Сергей Иванов - Византийское миссионерство: Можно ли сделать из «варвара» христианина?
Дальше Иоанн повествует о том, как Феодора написала губернатору Египта тайное письмо, приказывая задержать под благовидным предлогом посольство императора до тех пор, пока в Нубию не уедет ее собственное, монофиситское посольство. Так как императрица сопроводила свой приказ угрозами, губернатор подчинился и задержал юстинианову миссию, ссылаясь на отсутствие лошадей. Таким образом, отправленный Феодорой Юлиан приехал к нубийцам раньше. «Он передал письма императрицы, и они были прочтены перед их войском и сделались известными. Но получили [нубийцы] и великолепные подарки, многие крещальные одежды и все в изобилии. И тотчас они, обрадованные, предались Юлиану и отреклись от всех заблуждений своих отцов, и поверили в христианского Бога, говоря: «Это единственный истинный Бог, и нет другого». Тогда он их во многом научил и наставил, надоумил их и в следующем: «Знайте наперед, что между христианами возникли споры о вере, по каковой причине император изгнал блаженного Феодосия с его поста… царица же его приняла. По этой причине (курсив мой. — С. И.) послала также царица нас к вам, чтобы вы также шли по пути блаженного Феодосия и в верности ему приняли крещение и хранили его правду. А кроме того, император также отправил [к вам] послов, которые даже следуют прямо за нами“»[287]. Дальше Юлиан, по словам Иоанна Эфесского, объяснил нубийцам, что именно им следует отвечать юстинианову миссионеру. Прибывший к нубийцам посланец императора тотчас вручил варварскому царю письмо Юстиниана и дары, а потом миссионеры «начали их учить, как им было повелено, и сказали: «Наш император римский велел предложить вам, чтобы вы, если будете христианами, присоединились к церкви и к тем, кто ее держится, а не к тем, которые извержены (курсив мой. — С. И.)“»[288]. Но варвары, согласно Иоанну, дали им достойный отпор и, приняв дары императора, наотрез отказались подчиниться халкидонской церкви.
Как видим, вся интрига закручивается не столько вокруг крещения как такового, сколько вокруг соперничества монофиситства и халкидонизма (ср. с. 52). Правда, Юстиниан и самостоятельно думает о христианизации Нубии — но мыслит ее как местное предприятие египетского духовенства. Лишь соперничество с женой заставляет его отправить посольство из самого Константинополя, превратив весь проект из локальноцерковного — в государственно–политический. Кроме того, нельзя не заметить, что та «благая весть», с которой прибывают к варварам оба посольства, — это не столько Христово евангелие, сколько внутрицерковная свара. Варваров сразу же ставят о ней в известность как одни, так и другие миссионеры.
Но вернемся к рассказу Иоанна Эфесского. После изгнания юстинианова посольства Юлиан провел в Нубии два года. Он учил варваров христианству каждый день. Из‑за чудовищной жары миссионер с 3–го до 10–го часа (т. е. с 9 утра до 4 часов дня) вел свои занятия нагой, сидя в пещере по шею в воде. «Но он это перенес, обучил и крестил царя, его вельмож и много народа с ними»[289].
Первоначальное крещение Нубии происходило с 537 по 539 г.[290] Затем Юлиан вернулся в Византию, а вместо себя оставил приведенного из Фиваиды епископа Фил Феодосия, который, однако, не жил среди нубийцев. «Этот епископ ходил туда, посещал и наставлял их и возвращался в свой город [Филы]. Так они оставались в течение восемнадцати лет». О том, как шла в этот период христианизация Нубии, можно проследить по данным эпиграфики. Так, в 559 г. по приказу царька Эйрпаноме было превращено в христианский храм языческое святилище, построенное в Дендуре (на западном берегу Нила, в 77 км южнее совр. Асуана), и на его двери появилась коптская надпись, выполненная от имени Иосифа, «экзарха Талмиса, по получении креста от Феодора, епископа Фил»[291]. Мы не знаем, кем являлся этот Иосиф и что означала его должность — либо он был военным командиром, «либо, что более вероятно, викарием миссийной епископии Фил»[292]. Этот же Иосиф упоминается и в другой надписи, на сей раз греческой, из Ихмидни: «С Божьей помощью… возникло сие доброе дело [строение?] ради спасения людей и скотов при власти знаменитейшего и благочестивейшего доброго правителя и христолюбивого царя (του έπιφανεστάτου καί εύσεβεστάτου άγαθοϋ δεσπότου καί φιλοχρίστου βασΛέως) Тоительтоэтона из народа нобадов…»[293]. Как видим, суданские правители довольно быстро приспособили для своих политических нужд заимствованную из Византии парадигму благочестивого царя. Что касается Иосифа, то, если он действительно был местным епископом, его деятельность прекратилась с прибытием следующего иерарха Нубии.
