Павел Евергетин - Евергетин или Свод богоглаголивых речений и учений Богоносных и Святых Отцов

— Отсрочки до утра! Хоть до утра отсрочки! — и с этим криком испустил дух.

Из этого вполне ясно, что видел он это не ради себя, а ради нашей пользы, чтобы мы, узнав это, убоялись и исправились. Да и что пользы ему было перед смертью видеть лукавых духов, что пользы просить отсрочки, которой так и не получил?

3. А еще рассказывал мне Афанасий, один из наших пресвитеров, что в Иконии, откуда он родом, есть монастырь, так называемый Галатский. Там был один монах, которого все считали образцом святости и благочестия. Но, как показала его кончина, был он далеко не тот, кем казался. Выяснилось, что он притворялся, будто постится вместе с братьями, а втайне от них ел. Но когда он заболел и оказался при смерти, он понял, что конец его близок. Тут он зовет всех братьев, кто был в монастыре, к себе. Все охотно пришли. Они ведь считали его человеком больших добродетелей и думали, что перед смертью он скажет нечто великое и поучительное. Однако тот с плачем, весь дрожа, сказал им:

— Вы думали, что я пощусь, но я втайне от вас ел. А теперь вот я отдан на съедение змею. Вот он уже оплел хвостом мои ступни и колени, проник головой мне в уста — и медленно тянет из меня мою душу.

Сказав это, он тотчас умер. Даже покаянием не успел он избавиться от этого змея — не было воли Божией остаться ему в живых. И в этом случае тоже вполне понятно, что видел он это лишь ради нашей пользы и тех, кто его слышал. Сам же он хоть и указал на врага, которому был предан, но избежать его не смог.

Великий апостол Фома был продан Господом купцу Амвану под видом раба, искусного в зодчестве, и отправился вместе с ним в Индию. Когда же его ввели к царю и спросили о его знаниях он подтвердил, что искусен в строительстве, и много говорил 0б этом. Тогда тем, кто слушал его, показалось, что он столь же хорош в этом на деле, как и на словах, и царь поручил ему много денег, чтобы тот где — нибудь построил ему дворец. Фома же, получив баснословные деньги, все раздал нищим. Через какое — то время царь послал посмотреть на постройку. Но, узнав от посланных, что Фома даже не начинал строительства, а порученные ему деньги все раздал нищим, он сильно разгневался и приказал немедленно схватить апостола и связанным привести к нему. Во мгновение ока тот был приведен к царю, и царь говорит ему:

— Построил ты мне дворец?

— Да, — ответил тот, — и очень красивый.

— Пойдем — ка посмотрю на него, — говорит царь.

— В веке сем, — ответил апостол, — ты не сможешь его увидеть, но после твоего отшествия отсюда ты его увидишь и будешь радоваться и наслаждаться им.

Царь Гундафор (именно так его звали) посчитал это надувательством. Но когда он узнал о неприхотливой и бедной жизни Фомы, он понял, что деньги не вернуть. Тогда он придумал ему смерть в меру своего гнева: содрав с Фомы кожу, бросить его в огонь.

Однако Тот, Кто все творит и преобразует по Своей воле, поразил смертью Гада, брата царя Гундафора. Этот Гад из — за неудачи со дворцом злился еще сильнее, чем его брат, и в ненависти ко мнимому мошеннику подстрекал брата к тому, чтобы наказать его. Но тут он неожиданно умер, и его смерть стала спасением от смерти для апостола: ведь за важностью одного во Дворце забыли о другом и занялись погребением почившего.

Какое же чудо и здесь творит Бог, желающий не смерти грешника, но его жизни и обращения! Ангелы, взяв душу Гада, показали ей вечные обители того мира для спасенных. Из всех обителей душу Гада привлекла одна своей особой красотой, размахом и великолепием. Тогда душа просила сопровождающих, чтобы ей позволили жить там хотя бы в любой самой маленькой каморке. Но ангелы отказали ей, говоря, что эта обитель принадлежит Гундафору, а тому ее построил иноземец Фома. Услышав это, Гад стал горячо просить, чтобы ему позволили вернуться назад и выкупить долю у брата.

И что же дальше? Угодно было Тому, манию Коего повинуется все, вернуть человеческую душу вновь в тело, чтобы его воскресением не только избавить от смерти апостола, но и даровать спасение многим душам. И когда уже тело Гада облачали в погребальные пелены, погребавшие вдруг увидели, что бездыханное тело вновь обрело жизнь. Придя в ужас, они побежали и сообщили о происшедшем царю Гундафору. А тот, поразившись, тотчас же бросился к брату. Брат же — о чудо! — словно только что проснувшись, открыл уста, уже было сомкнутые смертью, и стал умолять его:

— Брат, прошу тебя, продай мне свой небесный дворец — тот, что тебе выстроил христианин Фома!

