Александр Мень - История религии (Том 1)
/15/.
x x x
Теперь от внутреннего мира человека обратимся к миру внешнему. Прежде
всего повсюду в природе мы видим действие закона причинности. Каждое явление
имеет для себя, как говорят в логике, достаточное основание, то есть
причину, которая оказалась бы способной произвести свое следствие. Из
семени, например, может произрасти дерево потому, что оно имеет в себе
потенциально все элементы будущего дерева и силу произрастания. Птица может
выйти из яйца потому, что яйцо содержит в себе важнейшие элементы будущего
организма.
Поэтому издавна люди приходили к мысли, что вся Вселенная, как
колоссальная сумма явлений, должна иметь такую Первопричину своего
существования, которая заключала бы в себе принципы всего мироздания. Но
среди видимых явлений мы этого Первопринципа обнаружить не можем. В мире все
относительно, все обусловлено какой-то другой причиной. Поэтому искать
Абсолютное, то есть самодовлеющее, безусловное начало, мы должны вне мира. В
своей лекции "От относительного к абсолютному" Эйнштейн говорил: "Привести
все в сферу относительности так же невозможно, как дать всему определение
или все доказать, ибо при создании всякого понятия приходится исходить по
крайней мере из одного понятия, которое не нуждается в особом определении;
при каждом доказательстве нужно пользоваться каким-то высшим законом,
справедливость которого признается без доказательств: так же и все
относительное связано в последнем счете с чем-то самостоятельным, Абсолютным
(Разрядка моя. - А. М.). В противном случае понятие, или доказательство, или
относительность повисают в воздухе. Твердой исходной точкой является
Абсолютное; надо только уметь найти его в нужном месте" /16/.
Те же, кто пытается распространить на сам Абсолют принцип причинности,
обнаруживают непонимание этого принципа. Так, Бертран Рассел с удивительным
легкомыслием говорил, что вопрос "А кто сотворил Бога?" привел его к
отрицанию принципа Первопричины.
Абсолютное потому лишь и является Абсолютным, что в отличие от
относительных вещей оно есть причина самого себя. Только при наличии такой
Первопричины становится понятной каузальность мироздания.
Следует подчеркнуть, что, когда мы говорим о Первопричине, или Начале,
речь идет не о хронологической причинности, или начале во времени, а о
причинности, уходящей корнями в самую суть явлений. В данном случае
Первопричина есть ось, на которой держится мировой процесс и которая
связывает все его звенья. Без этой основы Вселенная утратила бы свое
единство и превратилась бы в гегелевскую "дурную бесконечность".
x x x
О причине мы можем в какой-то степени судить и по ее следствиям. А
Вселенная, как она открывается глазам современной науки, заставляет
задуматься о своем происхождении.
В непостижимой по своей необъятности бездне Вселенной текут, подчиняясь
точным математическим законам, несметные миры. Гигантские солнца и вереницы
планет совершают свой предначертанный путь. Каждый из этих миров - подлинное
чудо... И куда бы ни взглянул человек: на космический круговорот небесных
тел или на загадочный полет электронов, на закономерности химических
процессов или на жизнь крошечной инфузории - всюду он видит печать Разума. И
конечно, больше всего заслуживает удивления он сам. Поэтому правы те, кто
утверждает, что чем больше мы познаем природу и уясняем себе ее сложность,
тем больше она требует объяснения. Простое каменное рубило может быть
произведением человека и может оказаться случайной "игрой природы", но
совершенное электронное устройство уже немыслимо без своего творца.
Подобное познается подобным. Если разум в состоянии открывать
закономерности в природе, не означает ли это, что в своих основаниях она
причастна Разуму и, следовательно, Духу?
Еще двести лет назад Ж. Ж. Руссо писал: "Ум путается и теряется в этой
бесконечности отношений, из которых ни одно не запуталось и не потерялось в
массе. Сколько нужно абсурдных предположений, чтобы выводить всю эту
гармонию из слепого механизма материи, случайно приводимой в движение!
