Монах Меркурий - В горах Кавказа
В то время их аскетические труды представляли собой, конечно, только первые попытки молитвенного трезвения при исполнении монашеского правила, которое они, по преданию, усвоили от прежде здесь живших отцов-пустынников. Их волевые усилия были пока направлены только на беспрестанное отталкивание разнообразных помыслов в стремлении не допустить мысленного разговора с ними. Из многовекового опыта Отцов они знали, что, мощным внушением вторгаясь в сферу сознания начинающего свой молитвенный подвиг инока, демоны с первых же минут невидимой брани пытаются сильнейшим натиском помыслов опрокинуть сопротивление его ума. Измотав противника и подавив силу его внимания, демоны пленяют ум инока обольстительными помыслами, от которых он не может уже освободиться.
В нескончаемой слежке за стремительными нападениями вражеских прилогов в течение всего дня братья условились как можно меньше говорить между собой. Свои молитвенные правила днем и в полночь они совершали молча, чтобы не мешать друг другу, хотя, как выяснилось позднее из опыта, в начальный период молитвенного подвига полезнее было бы совершать молитвословия вслух. Впоследствии они обнаружили, что сосредоточению ума при произнесении Иисусовой молитвы способствует также фиксация взгляда на каком-либо предмете или даже на точке, имеющейся на нем.
Почти все время суток братья теперь посвящали своему основному делу, обучая себя непрестанной молитве, за исключением пяти часов сна и некоторого времени, необходимого для бытовых их нужд. Не оставляли они при том и чтения аскетических книг.
Но вот неожиданно всех их, одного за другим, исключая больного брата, имевшего крайне смиренный характер и необычайное терпение, посетило искушение от хульного беса со всей его мысленной скверной. Про его каверзы они знали только понаслышке, и каждый из братьев отзывался о кознях этого осквернителя молитвы по-своему.
Один сказал: «Я не обращаю ни малейшего внимания на эти проказы хулителя и не придаю им никакого значения, будто бы эти слова произносятся компанией пьяных разгильдяев, проходящих недалеко от нашей кельи».
Второй возразил: «Нет, нет, если бы это явление происходило одинаково у всех нас, то его действительно можно было бы рассматривать как не имеющий к нам отношения галдеж компании разгульных сквернословов. Но тот факт, что живущий среди нас брат огражден какой-то невидимой силой от воздействия на него этих хульных помыслов, заставляет меня предположить, что хульный демон имеет доступ только к тщеславному человеку с гнездящейся в его сердце страстью гнева».
Третий сказал: «Никогда этого не поймут люди, далекие от аскетических опытов. Подобное явление они будут рассматривать как патологическое», — и он пересказал по этому поводу историю, слышанную им когда-то от отца Онисифора. «Спускаюсь я однажды, — говорит о. Онисифор, — по склону горы к автодороге, чтобы попутной автомашиной уехать в город, вдруг вижу идущего невдалеке с четками в руке жителя соседней пустыньки. Умышленно замедляю шаги, чтобы нам не сблизиться и не начать пустословить. Вдруг он начинает своими четками хлестать по сторонам туда и сюда, будто кого-то отпугивает от себя. У меня мелькнула мысль, что на него напали осы. Но нет, вижу, он приостановился, вытянул вперед руку с четками и начал кружиться словно в танце, вращая четками. Так он кружился довольно долго, но, запнувшись ногой за какой-то камень, упал. Потом, приподнявшись, стал на колени, положил голову на оказавшийся рядом пень и замер. Я долго наблюдал за ним, но он оставался неподвижным. Наконец, решился подойти и спросить: «Что случилось, друже?» Он повернул голову лицом ко мне, не подымая ее от пня и, узнав меня, ответил: «Отец, одолел меня в мыслях моих хульный бес, не могу от него отбиться», — а у самого слезы струятся по щекам в два ручья. Едва смог его утешить. Вот такая история».
ГЛАВА 15
Следы на снегу • Странный нахлебник • Снегоступы • Подснежные катакомбы • Спасительное деревце на краю обрыва • В гостях у отца Исаакия • Демоны имеют огромный опыт борьбы • Молниеносные атаки беса хулы • Мысленное крестное знамение • Отбивайтесь молитвой преп. Иоанна Лествичника.
Зимние месяцы сменяли друг друга без особых приключений. Снежные заносы надежно ограждали пустынников от внешнего мира. Но однажды утром они набрели на след собаки. Это изрядно их озадачило. На третье утро следы появились уже около келий.
На следующую ночь в дровянике на верстак поставили кастрюлю с компотом из диких груш. Утром кастрюли не оказалось. Нашли ее за кельей уже пустой. Удивительно, как могла собака снять с верстака шестилитровую кастрюлю, наполовину заполненную компотом, и, нигде не расплескав, унести за четыре метра от келий? Подумали, что это — волк. Собака, как правило, не боится человека и пришла бы даже днем.
