Иоанн Мосх - Луг духовный: Достопамятные сказания о подвижничестве святых и блаженных отцов
Глава 9. О доброте одного св. отца
Нищий не нашел ничего в келье.
В той же лавре Башен жил один старец, отличавшийся полной нестяжательностью. В то же время он очень любил подавать милостыню. Однажды пришел к нему в келью один бедняк, прося милостыни. Старец ничего не имел, кроме хлеба, и, взяв его, подал нищему, но тот возразил: «Не нужно мне хлеба. Дай мне одежду». Желая услужить бедняку, старец, взяв его за руку, привел в свою келью. Нищий не нашел в ней ничего, кроме того, что носил на себе сам старец. Глубоко тронутый святостью старца, нищий развязал свой мешок, вынул из него все, что имел, и положил посреди кельи, сказав: «Возьми это, добрый старец! А себе я найду что мне нужно в другом месте».
В «Луге Духовном» мы встретим немало примеров нестяжательности и нищеты среди древних иноков.
Во всех древних иноческих уставах: Василия Великого, Августина, Кассиана и Бенедикта – повторяется требование, чтобы инок не имел никакой собственности, и древние иноки строго хранили уставы св. отцов. «Жизнь Самого Господа Иисуса Христа представляет совершеннейший образец истинно аскетической нищеты, полного отчуждения от всякого земного стяжания. Монашество древних времен верно следует Основателю христианства в отношении к земным стяжаниям. О св. Антонии рассказывают, что когда он однажды услыхал в церкви евангельское чтение о богатом юноше, со скорбию отошедшем от Спасителя, так как богатство воспрепятствовало ему последовать за Иисусом, то тотчас отказался от имущества и расстался с миром. Своих учеников Антоний побуждал к полной нестяжательности. Нищета, или лишение всех стяжаний земных, это, как ее называли, «краса монашества», это «великое ограждение» монастырей… Нищета иных подвижников доходила до наготы. Руфин об авве Серапионе рассказывает, что он шел куда-то, имея на себе рубашку и легкий плащ, но и с теми он расстался на дороге: плащом покрыл нагое тело мертвеца, встреченное им на пути, а рубашку отдал нищему, дрожащему от холода; когда же Серапион остался без одежды, он присел на крыльце одного дома, пока один сановник не узнал его и не уделил ему собственных одежд. Тот же Серапион продал свиток Евангелия, единственную вещь, какая оставалась у него из числа видимого имущества, а вырученные от продажи деньги отдал нищему. О некотором Елеемоне рассказывают также, что с подобной же целью он продал все свои книги. Замечательный пример пренебрежения к земному достоянию показывает далее один древний монах Агафон. Он отказывался не только принимать деньги для себя лично, но и для раздачи бедным. «Если бы я взял деньги для раздачи бедным, то я принял бы на себя двоякую вину, – говорил он. – С одной стороны, я принял бы то, в чем я не имею нужды, с другой стороны, я вниду в грех тщеславия, приняв на себя раздачу чужих денег». Нестяжательностью, достойной удивления, отличались не только древние монахи, но и многие из епископов и пресвитеров. Самый блестящий пример нестяжательности, соединенной с нищелюбием, встречается в лице патриарха Александрийского Иоанна Милостивого. О нем рассказывают, что при вступлении на кафедру он устроил обед для 7500 бедных, что в случае нужды просящего он отдавал ему свои одежды, в какие сам был одет, что во время голода он распродал все вещи, какие только были в его епископском доме, а деньги, вырученные от продажи, раздавал нуждающимся и т. п.» (Рассказы из истории аскетизма. Душепол. чтение. Ноябрь. 1883 г. Стр. 263–264.)
Глава 10. Жизнь отшельника Варнавы
Чем более страждет внешний человек, тем более возрастает в силе внутренний.
В пещерах св. Иордана жил один отшельник по имени Варнава. Однажды он отправился утолить жажду водой из Иордана. В ногу его вонзилась спица, и он оставил ее в ноге, не допуская, чтобы врач осмотрел его. Нога начала гноиться, и он принужден был отправиться в лавру Башен и взять себе келью. Между тем, нарыв в ноге увеличивался со дня на день, а старец говорил всем навещавшим его: «Чем более страждет внешний человек, тем более возрастает в силе внутренний».
Прошло несколько времени с той поры, как авва отшельник Варнава ушел из своей пещеры к Башням. В оставленную пещеру пришел какой-то другой отшельник и, войдя внутрь, увидал ангела Божия, стоявшего пред престолом, который воздвиг и освятил старец.
– Что ты здесь делаешь? – спросил отшельник ангела.
– Я ангел Господь, – отвечал он, – и этот престол вверен моему смотрению от Бога с той поры, как был освящен.
О мужественном терпении болезней прим. к гл. 8.
Об ангеле хранителе св. престола см. главу 4-ю.
Глава 11. Жизнь аввы Агиодула
Покойся, пока Сын Божий не воскресит тебя!
Авва Петр, пресвитер монастыря святого отца нашего Саввы, рассказал нам об Агиодуле следующее.
Когда он был настоятелем лавры блаженного Герасима, один из тамошней братии умер, но старец не знал об этом. Канонарх ударил в било, чтобы собралась братия для выноса умершего. Пришел и старец и, увидав тело брата, лежавшее в церкви, опечалился, что не успел проститься с братом пред смертию. Подойдя к одру, он обратился к почившему со словами: «Встань, брат, и дай мне последнее целование». Умерший поднялся и поцеловал старца. «Теперь покойся, – сказал старец, – пока не придет Сын Божий и не воскресит тебя!»