Напрасно те, которые отрицают единство замысла, обнаруживающегося в
отношениях всех частей этого великого целого, прикрывают свои нелепости
абстракциями, координациями, общими принципами, всякими эмблематическими
терминами; сколько бы они ни старались, я не могу постичь систему существ,
подчиненных столь незыблемому порядку. Я не в силах верить... чтобы слепая
случайность могла произвести разумные существа, чтобы немыслящее могло
произвести существа, одаренные мышлением" /17/.
Прошли века, совершилось множество открытий и переворотов в науке. И
тем не менее эти слова философа не утратили силы, о чем свидетельствует хотя
бы известное признание Эйнштейна: "Моя религия - это глубоко
прочувствованная уверенность в существовании Высшего Разума, который
открывается нам в доступном познанию мире" /18/.
Многим естествоиспытателям хорошо известно это чувство и эта
уверенность, в силу которых они могут говорить, что наука есть их путь к
религии. По словам Чарлза Дарвина, то, что мир покоится на закономерностях,
можно считать свидетельством о его Творце /19/. Альфред Уоллес, одновременно
с Дарвином создавший теорию отбора, писал: "Вселенная, даже в ее чисто
физическом и неорганическом состоянии, представляется теперь настолько
подавляюще сложным организмом, что внушает большинству умов мысль о
существовании некоей Разумной Силы, всюду проникающей и поддерживающей ее"
/20/.
Современный американский астроном Харлоу Шепли, перечисляя важнейшие
сущности, из которых складывается мироздание - пространство, время, материю
и энергию, - указывает на некую пятую. "Едва ли можно сомневаться, - говорит
он, - что она существует... Мы могли бы назвать ее Направлением, Формой,
Силой, Всемогущей волей или Сознанием. Но в любом случае это должно быть
понятие, соответствующее космическим масштабам" /21/.
Из всего, что наблюдает человек в мире, самым замечательным
свидетельством о творческой Силе является, пожалуй, Жизнь. Каким бы образом
она ни возникла, само ее существование есть чудо Вселенной. Она развивается
вопреки законам неорганического мира, и ее можно считать редчайшим или даже
единственным в своем роде феноменом космоса. Строение и функции организмов
отличаются поразительной целесообразностью. У животных и растений нет
личностного самосознания и разума, но они действуют зачастую так, как будто
обладают ими. Примеров тому биология знает бесчисленное множество. Явления
симбиоза, регенерации и мимикрии; муравьи, разводящие тлей, "социальное"
устройство у пчел и термитов, ультразвуковые аппараты рукокрылых - все это
хрестоматийные факты /22/. Не случайно возникла даже целая наука бионика,
которая использует в технике разнообразные "патенты природы".
Пусть даже все секреты жизни окажется возможным истолковать в свете
физики и химии, а целесообразность живых существ объяснить эволюцией - этот
подход не исчерпывает проблемы. Ни дарвинизм, ни какая-нибудь другая теория
не в состоянии объяснить главного - общей закономерности в биосфере и вообще
во всей природе. А эта закономерность есть факт бесспорный.
По мнению Макса Планка, нет никаких препятствий для того, чтобы
"отождествлять мировой порядок науки с Богом религии. После этого Божество,
которое религиозный человек старается приблизить к себе наглядными
символами, оказывается по своей природе тем же, что и сила естественных
законов, о которых до известной степени сигнализирует исследующему человеку
ощущение". Точно так же и Норберт Винер считал, что "принципы порядка во
Вселенной, вероятно, не очень отличаются от того, что религиозный человек
подразумевает под Богом" /23/. Разумеется, для духовного опыта веры Бог -
безмерно большее, нежели принцип Порядка. Но в приведенных словах двух
ученых важна та мысль, что сила Разума раскрывается в космической
закономерности.
Человек знает, что такое закон, порядок, цель, смысл, потому что он
осуществляет их в своем труде и творчестве. Сознательная и подсознательная
способность его неотделима от разума. Поэтому от созерцания разумно
устроенной Вселенной мысль и приходит к понятию о Разуме мировом.