Александр Мень - История религии (Том 1)
не религия как таковая, а старая научная теория, выдвинутая не богословами,
а великим астрономом Птолемеем и развитая крупными учеными (Тихо Браге и
др.). И против дарвинизма выступали сторонники старой научной идеи
постоянства видов, которую поддерживали наиболее выдающиеся биологи той
эпохи: Кювье, Агассиц, Оуэн /31/.
Галилей великолепно понимал, что библейское учение по существу не имеет
отношения к астрономии. "Библия, - говорил он, - учит нас, как взойти на
небо, а не тому, как вращается небо" /32/. А такой выдающийся христианский
мыслитель той эпохи, как кардинал Николай Кузанский, еще до Коперника считал
гелиоцентризм вполне приемлемой теорией. Так же и Дарвин, предвидя, что его
теорию могут воспринять как атеистическую, протестовал против этого /33/. Он
был еще жив, когда в России Вл. Соловьев показал, что эволюционизм не только
не враждебен христианству, но может занять важное место в религиозной
философии /34/. Однако старые научные идеи с трудом уступали место новым.
Многие представители Церкви настолько сжились с незыблемостью геоцентризма и
креационизма, что решительно противились теориям о вращении Земли и
эволюции. Это была психологическая ошибка, к счастью, уже давно
преодоленная.
Теперь уже никто не ищет в Священном Писании ответов на вопросы химии
или геологии, а христианство, в свою очередь, не ставит себя в зависимость
от непрестанно меняющихся научных представлений. Другое дело, когда в
целостную картину религиозного мировоззрения включаются элементы
естествознания; но нужно помнить, что эти элементы не являются чем-то
существенным и неотъемлемым. Изменятся принципы науки - изменятся и эти
элементы. Человек обращался к Богу и тогда, когда считал Землю плоской, и
тогда, когда считал ее планетой, находящейся в центре мира, и тогда, когда
поставил на это центральное место Солнце; и наконец, сейчас, когда мы знаем,
что само Солнце несется по своему пути в просторах Вселенной, - это еще
больше заставляет нас задуматься о величии Творца. Теперь даже атеистическая
литература вынуждена признать, что "самыми опасными для защитников религии
являются не научные факты сами по себе, а теоретические обобщения,
мировоззренческие выводы. Фактическую сторону дела можно истолковать в
богословском духе" /35/.
x x x
Главный спор материализма и религии лежит за пределами
экспериментального исследования и относится к проблеме начала и
возникновения мироздания. Утверждая, что Вселенная бесконечна во времени и
пространстве, материализм хочет поразить религию в корне. Но какой научный
опыт может проникнуть в беспредельное и безначальное? Чей глаз или чей
математический расчет мог доказать это? И есть ли основания утверждать, что
творческое Начало, находящееся вне пространства, не могло создать
бесконечную Вселенную? В частности, по мнению современного английского
астронома Э. А. Милна, именно сотворение бесконечной Вселенной более
соответствовало бы величию Творца. Между тем именно наука, а не религия
склоняется теперь к мысли о том, что Вселенная ограничена замкнутым
пространством. "Границы Вселенной", - говорит Дж. Джинс, - можно установить,
ее можно наглядно представить себе и изучать как одно законченное целое.
Современному астроному Вселенная представляется, если хотите, чем-то, что
можно объехать кругом" /36/. Оказалось, что пространство имеет кривизну и
является замкнутым. "Конечная Вселенная, - по словам английского астронома
М. Овендена, - не может иметь какой-то границы с находящимся вне ее
пространством. Само пространство должно быть ограничено, как ограничена
поверхность Земли. Поверхность Земли не имеет края: если идти по прямой в
каком-либо направлении, то в конце концов придешь туда, откуда вышел, при
условии, если оставаться на двухмерной поверхности Земли. В замкнутой
Вселенной, в каком бы направлении ни идти по "прямой линии" в трех
измерениях, придешь в ту же точку, не встретив какой-либо границы. Такую
Вселенную трудно себе представить, но, я думаю, не труднее, чем бесконечную
в пространстве" /37/.