Тот же авва Агиодул, проходя однажды близ берегов Иордана, размышлял о том, что произошло с теми камнями, взятыми по числу двенадцати колен, которые положил на дне реки Иисус Навин вместо тех, которые раньше взяты были со дна реки. Вдруг воды разделились на обе стороны, и старец увидел те 12 камней. Повергшись на землю, он воздал хвалу Богу и удалился.
Об авве Петре см. 100-ю гл. «Луга Духовного».
О лавре прп. Герасима см. во введении.
О прп. Герасиме, основателе лавры, см. прим. к гл. 107-й.
Преподобный Агиодул управлял лаврой прп. Герасима в VI веке и отличался высокими духовными совершенствами. Случай, подобный описанному здесь, можно встретить в «Лествице» св. Иоанна Лествичника (с братом Акакием), а также в житии прп. Палладия, по рассказу блж. Феодорита, и в др. многих.
О биле см. прим. к глав. 50.
О двенадцати камнях см. кн. Иисуса Навина, гл. IV, 1–9.
Глава 12. Слово аввы Олимпия
Я – пришлец.
Брат просил авву Олимпия, пресвитера лавры аввы Герасима: «Скажи мне что-нибудь».
– Не будь с еретиками, – отвечал тот, – и воздерживай язык и чрево. И где бы ты ни был, говори себе непрестанно: «Я – пришлец».
Пресвитер Олимпий был одарен особенным даром учительства и назидал и словом, и делом всех приходивших к нему. См. о нем в «Духовн. Луге», гл. 141.
Глава 13. Жизнь отшельника аввы Марка
Труды рук моих питают меня!
Об авве отшельнике Марке, жившем близ монастыря Пентуклы, рассказывали, что он в течение шестидесяти девяти лет вел такой образ жизни: постился по целым неделям, так что некоторые считали его бесплотным, трудился день и ночь по заповеди Христа и все раздавал бедным, не принимая за то никакого воздаяния. Узнав об этом, некоторые христолюбивые люди пришли к нему, прося взять от них то, что принесли в знак своей любви к нему. «Не возьму, – сказал старец, – потому что труды рук моих питают меня и тех, кто во имя Божие приходит ко мне».
Преподобный Марк жил отшельником вне обители. О таких отшельниках см. во введении.
Подобно прп. Марку, древние иноки питались трудами рук своих и другим помогали. Смотри, например, примечание к главе 80-й о Феодосии антиохийском.
О нестяжательности древних иноков см. прим. к гл. 9-й.
Об обители Пентуклы см. во введении.
Глава 14. О брате, который был обуреваем помыслами блуда и впал в проказу
Бог послал мне эту болезнь, да спасет мою душу!
Авва Полихроний рассказывал нам еще, что в монастыре Пентуклы был один брат, весьма внимательный к себе самому и строгий подвижник. Но он был обуреваем страстью блуда. Не вы-неся плотской брани, вышел из монастыря и отправился в Иерихон, чтобы удовлетворить своей страсти. Но лишь только вошел в жилище блудницы, как вдруг весь был поражен проказой. Увидав это, он немедленно возвратился в монастырь, благодаря Бога и говоря: «Бог послал мне эту болезнь, да спасет мою душу». И воздал великую хвалу Богу.
Об авве Полихроний см. прим. к гл. 5-й.
Самая тяжкая борьба предстояла иноку с могущественнейшей из страстей – плотской похотью. Страшная борьба с плотской похотью, какую вели подвижники в своем уединении, побуждала их, в чувстве отчаяния, нередко искать смерти: иные топились в реках и морях, бросались с высоких скал в пропасти и ущелья, другие пронзали себя мечом или умерщвляли другим способом, как говорится об этом, например, в житии св. Пахомия, в сочинениях Григория Богослова и Амвросия Медиоланского. Другим, менее решительным средством служило самооскопление. Само собой разумеется, Церковь решительно осуждала подобные средства. В древней Церкви существовало много законов и соборных постановлений, направленных против скопцов как дерзких нарушителей порядков, устроенных Самим Богом. Самоубийство, как и самооскопление, рассматривалось как «обнаружение слабости, а не силы». «Церковь приемлет только победителей, а не побежденных» (св. Амвросий Медиоланский). Некоторые подвижники усмиряли плотскую брань посредством холода, пользуясь холодной водою, льдом и снегом, другие – посредством лежанья в терновнике, волчцах и крапивнике. Наш киево-печерский подвижник, прп. Иоанн Многострадальный, закопал себя по грудь в землю, чтобы усмирить плотскую страсть. Но самыми обычными и наиболее целесообразными средствами были пост, молитва и удаление от женщин. В 218 главе «Луга Духовного» один старец говорит, что инокам необходимо избегать всякого соприкосновения с женщиной с такой же заботливостью, с какой предохраняют соль от воды, в которой соль растворяется и исчезает. Многие подвижники отказываются видеться даже с сестрами и матерями (св. Пахомий, Иоанн Каламит, Феодор, Маркиан, Пимен, Нуф, Симеон Столпник и др.). Приняв все это во внимание, читатель поймет радость инока при поразившей его проказе.
