Оливье Клеман - Оливье Клеман Беседы с патриархом Афинагором
Начиная с XI века удаление от латинского мира сделало патриарха Нового Рима первоиерархом православной Церкви без всякого ущерба для традиционных прав епископа Римского, в случае если бы единство веры было восстановлено. В XIII веке титул этот звучит так: «Милостью Божией архиепископ Константинополя, Нового Рима и вселенский патриарх». После падения византийской империи, патриарх, как мы видели, становится «этнархом» православного народа, подчиненного оттоманскому владычеству. Он принимает титул «Его Святейшества» и печать базилевса : двуглавого орла, над которым возвышается крест.
Вплоть до XIX века, несмотря на все тяжкие испытания, выпадавшие на долю греков и славян, первенство Константинополя не вызывало возражений. Речь шла о первенстве в братской любви, которая отнюдь не навязывала себя поместным Церквам, но хранила их согласие. Начиная с VI века, взаимозависимость римского первенства и епископской коллегиальности сложилась на Востоке в систему «пентархии», т. е. согласия главных апостольских кафедр, следующих по порядку чести: Рима, Константинополя, Антиохии, Александрии, Иерусалима. После раскола в православии сохранился тот же традиционный канонический порядок. Вселенский патриарх служил порукой сотрудничества поместных Церквей в согласии с тремя восточными патриархами, которых он созывал на Соборы, куда их сопровождало множество епископов. Так собирались Соборы 1484, 1735, 1848 и 1872 годов, последние два из которых имели исключительное экклезиологическое значение. Независимость Русской Церкви никоим образом не нарушила этой организации. Томос 1589 года, учреждавший в этой Церкви патриаршество, который подписали патриархи Константинополя, Антиохии и Иерусалима и восемьдесят один митрополит, указывал, что «Московский патриархат, как и другие патриархаты, имеет своей главой и своим началом апостольскую кафедру Константинополя». Нестроения, возникшие в Русской Церкви в XVII веке, заставили патриарха Московского Никона обратиться с апелляцией к Константинополю с тем, чтобы утвердить решение поместного собора, что позволило апостольской кафедре еще раз подчеркнуть, что «вследствие поврежденности Римской Церкви, прерогативы ее перешли к Константинопольской кафедре, и что в случае конфликта между поместным первоиерархом и его епископами определяющим становится решение патриарха Константинопольского, принятое в согласии с его восточными собратьями».
Тем не менее упадок, а затем и крушение оттоманской империи в XIX и XX вв., обретение независимости народами во всей Юго–Восточной Европе, увеличение числа национальных Церквей в конце концов свело к минимуму непосредственную юрисдикцию Константинополя и сделало недействительным все то, что еще могло остаться от Пентархии. Фанар понимает, что необходимо провести реорганизацию и что первоначальные права и председательство вселенской кафедры могут сохранить свой смысл только в согласии со всеми Церквами–сестрами и лишь в служении их единству. Константинополь собирает две всеправо–славные конференции в 1923 и 1930 году с непосредственным представительством всех автокефальных Церквей. Однако трагическая ситуация Русской Церкви препятствует успеху этих попыток. В то же время многие сообщества, вышедшие из этой Церкви, путем ли эмиграции или установления новых границ, обращаются к Церкви Константинополя, которая, за пределами национальных групп, служит порукой вселенскости православия и в исключительных ситуациях становится последним оплотом. Вселенский патриарх в период между двумя войнами берет под свое покровительство Церкви, которым он дает автономию. Речь идет о Церквах польской, финской, прибалтийских стран, равно как и о Церкви основной частью русской эмиграции в Западной Европе. Однако, Московский патриархат не принимает этих решений и после 1945 года реорганизует по–своему те из этих Церквей, которые находятся по его сторону «железного занавеса». Он разрабатывает экклезиологию, которая практически исключает существование какого–либо центра всеобщего согласия; и в этой перспективе «абсолютного автокефализма» православие определяет себя как конфедерацию независимых Церквей, каждая из которых наделена безраздельным правом самостоятельных действий. Русская Церковь в этой конфедерации в силу своей численности, должна получить решающий вес.
1949: Константинополь и Москва представляют собой два различных понимания Церкви и принадлежат двум политическим мирам, находящимся в состоянии «холодной войны». С точки зрения «реалистических» наблюдателей православие стало как бы «двухглавным», оказалось перед угрозой раскола.
