хлеба, был совершенно одинок — все пути в этом мире были для него закрыты. «Скорбь и теснота всякой души делающей злое». Но тут–то и совершается божественное чудо: в самой тесноте — освобождение, в самой скорби — спасение. И среди нас есть люди, дошедшие до предела скорби. Им кажется, что гибель вокруг них — пусть они утешатся. Когда человек доходит до такого положения, когда ему закрыты все пути в горизонтальной плоскости, ему открывается дорога вверх! И вода, стиснутая со всех сторон, подымается вверх, и душа, сжатая, сдавленная, стесненная скорбью, поднимается к небу. Благо нам, если мы сами, вовремя внутренне освобождаемся от широких путей мира сего, если ни удобства жизни, ни богатство, ни удача не заполняют нашего сердца и не отвлекают от самого главного.
В противном случае Господь во гневе своем сокрушает наших идолов — комфорт, карьеру, здоровье, семью, чтобы мы поняли наконец, что есть Единый Бог, которому надо кланяться.
Но, скажут, — разве мы не видим, что часто страдания не обращают душу человека к Богу, что они бесплодно раздавливают его и являются таким образом бессмысленными.
Обратимся к грешному из притчи — почему страдания были спасительны? Почему он, «войдя в себя», нашел путь спасения? — Потому что он вспомнил Дом Отца, потому что он твердо знал, что есть этот дом, потому что он любил его, потому что, оставив язык образов, грешник этот верил в Бога.
Вот что спасает нас в страданиях, вот что открывает нам врата Небесного Чертога — единственные врата, в которые стоит стучаться.
Слезы так значительны, потому что они потрясают весь организм. В слезах, в страданиях истаевает наша плоть земная и рождается тело духовное, плоть ангельская.
Тело духовное созидается слезами, постом, бодрствованием.
Что такое сонливость, рассеянность, трудность молитвы, «окамененное нечувствие» — как не явная смерть, результат греха, убивающий нас, данная нам в прямом нашем опыте, в наблюдении над собой, смерть до смерти.
Кто восставит, кто воскресит? Какая сила может обратить мертвое в живое? — Сила Божия, и на нее мы надеемся снова и снова.
В нашей жизни мы знаем наверно только то, что мы умрем; это единственно твердое, для всех общее и неизбежное. Все переменчиво, ненадежно, тленно, и любя мир, его красоту и радости, мы должны включить в нашу жизнь этот последний завершительный и тоже, если мы захотим, могущий быть прекрасным, момент — нашу смерть.
Познавание себя, всматривание в глубины своей души важно для выяснения именно своих слабых мест и соответственно этому — борьба с тьмой в себе и сознательное приближение себя к свету. Как и телесные болезни, у каждого из нас есть свои, с ему свойственными особенностями, душевные немощи и, как лечение тела индивидуально для каждой болезни и для каждого человека, так, кроме общего для всех «духовного режима», должна быть у каждого своя особенная борьба, обращенная против именно ему свойственных грехов и пороков.
Ужасает не только грех, но и возможное после него отчаяние и уныние. Исаак Сирин об этом говорит: «не устрашайся, хотя бы ты падал каждый день, и не отходи от молитвы; стой мужественно, и ангел тебя охраняющий почтит твое терпение». Вспомним, что говорит Христос в подобном случае — «иди и впредь не греши» — и только: ни проклятий, ни отлучении. Нельзя поддаваться злому духу, который тянет в больший грех — уныние. Снова и снова надо припадать ко Христу, и Он снова и снова нас примет.
Очень много дает мне чтение Исаака Сирина. Особенно хорош его общий тон, — благостной мудрости, любви, крайней жалости к греховному человечеству, его замечательный язык, сжатость и сила его изречений. Как убедительно он говорит о том, что мы, изгнанные из рая в страну терний, не должны удивляться, что и сеем мы в терниях, и собираем среди терний, и больно уязвляемся ими, даже если мы ищем только доброго и поступаем праведно; и это все до тех пор, пока не найдем в своем сердце рая любви божественной, когда все, даже на этой земле, станет для нас радостным и светлым. Да пошлет нам Господь хотя бы предчувствие этой радости, а пока без ропота будем жить и трудиться среди «терний».
Всякое богоборчество — низкого происхождения. Истинный аристократизм в преклонении перед Высшим.
Мудрость жизни, в том числе и христианской, не быть требовательным к людям.
Не подают милостыни потому, что, мол, пропьют и т. д. Если и пропьет, то это меньший грех, чем то озлобление, которое мы в нем возбуждаем нашим отказом, и та черствость и осуждение, которое мы в себе культивируем.
Мы мало знаем и не пытаемся, в большинстве, узнать наше богослужение, жизнь нашей Церкви. И мы должны это восполнить, стать живыми ее членами. Не все даже знают, что так называемый «хор», лик — говорит, поет от лица всех предстоящих, и в древние времена не было искусственно выделенных профессионалов, которые несут эту «обязанность» теперь, а пели все, свидетельствуя свою веру, с ответственностью за произносимые слова. Мы даже и слова эти не всегда знаем. Многие ли их понимают? Мы своим стоянием в церкви как бы подписываем письмо, которого не читали, берем на себя обязательства, которых не знаем. Церковь жива и жива будет во веки. Не будем же висеть иссохшими, помертвевшими листьями на этом вечно живом Дереве.
Наблюдаю у людей одну особенность и вывожу из нее значительный, как мне кажется, психологический закон. Часто люди, имея даже запас времени, всегда опаздывают, во всяком слове и действии. У них есть какой–то неосознанный ими самими упор против всякого действия — безразлично: приятного или неприятного — нейтрального. Когда приходит момент сказать, взять, сделать, — они бессознательно тормозят, производя множество мелких ненужных действий, имеющих целью отдалить момент предстоящего акта, и в конце концов, опаздывают. Я думаю, этот механизм есть во всякой душе, доходя по психоза у одних и совершенно исчезая у праведных. Это какой–то элементарный вид греха, чистого, беспредметного, «бескорыстного».
Самолюбивый человек безнадежно слеп и одинок; ничего ни в мире, ни в людях он не увидит, кроме себя самого.
С начала мира люди умирают, с начала мира известно, что все земное непрочно, проходит, тлеет, и все–таки с какой–то слепой жадностью люди ставят все, что имеют, все силы своей души на эту карту, которая наверно будет бита, несут свои сокровища в банк, который наверно лопнет.
Есть одно прочное приобретение нашей эпохи, это — убеждание, что на путях земных, на путях стяжания счастья не найти. Вся жизнь нашего мира двигалась до сих пор к цели личного земного счастья. Сейчас эта цель отнята от человечества. Всякий знает, что никакими усилиями в наше сомнительное и неверное время не построить этот карточный домик личного счастья. Это — один из глубоких сдвигов нашего времени. Мир колеблется, как чаши весов, «ни Зверя власть признать не смея, ни ига легкого Христа».
В чем задача христианина в такие критические эпохи? Выбор наш сделан. Мы добровольно приняли «иго легкое Христа». В этой борьбе сил света и тьмы мы должны все наши силы, способности, таланты и материальные средства отдать силам добра, и тогда мы наследуем те блаженства, которые обещал Христос идущим по Его путям, а не по неверному пути счастья земного.
Слова о том, что мы созданы по образу и подобию Божию, — вот наше мерило, наша совесть, путь, по которому надо идти. Всякий иной путь — потеря себя, извращение своей личности, и только в преобразовании себя в образ и подобие Божие, в возвращении к тому, чем мы созданы и что исказили в себе. — истинный путь человека.