Непонятным оставалось только одно: следы были маленькие. На другой день, после ужина, вынесли в дровяник оставшуюся пищу. Ночью таинственный гость съел все дочиста. Стали его постоянно подкармливать. Но вот забыли оставить в дровянике обычный порцион. Зверь взял с верстака железную банку, служившую формой для выпечки хлеба, и бросил недалеко от келий.
В другой раз должного угощения не вынесли, потому что от ужина ничего не осталось. Рассерженный нахлебник взял возле двери резиновую галошу и унес на то же место, где положил когда-то похищенную банку. Когда же снова он не нашел ожидаемого лакомства, то похитил с верстака столярный рубанок и оставил там же.
В одно утро ночной посетитель появился возле кельи и съел мертвых мышей, которых вынули из мышеловок и положили возле тропинки, чтобы в свободное время собрать и бросить в овраг. Оказалось, что это не волк, а шакал. Смельчак стал часто появляться и днем. Специально для него варили оставшиеся с осени червивые каштаны. Он съедал их вместе с кожурой.
В половине марта брат-пчеловод собрался навестить приозерных монахинь. Он сделал из тонких ветвей орешника снегоступы, представляющие из себя два эллипса, переплетенных внутри веревками, и свободно пошел в них по снежным сугробам. Спустившись с горы, он отвязал снегоступы от резиновых сапог, взял их под мышку и пошел вброд по речке к озеру.
Идти было легко. Речка за зиму сильно обмелела. Подойдя к озеру, он вышел из воды, снова надел снегоступы на сапоги, привязал к ногам веревки и, опираясь на палки, начал подъем по крутому берегу. Но это оказалось не так просто, как ему представлялось. Идти в снегоступах по ровному месту было сравнительно легко, потому что они равномерно погружались в снег на небольшую глубину. На крутом подъеме все изменилось. Снегоступы вместе с осыпающимся под ними снегом стали соскальзывать. И случилось точь-в-точь «шаг вперед, два — назад». Чтобы сделать шаг, приходилось прежде разгребать руками толщу сугроба. При таком движении сзади оставалась глубокая траншея. За два часа удалось все же преодолеть этот подъем, протяженностью около ста пятидесяти метров.
Идти стало намного легче. Подъем здесь был пологим. Ноги уже не тонули в снегу. Однако появилось новое препятствие. Весь горный склон покрывали сплошные заросли лавровишни, которые под тяжестью снега согнулись наподобие дуги, касаясь своими вершинами земли. Там, где она росла гуще, ее вечнозеленые листья задерживали снег, и он ложился на кроны кустарников, образуя под согнувшимися ветвями пустоты. Путешественник стал бесконечно проваливаться по самую шею в эти подснежные катакомбы. Приходилось каждый раз отвязывать от ног снегоступы. Это было невыносимо. Не за что ухватиться. Не на что опереться. Приходилось руками и ногами расшатывать стволы согнувшегося кустарника, чтобы лежавший наверху снег осыпался на землю. Снег попадал и за воротник, и в широкие голенища сапог, набирался в карманы и в рукава одежды.
Все время неприятно свербила мысль, что, провалившись в очередной раз, он может вызвать катастрофическую лавину, которая, сметая все на своем пути, унесет его в пучину озера. Но вот путь преградила неглубокая впадина с пологими берегами. Ее северный берег и все дно прогревались весенним солнцем. В результате там образовался твердый ледяной наст. Когда путник ступил на лед, его снегоступы заскользили и он, потеряв равновесие, упал. На нем был гладкий целлофановый плащ, и его, как на санях, помчало вниз, к обрыву. Он попытался ухватиться руками за какую-то толстенькую веточку, высунувшуюся из-под снега, но она обломилась. Потом за другую, — то же самое. Еще раньше, будучи наверху, он видел, что под самым обрывом из воды торчали остроконечные выступы скал. Молнией сверкнула кошмарная мысль: на этих каменных кинжалах ему суждено умереть страшной смертью... Но нет! Через три-четыре секунды брат налетел на маленькое деревце. С налету обхватил его — и задержался. Трясущимися от испуга руками отвязал от ног снегоступы и стал пробивать пятками твердый наст. Таким образом перебрался на другой берег злополучной впадины. Там опять был рыхлый снег, и он, снова надев снегоступы, продолжил путь уже с великой осмотрительностью. Приблизившись к крутому подъему, приготовился к новым испытаниям, но здесь его ожидал приятный сюрприз. По всему подъему росли молодые деревья. Брат поднимался между ними боком, хватаясь то за одно, то за другое. Сгребал снегоступом лежавшую впереди толщу снега, притаптывал ее и становился туда другой ногой. Наконец, благополучно выбрался наверх и легко дошел по пологому склону до келий приозерных монахинь.
