Михаил Белов - Иисус Христос или путешествие одного сознания (главы 1 и 2)
Границами каждого ее блока становился кашель, плевки и некоторые другие приемы, которыми люди пользуются во время общения. Среди этих приемов были и придуманные мной, например использование повелительной формы глаголов.
И тут судьба мне опять подбросила Славу. Мы с ним учились вместе в СПТУ. Потом я уехал на запад. Он, я узнал позднее, попал в тюрьму на 5 лет. Мы встретились раз. Он был мрачен, соответственно времени, которое переживал город и вся страна. Второй раз его лицо несколько просветлело. Я продолжал приглашать его в гости. Я хотел стать бальзамом его душе, хотя своя и разрывалась. Но, видимо, подсознание чувствовало, что вдвоем переносить боль легче. От него веяло какой-то новой силой. Он и сам предупреждал, что сильно изменился. Во всем чувствовалось знание своего места и меры, усиливающее эту силу. Я же на своем месте оставался разве что только физически. Слава это почувствовал. У него была проблема. Он хотел отомстить парням, изнасиловавшим его подругу. Он описал мне их приметы. Они неожиданно сильно совпадали с чертами, живущих неподалеку. Когда я пошел его провожать, то показал ему этот дом.
-У меня есть знакомый пацаненок.С завязанными глазами пальцем откроет любой замок,-сказал Слава. -Эти зверьки без воды и пищи через несколько дней станут шелковыми и сделают все, о чем я их попрошу. Забрать их в заточение он хотел, выкрадя и увезя их с друзьями куда-то на машине. Я был шокирован.
Во второй свой приход Слава пришел с шестеркой. Шестерка, которую звали Димой, расставила перед Славой, усевшимся на диване, 6 бутылок пива, попрощалась и смылась. Слава сделал широкий жест рукой. Для меня он был слишком широким и поэтому я, поблагодарив, отказался. Слава начал рассказывать о своих возможностях. Он мог достать собачьи шкуры для двух пар унтов. Я знал сапожника. Начало общему делу было положено. Слава мог достать многое. Но и надо ему было не меньше, чем он мог. У меня же в городе связей было достаточно. Я пообещал одно, другое, третье. Их выполнение требовало времени, но Слава им располагал с избытком. Когда же он принес шкуры, их оказалось только две, а табуны собак, бегавших вокруг его деревни состояли, оказывается из трех собак, так как теперь там бегала только одна. Я был так неуверен в себе и так напуган его личностью, что в ходе второй встречи я отказался от двух наших прежних с ним договоренностей познакомить меня с одной девушкой и одним парнем. Это освобождало меня от связей с ним, и Слава воспринял мой отказ со скрежетом зубов:"Пусть будет так!" Но унты мне зачем-то были нужны. Хотя и нужны. Его обман меня относительно собачьих шкур был явным, но я ничего не мог сказать против. Общая картина наших взаимоотношений складывалась печальной для меня. Он знал обо мне все, включая мои ночные дежурства в больнице. И у него был пацан с волшебным пальцем, прийти с которым и еще с несколькими он мог в любое мое отсутствие. Я же к тому же был связан им по рукам и ногам своими обещаниями. Я запутался окончательно.
Я боялся выйти из своей квартиры. Я не привязан к вещам, но быть ограбленным и поруганным мне не хотелось. "Это тебе наказание за Иру,-думал я.-Слава сильный, она сильная, -это я кретин. Зачем я тогда ушел от нее, оставив ее тому болтуну. Я же говорил, что ее никому не отдам. Зачем я отказался от договора со Славой о знакомстве и настроил его против себя. Он ведь мои побуждения понял правильно. Я ведь первым проявил недоверие. Хотя я отказался и от чувства ненужности мне ни этой девушки, ни этого парня из-за моей неспособности сейчас им что-то дать. Но что-то делать было нужно. Я лежал и перебирал в памяти людей, могущих мне помочь. Все оказывались занятыми своими делами. Я хотел договориться с какой-нибудь женщиной, приглядывавшей бы за квартирой во время моих дежурств. Одна родственница, о которой я вспомнил, не поверила слову "чист", сказанное мной ей для разубеждения ее в подозрении того, что здесь замешаны наркотики, которые имеются в больнице. Что мне было делать? "Может дядя Валера поможет?- думал я о папином друге подполковнике КГБ. По Славиным рассказам я знал о беспределах, творимых его знакомыми и в людных местах, и возможное сведение Славы счетов с ним меня останавливало. "Тем более контингент не КГБ-шный,-думал я.- Но ведь у него должно быть есть связи в других органах УВД. Может быть чем-то поможет".
Дядя Валера Бандурин как и прежде вдохнул в меня столько силы и веры, что я не знал после как его благодарить. Сначала он предложил организовать ему встречу со Славой у меня дома. Я отказал ему в этом. Тогда он предсказал мне все дальнейшие Славины действия и сказал мне в случае затруднения снова прийти к нему.
