Оливье Клеман - Оливье Клеман Беседы с патриархом Афинагором
Америка оставила неизгладимую печать на Афинагоре. Дело было не просто во влиянии, но в каком–то более глубоком сродстве. Соединенные Штаты предстали перед ним прежде всего как наконец–то удавшееся многонациональное государство. Отцы–основатели, бывшие крупными землевладельцами, образованными и либеральными, памятуя и о себе, позаботились о том, чтобы в Конституции, которую они составляли, сохранялись права меньшинств. Эта забота, система checks and balances, уважение местных свобод в рамках либеральной структуры позволило стране стать гигантским хитросплетением меньшинств. Судьба Афинагора вписана в катастрофу многонационального государства оттоманской империи и в успех огромной разноэтническои и многорелигиозной нации Соединенных Штатов. Можно сказать так: она соединена с крахом эллинизма азиатской Греции и с чудом эллинизма новой американской Греции. На Фанаре, летом, когда перед рабочим столом патриарха проходит столько посетителей и паломников, прибывших из этой Новой Греции, чувствуешь, как Америка словно приносит сюда свою деловитость и заземленность. Греки, когда–то прибывшие на ее гостеприимную землю разоренными, несущими как рану в сердце, сожженную Смирну, смогли обрести себя здесь, разбогатеть, построить свои церкви и школы, никому не мешая при этом своей инородностью, потому что все здесь иммигранты или потомки иммигрантов. На Фанаре я видел Скуроса, театрального магната, владельца четырехсот залов, разбросанных по всему североамериканскому континенту. «Он прибыл туда, когда ему было двенадцать лет, — объяснил патриарх. — Он не знал ни слова по–английски. Он продавал цветы у театральных подъездов». Я видел этого американского грека заседавшим в Верховном Суде штата Висконсин, хотя греческое население в этом штате исчисляется десятками тысяч, а немецкое — сотнями. В этом обществе, открытом и суровом, энергичный человек или спаянная община сами куют свою судьбу. Но я хотел бы рассказать об одной паре, прибывшей сюда, чтобы «повидать» патриарха, людях простых, лишенных светскости и интеллигентности. Он, мелкий технический служащий на фабрике, изготавливающей авторезину, плохо выбритый весельчак с черными ногтями, быстро скинувший пиджак. Она, более робкая, настоящая гречанка, отмеченная той особой женской красотой, которая с годами не разрушается, а как бы застывает в неподвижности. Оба они, так сказать, «технари», но люди глубоко верующие. Они полны горячей симпатии к старому человеку, разговаривающему с ними не только о смысле жизни, но также и об их городе, как будто он прогуливался там накануне.
Между Америкой и Афинагором существует своего рода тайное сходство. Оно — в способности без проблем соединять начало мистическое и практическое, духовное видение и эффективность. На рабочем столе патриарха на Фанаре можно видеть с одной стороны портрет святого Нектария, а с другой, рядом с Мемуарами Трумена, три небольших томика под названием Mental Efficiency.
Византия, Константинополь, Стамбул
Избрание Афинагора I было совершенно неожиданным. Дело в том, что в 1946 году вселенским патриархом был избран Максим, человек достаточно молодой. Ему было пятьдесят два года, и ожидалось, что он еще долго будет управлять Церковью. Но вскоре после этого он был поражен душевной болезнью — своего рода ужасом перед священным, — которая вынудила его к отречению. И вот после этого 1 ноября 1948 года был избран Афинагор I.
Афинагор регулярно посещает своего больного предшественника. «Перед тем как идти к нему, я никогда не забываю снять с себя все знаки моего сана, чтобы не причинять ему боли». Мне случалось видеть патриарха тотчас после этих визитов. Он был печален, долго хранил молчание. Однажды он рассказал мне, какой замечательный человек Максим, как остры его страдания, ибо кризисы, которые мучат его, переживаются при полном разуме. Я пустился в рассуждения о провиденциальной роли, выпавшей на долю нынешнего патриарха, которую он не мог бы сыграть без душевной болезни Максима. Жестом он заставил меня замолчать: «Кто знает? — сказал он, — кто знает?»
Афинагор I прибыл в Стамбул 26 января 1949 года на борту личного самолета президента Трумена. Его интронизация состоялась на следующий день.
