Антоний Блум - Труды
И тут входит не только вопрос принятия друг друга, но два других элемента. Христос говорит: люби ближнего, как самого себя (Мк 12:31). «Любить себя» не значит исполнять или потакать всему, что только «хочется»: мне хочется легкой жизни, удовольствий, хочется того или другого. Это самое поверхностное «я». А полюби того глубинного человека, который есть икона Христа, образ. В тебе живет образ Христов – так его полюби и его защити от того поверхностного, жадного, мелкого человека, которым ты являешься на другой плоскости. Полюби вот этого человека. И когда ты его полюбишь, когда для тебя эта икона станет драгоценнейшей, тогда ты сможешь, с одной стороны, с глубокой болью обнаружить, как некоторые свойства или черты твоей личности эту икону уродуют, портят, оскверняют. И с другой стороны, поняв это, ты сможешь смотреть на других людей совершенно другими глазами. Ты увидишь в них две вещи сразу: и икону, и раненность этой иконы, тогда как мы, большей частью, видим только изуродованность и забываем, что за ней – икона. И к этой иконе мы должны относиться бережно, с такой любовью, так нежно и благоговейно, именно потому, что она осквернена, и испорчена, и ранена; это одно.
А второе – вопрос прощения, потому что то, что в нас есть взаимно трудного, конечно, ранит взаимно. Где же начинается прощение? Если мы подумаем о Христе, то совершенно ясно, где оно начинается. Христос нас возлюбил во грехе нашем и пришел к нам – грешным. Он не ставил нам условия: приду, только если вы исправитесь. Он не сказал: Я приду к вам, несмотря на то что вы такие уродливые. Он просто пришел к нам и явил нам всю красоту человечества, явил всю красоту того, что представляет собой человек, явил также всю Божественную любовь к нам, падшим, греховным, разбитым людям. И вот так мы должны друг ко другу относиться. То есть когда между двумя людьми ссора, когда в том или другом человеке есть такие свойства, которые нам еле выносимы, мы должны этого человека воспринять: воспринять таким, какой он есть, и его нести. Нести его, по Христовой притче, как Он несет пропавшую овцу (Лк 15:3-7): она ушла, заблудилась, была в страхе, взывала к пастуху, который благодаря этому ее нашел, взял на плечи и принес обратно, домой. Либо (и это очень реально было в некоторые эпохи, бывает реально и теперь) мы должны быть готовы – со страхом порой, с ужасом – друг друга нести на плечах, как Христос нес Свой крест: взять человека на свои плечи, зная, что это крест, на котором мы будем распяты, на котором мы умрем, но, умирая, сможем сказать, как Христос сказал: Прости ему, прости ей, прости им: они не знают, что делают…
Вот к чему мы призваны. Когда мы говорим: Да приидет Царствие Твое, мы должны услышать Господа, говорящего нам: кого же Я пошлю теперь? (Ис 6:8) – и ответить: «Меня, Господи!», помня, что, как бы ни было страшно, куда бы Господь ни послал, наше христианское призвание – быть светом (Мф 5:14), а свет должен быть направлен туда, где темно, – там, где и без него светло, он не нужен. Мы – соль земли (Мф 5:13), мы должны быть посланы туда, где гниль, чтобы остановить гниение. Наше место там, где нужен Божественный свет, Божественная любовь, Божественная чистота, Божественная правда. Мы часто молимся: «Господи! Мне страшно – защити меня! Стань между мной и опасностью! Стань между мной и горем!» – что как бы подразумевает: «Пусть Тебя распнут снова, а я за Твоей спиной буду жить». Нет! Господь говорит: кого Мне послать? Он, правда, насильно не посылает нас. Если мы не готовы к этому, Он нас не пошлет против нашей воли. Когда Иаков и Иоанн обратились ко Христу с просьбой дать им воссесть в Его славе, Он им поставил на вид, что раньше славы есть крестный путь и распятие, но не сказал: и вы должны этим путем пройти. Он их спросил: готовы ли вы пить Мою чашу? Готовы ли вы погрузиться в тот ужас, в который Я буду погружен? И когда они ответили: да! – Он им сказал: вы будете пить Мою чашу, будете участниками Моей Страсти (Мк 10:35-40).
И каждому из нас Господь это говорит. Поэтому, когда мы произносим: Да приидет Царствие Твое, – вот о чем мы говорим: не о том, чтобы устроить приходскую общину, где бы не было сплетен и вражды, а о том, чтобы приходская община была бы такой глубины, широты и величия, чтобы Христос мог в ней жить как один из ее членов, светя, миротворя, преображая каждого из нас, чтобы каждый из нас вышел в мир и творил то же самое. И это мы можем творить по обетованию Христову – была бы вера, была бы готовность положить жизнь свою за други своя (Ин 15:13).