Со времен Фомы Аквината богословы высказывали мнение, что Вселенная
могла и не иметь "начала" во времени, ибо сам творческий акт по природе
своей является вневременным. Астрономия и физика наших дней тоже оставляют
вопрос о "начале" открытым, однако они говорят об эволюции Вселенной,
которая имела некую исходную точку. Согласно наиболее распространенной
сегодня теории, весь пространственно-временной космос возник несколько
миллиардов лет назад в результате гигантского взрыва Первоатома, и с того
момента началось продолжающееся и поныне стремительное разбегание галактик
/38/. По мнению одних ученых, этот взрыв был единичным событием, другие же
полагают, что Вселенная периодически проходит через циклы сжатия и
расширения (См. приложение 4).
Для религиозного взгляда практически не имеет значения, какая из
космогоний в конце концов восторжествует. Творение есть сверхприродная
тайна, связывающая Абсолютное с обусловленным, тварным миром. Эта тайна
относится к самой сущности бытия, а не к тем или иным формам
мирообразования. Между тем материалисты смотрят на дело иначе. Теорию
расширяющейся Вселенной они встретили с еще большим сопротивлением, чем
некогда геоцентристы - теорию Коперника. Сначала они отвергли самый факт
разбегания галактик. Потом признали его, но объявили частным явлением.
Наконец было выдвинуто утверждение, что если расширяется "наша" Вселенная,
то за ее пределами может оказаться другая, которая не расширяется. Нет нужды
говорить, что это утверждение достаточно голословно.
x x x
Тем временем слова "возникновение физического мира", "творение" стали
обычными на страницах научных трудов, посвященных космогонии. Чем больше
развивается естествознание, тем яснее становится, что познание самих основ
мира лежит за пределами науки.
"Исследуя каждый факт все глубже и глубже, - говорит английский физик
Р. Пайерлс, - мы в конце концов оставляем основное "ПОЧЕМУ" без ответа"
/39/. "В ответ на вопрос: почему Вселенная существует? - пишет X. Шепли, -
мы можем только воскликнуть: "Один Бог знает!" /40/.
Создатель квантовой теории Макс Планк говорит: "В многообразии явлений
природы, в которой мы, люди, на нашей маленькой планетке играем ничтожно
малую роль, господствует определенная закономерность, которая независима от
существования мыслящего человека, но которая, однако, поскольку она вообще
может быть охвачена нашим сознанием, допускает формулировку, соответствующую
целесообразно направленной деятельности. Эта целесообразность представляет
собой разумный мировой Порядок, которому подчинены природа и человечество"
/41/.
"Тридцать лет назад, - пишет Джеймс Джинс, - мы думали, что держим курс
на признание последнего фундамента действительности механического рода. Она
казалась состоящей из случайного хаоса атомов, предназначением которых было
в течение некоторого времени совершать под действием слепых случайных сил
бессмысленные танцы, кружиться, чтобы образовать новый мир. В этот насквозь
механический мир была случайно, игрою тех же слепых сил, внесена жизнь.
Маленький уголок или, может быть, несколько уголков этой Вселенной,
состоящей из атомов, достигли случайно на некоторое время сознания, но в
конце концов они снова вынуждены будут под действием слепых механических сил
вернуться к мертвенному покою и оставить позади себя безразличный мир.
Но сегодня довольно единодушно, а физики почти единодушно признают, что
поток знаний течет не по пути механического понимания действительности.
Вселенная постепенно вырисовывается скорее как великая Мысль, чем как
большая машина. Дух обнаруживается в царстве материи уже не как случайный
пришелец. Мы начинаем чувствовать, что должны приветствовать его как Творца
и Властителя царства материи" /42/.
Английский астроном Артур Эддингтон отмечает, что "новая концепция
физического мира дает возможность защищать религию против обвинений, что она
несовместима с физикой" /43/.
По мнению Вернера Гейзенберга, "современная атомная физика столкнула
естествознание с материалистического пути, на котором оно стояло в XIX
веке". "Развитие физики последних лет, - пишет он, - совершает очень