Домой летел я как на крыльях. Оставаясь порядочным, я стал сильным. А и с тем и другим Слава считался и уважал. "Постоянство-лучшая черта в человеке", - сказал он мне во время нашей первой встречи. Мы со Славой сделали все так, как и сказал дядя Валера. Победив Славу, я чувствовал уже побежденной и Иру.
Во время кризиса и самопроклинания чувство подвело меня к стеллажу, на полке которого лежали 2 книги, которые недавно пришли от Вали из Твери : "Парапсихология и современное естествознание" и " Исповедимый путь" Анатолия Мартынова. Это чувство говорило мне, что это то, что мне сейчас нужно. После "Исповедимого пути" я почувствовал, что в промежуток от крышки черепа до внутренней стороны лица что-то мягко обволакивая приятно затекло и осталось. До этого там была пустота. Сейчас там был новый взгляд на старые вещи и новые понятия "Карма", "Гид","Путь","духовность" (почти все из которых тождествлялись мной прежде с церковью или с несовременным старым). Я начал ими оперировать. И тут я начал делать открытия. Ира была старше меня на 4 года.Моя матушка отца- на 2. При их свадьбе моей сестре было 5 лет. Данилу сейчас 6. Результат брака моих родителей я знал. Начались новые сомнения. Теперь я боялся судьбы. Сомнения усиливались словами Иры, как-то сказавшей: "Это ты сейчас так ко мне относишься, а что будет через 15 лет?" Победа над Славой принесла мне, однако, успокоение и неожиданно легкое разрешение этой проблемы. Как и писал А.Мартынов в своей книге, я перестал строить воздушные замки будущего и копаться в развалинах прошлого. Я начал жить настоящим. В настоящем она мне была нужна. В будущем же, если бы отношения себя исчерпали, разойтись всегда можно было по-доброму.
Мое восстановление зимой в институте требовало ее переезд в город. Работа ей находилась. Карма была побеждена. И в ее рассмотрении я приобрел столько опыта, что чувствовал себя вестником нового знания. Я отвез Ире стопку подобных книг вместе с этими и попросил ее, прочитав их, разобраться в ситуации и принять решение. Свое я ей сказал. О постели в тот приезд я и не думал, чем вызвал у нее презрение. Мою перемену она почувствовала, и я стал иметь на нее больше прав, при полной, однако, свободе обоих. Все объединяющее было невысказанным.
Я был на дежурстве.После работы я лег спать в свободной палате. Под утро мне приснился тошнотворный сон, который нельзя было назвать просто сном. Зрительных картин не было. Просто я знал что происходит. С его окончанием я проснулся. Разбудило меня как бы захлопывание двери. После пережитого покой казался раем. Я посмотрел на часы:6.20. Время подтверждало мои переживания. Я не знал верить себе или нет. Какое-то чувство подтверждало, что да. Второй "сон" случился среди бела дня, когда я мыл полы, и я пошел на почту давать телеграмму с благодарностью за эротику и просьбой перестать ее мне показывать. Когда я приехал, Ира стала смотреть на меня с интересом. Оказывается, когда принесли телеграмму, они сидели за столом с очередным банкетом (я поверил, что это был просто банкет) и парни стали ее допекать вопросами, перед кем это она показывала стриптиз. Но третий сон, от которого меня опять стало выворачивать, положил конец моему терпению. Взяв на работе очередной отпуск, я уехал на Сахалин.
С моей сестрой Таней почти всю жизнь мы жили как кошка с собакой. При моей доброй собачьей сущности моя внешность всю жизнь оставалась кошачьей. У сестры же наоборот. Я не хочу сказать, что она злая, но впиться зубами в палец, подобно, иной приласканной кошке для нее не проблема. Один только раз в середине моих школьных лет мы с ней жили около года душа в душу. Этот год с тоской вспоминается до сих пор. Перед армией я стал находить слова для отвоевания своего достоинства и укрепления своей независимости от ее слов: хоть мы и ссорились ее взгляд на многие вещи и после ссор оставался до этого для меня авторитетом. Во время моего расцвета она была на Сахалине и ничего о нем не знала. После моего стресса мы с ней виделись один только раз, когда она приехала с Борей в Благовещенск для родов Катерины. В тот ее приезд она мне принесла много боли своим непониманием меня. Ей казалось, что я не забываю о том, что надо сходить в магазин или вынести ведро, а делаю это сознательно. Я с ужасом стал констатировать факт, что начинаю кричать на подобные претензии. Сейчас, забыв все свои обиды, я ехал к ним с открытой душой. Все мое время нахождения там вокруг происходили чудеса. Правда, не меньше было и мое ожидание их. Я и жизнь и все, что в ней происходило воспринимал как чудо. Но было и интересное. Украденная утром из под балкона елка, вечером опять там стояла. Я определил, что это другая. Правда, перед этим были разборки с молодым соседом по поводу его друзей, выносящих из его квартиры какую-то елку, но они нас убедили, что это была другая. И возвращать в обмен другую им не было никакого резона. Да даже если это сделали и они.