Вот что содержат слова: Да приидет Царствие Твое. Конечно, многое другое можно бы сказать, но хоть это мы могли бы запомнить. Если мы неспособны жить в такую меру, мы могли бы хоть стремиться к этому, знать, что это – наше призвание: начать с Царства внутри нас и распространить его на одного человека, на второго, на третьего и дальше.
Потом мы просим о том, чтобы воля Божия совершилась: Да будет воля Твоя. Воля Божия – спасение всех, и в этом отношении мы посланы ко всем. Воля Божия – наше спасение тоже. И когда люди говорят с притворным или неразумным смирением: «Я о себе молиться не могу; что я собой представляю перед Богом, чтобы Он меня спасал? Но конечно, я о других молюсь», – это очень печальная ошибка. Потому что Царство Божие никогда не будет полно, если хоть один из нас будет вне его. Мозаика состоит из множества маленьких камешков, некоторые из них ничего как будто и не представляют, они и не золото, и не цвет. А вынь один из этих камешков – и постепенно мозаика начнет разрушаться и вся рассыплется. Таково Царство Божие: спасение всех.
Мы должны бороться за себя, за свое спасение, потому что Господь отдал Свою жизнь за каждого из нас, без исключения: не только за моего ближнего, но и за меня. И если я это понимаю, то я должен всей своей благодарностью отозваться на Божию любовь ко мне и эту любовь распространять дальше. Воля Божия так ясно раскрыта нам в Священном Писании, так ясно раскрыта в личности Христа, так ясно раскрывается в личности святых. Я не говорю – в конкретном их житии, которое, может быть, нам и не по плечу, и не по обстоятельствам, но в том, что они собой представляли, как они стояли перед Богом, перед своей совестью, перед людьми, как бережно они относились ко всему, что их окружало. Святой Исаак Сирин говорит: не может молиться чистым сердцем тот, кто не примирится с Богом, со своей совестью, со своими ближними и даже с предметами, которыми он пользуется, – потому что они все Божии. Весь этот материальный мир создан Божественной любовью. Это не мертвый мир, это мир, из которого Господь совершает чудеса: хлеб делается Телом Христовым, вино делается Кровью Христовой, вода делается купелью возрождения и так далее. Все призвано быть пронизанным Богом, когда придет конец времен и Бог будет все во всем (1 Кор 15:28).
Воля Божия в том именно, чтобы мы так заботливо относились ко всему. И когда мы говорим: Да будет воля Твоя, мы часто это произносим как бы в защиту себе. Мы просим о чем-то и заканчиваем молитву – «однако да будет Твоя воля», то есть: если Ты со мной не можешь согласиться, ну, так и быть, поступи по-Своему. Нет! Не о том мы просим! Наша устремленность, наша мечта и воля должны быть в том, чтобы наша воля и воля Божия стали одно, чтобы одно проникло в другое.
Есть смелое место у одного духовного писателя, кажется Марка Подвижника, где он говорит: если и Бог станет перед Тобой и скажет: сделай то или другое – и твое сердце не может ответить «Аминь!» – не делай этого, потому что Богу не нужен твой поступок, Ему нужно твое сердце.
Вот о чем мы должны думать и как переживать слова молитвы: Да будет воля Твоя. Да! Пусть она будет и во мне! Пусть так соединится моя воля с Твоей, чтобы, когда Ты что-нибудь желаешь, это было бы и моим желанием, чтобы не было противоречия, столкновения или расхождения между нашими волями, чтобы Твоя воля и моя были как гармония между двумя музыкальными нотами, чтобы было единство между Твоей волей и моей. И это задача, которую мы должны решать, читая, вчитываясь в Священное Писание, вчитываясь в то, что Христос явил в Себе и сказал о том, каков настоящий человек.
И тогда мы можем вырасти в эту меру.
Зов Божий и путь спасения{216}
С каждым годом мне представляется все более трудным сказать на наших говениях что-то новое: мы столько лет живем одной, общей церковной жизнью, столько лет делимся чувствами и мыслями, столько лет слышим те же евангельские чтения и врастаем в них вместе, что, кажется, я могу лишь повторять то, что столько раз говорилось.
А вместе с тем, если задуматься, какой плод мы принесли за годы нашей жизни оттого, что слышали слова Самого Бога, ставшего Человеком, то приходится признать: нет, надо вновь и вновь говорить то же и о том же! И говорить надо, и особенно надо принять в собственное сердце, что Господь зовет, молит, убеждает, требует – а мы остаемся такими бесчувственными и глухими. Мы привыкли даже к таким страшным вещам, как повесть о распятии Христовом; когда мы ее слышим, в глубине души что-то нам говорит: да, но Он воскрес! – и поэтому ужас этого события, темнота страшной ночи Великой пятницы еле-еле доходят до нашего сознания, до нашего чувства.