1969: собрано пять всеправославных конференций, происходит подготовка к вселенскому собору, и все это — при полном сотрудничестве Московского патриархата. Таков итог деятельности Афинагора I. Он сумел разрешить спорные вопросы, имевшиеся между Константинополем и Москвой. Из самостоятельных Церквей, возникших между двумя войнами, он, с согласия Московского патриархата, сохраняет под своей эгидой лишь Церковь Финляндии. В 1965 году он отказался от русского экзархата в Западной Европе в надежде, что русская диаспора станет организованным церковным целым. Он объединил православие, утверждая первенство Константинополя не как юридическую власть, которой добиваются или которую навязывают, но как жертвенное служение.
Если сегодня Константинопольская Церковь являет собой центр согласия ста шестидесяти миллионов православных, ее непосредственная юрисдикция распространяется лишь на три миллиона из них. Сила и гарантия чисто духовного ее присутствия утверждаются самой этой диспропорцией, скорректированной, однако, недавним планетарным рассеянием греков, символизирующим новую ситуацию — и новое бремя ответственности — с коим столкнулось православие.
Непосредственная юрисдикция патриархата включает в себя Константинопольскую архиепископию и четыре митрополии (Халкидона, Деркона, Принцевых островов, островов Имброса и Тенедоса) в Турции; в Греции — четыре митрополии Додеканеза (принадлежавшего Италии до 1945 года) и патриарший экзархат на Патмосе, где монастырь непосредственно зависит от Константинополя; в рассеянии — четыре митрополии в Европе, архиепископию в Северной и Южной Америке, архиепископию в Австралии и Новой Зеландии. Критская Церковь наполовину автономна; ее митрополит назначается Константинополем после консультации с местным синодом. Финляндская Церковь самостоятельна: ее примас, архиепископ, выбирается духовенством и народом, затем утверждается патриархатом. Наконец монашеская республика на Афоне (где гражданская администрация, назначаемая греческим государством, играет все возрастающую роль) находится в верховной юрисдикции Константинополя.
«Константинополь — перекресток всего мира, — говорит патриарх. — Здесь встречаются Восток с Западом, Азия с Европой, но также и славянский Север с африканским Югом». Царственный город с местоположением столицы мира, пересеченный морским проливом, так что один берег его находится в Азии, другой в Европе. На передних холмах Юстиниан возвел храм Софии–Премудрости, дабы превзойти Соломона и сделать город символом Нового Иерусалима. Сулейман возвел свою мечеть, чтобы превзойти Юсти
ниана, а Ахмед окружил эту мечеть шестью минаретами, чтобы сделать свою столицу новой Меккой. Все они стремились воплотить своего рода апокалиптическое видение завершенного града, где «кристаллизируются честь и слава народов», где само море — это не враждебная стихия, но река жизни. И само название города «Истанбул», официально введенное Ататюрком, разве не означает оно «обращенный к городу» is tin bolin, как говорили завоевателям византийские крестьяне, город, в котором началось созидание вечного Града?
«Мы, православные греки, живущие под турецким подданством, лояльные граждане, мы не просим ничего иного, кроме уважения Конституции, но мы знаем, что здесь мы у себя дома. Уже три тысячи лет».
Согласно Страбону, городом матерью Византии в начале первого тысячелетия до нашей эры была Мегра. «Мегрцы, предводительствуемые Визом, выслушав Дельфийского оракула, отправились на Север». Они расположились напротив другой греческой колонии — Халкидона, основанной, как сказал оракул, «слепцами», ибо они пренебрегли великолепным естественным портом Золотого Рога.
Константин, когда он преобразовал этот провинциальный город в столицу всей империи, возвел в центре его колонну, у подножия которой он сложил все те священные предметы, которые символизировали два призвания города — призвание быть новым Римом и знамением нового Иерусалима: здесь зарыты топор Ноя, скала, из которой Моисей извлек воду, корзина умножения хлебов, сосуд для мира, принадлежавший евангельской блуднице, — и Палладиум, эта деревянная статуя Афины–Паллады, упавшая с неба, чтобы защитить Трою, и принесенная Энеем в Италию, затем ставшая великим талисманом Рима. Так, в сердце этого города было как бы заложено воспоминание о космическом завете Ноя, о законе Моисеевом, о парадоксе Бога воплощенного, не отвергающего и блудницы, пришедшей помазать Его драгоценным миром–и воспоминание о Риме, силе земной, поставленной на служение Христу.