Американская политика была направлена на примирение Турции и Греции в целях сдерживания сталинского проникновения на Балканы в тот момент, когда югославский раскол и окончание гражданской войны в Греции благоприятствовали их союзу. Афинагор I был фигурой, казалось, наиболее способной содействовать сближению греков и турок. В более широком плане с него ожидали, что его престиж поможет Константинопольскому патриархату создать в православном мире противовес влиянию патриархата Московского. Война и национальное сплочение, которое она вызвал, открыла возможность для реорганизации Русской Церкви, которая стремилась объединить вокруг себя Церкви–сестры, находившиеся, кстати, за железным занавесом. Традиционный престиж этих Церквей в арабском православии способствовал русскому проникновению на Ближний Восток. В 1948 году на праздновании 500–летия автокефалии Русской Православной Церкви в Москве состоялось совещание с самым широким представительством православных Церкви, антизападная направленность которого была выражена со всей резкостью.
Однако история и неисповедимые ее судьбы с одной стороны, ясновидческий дар Афинагора с другой, нарушили все эти расчеты и предвидения. Греко–турецкое сближение не выдержит кипрского кризиса. А новый патриарх станет апостолом всех православных Церквей, но не вопреки Москве, а вместе с ней.
Мы не знаем точной даты, когда был обращен в христианство маленький греческий городок Византия, и когда о получил епископскую кафедру. Как говорит предание, впрочем, достаточно позднее, христианскую общину здесь основал апостол Андрей. Патриарх Консантинопольский Никифор в конце VIII века даже утверждал: «Апостол Андрей проповедовал Евангелие в Византии, учредил здесь культ и поставил епископа по имени Стахий, о котором говорит апостол Павел в Послании к Римлянам». 3 марта 357 г., вскоре пюле того, как Византия стала Константинополем, сода были перенесены мощи Апостола. Андрей «Первозванный» стал поэтому небесным покровителем города, где ему было посвящено пять церквей. Однако Константинопольская кафедра вовсе не обязана своей значимостью этому не вполне исторически доказанному, легендарному апостольскому деянию. «Апостольскими кафедрами» вообще никого не удивишь на Востоке. Но превращение Византии в столицу христианской империи быстро сделало ее и великим духовным центром. Святой Григорий Назианзин, которого, за прославление им тайны Пресвятой Троицы, тайны, составляющей сердце подлинного «богословия», называют на Востоке «Богословом», в конце IV века, после господства арианских императоров, восстановил православие в столице. Он стал ее епископом и сыграл решающую роль в работе Второго Вселенского Собора, собравшегося в этом городе. Тот же Собор воздал особую честь Новому Риму: «Константинопольский епископ, — говорит третий его канон, — имеет первенство чести после епископа Римского, потому что Константинополь — это Новый Рим». Вскоре эта Церковь распространила свою юрисдикцию на область Фракии и Малой Азии. Святой Иоанн Златоуст, самый знаменитый среди тех, кто занимал эту кафедру, утверждал или отменял избрания епископов в этих районах, не вызывая ни у кого протеста против такого рода — уже «патриарших» — актов. В 451 году Четвертый Вселенский Собор был собран в азиатском пригороде Константинополя Халкидоне; он подтвердил правомочия нового патриарха и в своем двадцать восьмом каноне наделил его «прерогативами», равными прерогативам Рима. {Слова «Ты — Петр и на этом камне воздвигну Церковь Мою» обращены Христом к апостолу Петру (Мф 16.18). «Примущества же престола Нового Рима основываются на том, что град, получивший честь быть градом царя и синклита… и в церковных делах будет возвеличен подобно ветхому Риму и будет вторым (М. Поснов, «История Христианской Церкви», Брюссель 1964, стр. 295, 296. } Канон 9 и 17 того же Собора признают определенное право апелляции к Константинополю. Наконец в VI веке епископ столицы принимает титул «вселенского патриарха», что никоим образом не влечет за собой отрицания римского первенства, но подчеркивает связь, соединяющую патриархат с империей как с политической организацией христианской ойкумены. Эта вселенская роль была постепенно перенесена и в духовную сферу благодаря сохранению и углублению православной веры. Пятый и Шестой Вселенские Соборы, собиравшиеся в этом городе в 553 и 680 годах, стали важными этапами в выработке христологической доктрины. Значительную роль сыграли Соборы 1274,1341 и 1351 годов, пролившие свет на тайну Духа Святого и благодати обожения. На пороге второго тысячелетия Вселенский патриархат проделал огромную миссионерскую работу в славянских, румынских и кавказских землях. Он становится Церковью–Матерью всех православных Церквей, за исключением старых патриархатов Александрии, Антиохии и Иерусалима, ослабленных к тому же «монофизитским» расколом и вторжением ислама.