Первый креститель Судана Юлиан в 565 г. скончался, и александрийский патриарх Феодосий, по–прежнему пребывавший в константинопольской ссылке, но давно лишившийся царственной поддержки (сочувствовавшая монофиситам императрица Феодора умерла в 548 г.), рукоположил новым епископом Нубии своего приближенного Лонгина. Вокруг этого назначения происходило много интриг, как церковного[294], так и политического характера; когда он собирался отплыть из Константинополя, Юстиниану донесли: «Знай, что Лонгин сделался епископом и что он враг нашего дворца и его багаж перенесен на корабль, чтобы отплыть. Если он теперь выедет и отправится к тому народу, то он будет… тотчас возбуждать их к войне и завоеванию римской земли. Прикажи поэтому схватить его»[295]. Таким образом, религиозная проблема опять была в Константинополе интерпретирована как военно–политическая.
Лонгина схватили, и он три года, с 566 по 569 г., провел в заточении, но затем ему удалось бежать в Нубию, где он провел последующие шесть лет[296]. «Он был принят торжественно и с великой радостью, научил, просветил и наставил их снова, построил там церковь, поставил клир и научил всему порядку службы, всем правилам христианства… Лонгин побудил царя этого народа послать послов к римскому императору… «[Царь] хвалил Лонгина и сказал: «Хотя мы и были по имени христианами, на деле однако до самого прибытия Лонгина мы не знали, что такое христианство. Много великолепного рассказал он о нем, но император оставался в гневе на него и молчал»[297].
Раз новому миссионеру пришлось христианизировать Нубию заново, можно предположить, что вся неустанная деятельность Юлиана пошла прахом. Видимо, главным достижением Лонгина стало создание местного клира. Именно благодаря этому новая религия пустила корни в Судане и жила там еще много веков[298]. Важный вывод, который можно сделать из рассказа Иоанна, состоит в том, что Юстиниан абсолютно не интересовался успехами нубийского христианства как таковыми— даже убедившись, что тамошний царь не питает враждебных чувств к Империи, он все равно хранил зло против Лонгина, поскольку варварское христианство само по себе не казалось императору безусловным благом.
«Мода» на новую религию распространилась и дальше на юг: ею заинтересовались вожди племени алодеев, живших в районе совр. Хартума, на Голубом Ниле. «Когда народ алодеев услыхал теперь об обращении нобатейских племен, послал их царь к царю нобатеев, чтобы он прислал епископа, который их научил и крестил, дабы он и их наставил и крестил…»[299]. Имперские власти Египта не выпускали Судан из зоны своего внимания. Когда они узнали о приглашении Лонгина к алодеям, халкидониты, «подвигнутые завистью, а не рвением»[300], отправили к этому же племени двух своих епископов с письмом, в котором содержались обвинения против Лонгина. Такое поведение, пишет Иоанн Эфесский, было «совсем небогобоязненно, исполнено зависти и ненависти, и соображения справедливости не входили в их сердца. Ведь это не по страху Божию — чтобы к народу блуждающему и языческому, который жаждал обратиться в христианство и научиться слову Божьему, просящему прежде всего о том, что годится для исправления, — чтобы такому народу посылать в письме гибель, нападки и насмешки христиан над христианами!»[301] Ничто бы не помешало Империи, обладавшей неисчислимыми ресурсами, послать к алодеям собственную христианскую миссию, но там вспомнили о такой возможности лишь тогда, когда потребовалось организовать «контрпропаганду». В письме александрийцев[302] говорилось: «Поскольку мы узнали, что вы просите Лонгина, чтобы он был послан к вам, дабы вас крестить, по этой причине посылаем двух епископов и прочих, сообщить вам, чтобы вы от него не крестились, ибо он еретик и низложен, и ему нельзя ни отправлять священство, ни крестить кого бы то ни было»[303]. Александрийский патриарх не стремился сам крестить алодеев — он хотел только, чтобы их не крестил Лонгин. Впрочем, племя не приняло александрийских епископов.