Царь же, услышав его слова и поняв, что Фома — посланник Божий и возвещает Самого Бога истины и человеколюбия, был и сам осенен светом веры и ответил брату:

— Не могу я, брат, отдать тебе этот дворец, потому что его не так просто купить, а меня и самого скоро возьмут отсюда. Но оставляю тебе его зодчего: Промыслом Божиим он еще жив и выстроит тебе рядом такой же.

Сразу же он велел привести к себе Фому, вызволив его из тюрьмы и сняв оковы. И оба брата тут же припали к его ногам. Они просили простить им оскорбление, которое нанесли по неведению, и рассказать о неведомом Боге и Его заповедях — чтобы впредь им жить по Его заповедям и достичь тех невидимых и вечных благ, образы которых Гад удостоился видеть.

Когда апостол услышал это, он поразился глубине Промысла и, как и следовало, возблагодарил Бога. Затем, после молитвы и оглашения, он крестил их во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, а также крестил бесчисленное множество других индийцев, после чуда пришедших к вере.

Один старец пошел в какой — то город продавать свое рукоделие. По случайности он присел у ворот одного богача, бывшего при смерти. И вот, когда он сидел и молился, он увидел каких — то черных людей, ужасных видом. Они были верхом на конях, тоже черных, а в руках держали пылающие факелы. Подъехав к воротам, они оставили коней снаружи, а сами вошли внутрь. И увидав их, больной громко закричал:

— Господи, помилуй и спаси! А те отвечали ему:

— Когда закатилось солнце, ты вдруг вспомнил о Боге? Что ж ты не обращался к Нему при ясном дне? А теперь нечего тебе надеяться ни на милость, ни на утешение!

И тут же, силой схватив его душу, удалились.

Братья, силен страх в час смертный! В час отхода предстают перед душой все ее деяния, сделанные ею днем ли, ночью, — как добрые, так и злые. И ангелы с ревностью спешат извлечь ее из тела. Тогда — то душа грешника, видя все, что она содеяла, медлит выходить. И в то время, как ангелы торопят ее, она в трепете перед всем, что сделала, говорит им со страхом:

— Дайте мне сроку хоть один час на то, чтобы выйти.

А дела ее хором отвечают ей:

— Ты нас породила? С тобой мы и направимся к Богу!

И так, в ужасе и рыдая, она оставляет тело и отходит, чтобы предстать перед бессмертным судилищем.

Один старец рассказывал следующее.

«Какой — то брат хотел удалиться от мира, но его мать была против. Он, однако, не отказывался от своей цели и все повторял:

— Хочу спасти свою душу.

И поскольку мать, при всем своем старании, не смогла его убедить, то разрешила ему удалиться. Но он, хоть и оставил мир, приняв монашество, прожил свою жизнь в небрежении. И вот пришло его матери время умереть. А там и он сам тяжело и с опасностью для жизни заболел. И во время болезни он однажды как бы потерял сознание и, оставив тело, был восхищен на суд. И там он обнаружил свою мать среди тех, кто был осужден и подлежал наказанию. А она, когда увидела его, с большим удивлением сказала:

— Дитя мое, и тебя здесь осудили? А как же твои слова о том, что хочешь спасти свою душу?

Эти слова привели его в сильный стыд: он замер, потрясенный скорбью и не находя что сказать. И тогда он услышал голос, сказавший:

— Возьмите его отсюда.

Тотчас он пришел в себя от видения и рассказал тем, кто был рядом, все, что слышал и видел, и всей душой прославил Бога за то, что Тот любыми средствами ищет спасения грешников.

Когда же он поправился от болезни, то ушел в затвор, заботясь о своем спасении, каясь и оплакивая то, что по небрежению делал раньше. И таким сильным было его раскаяние и плач, что многие из знавших его просили его сделать небольшое послабление, боясь, что чрезмерный плач как — то повредит ему. Но он не слушался уговоров, отвечая:

— Если я не мог снести упрек своей матери, то как выдержу стыд в день судный, пред лицом Христа, ангелов и всего творения?

Постараемся же, братья, приложим усилия к тому, чтобы нам жить согласно обетам и в почтении к тем нашим родственникам по плоти и другим близким нам людям, которых мы, с их согласия, оставили, чтобы угодить Богу. Если же станем жить иначе — да не будет этого! — то как же нам будет стыдно на Страшном Суде! И не только перед всей горней и земной тварью, но и перед теми, кто некогда были нашими близкими и знакомыми и кого мы покинули, чтобы приблизиться к Богу! Ведь тогда, если даже мы будем осуждены вместе с ними, то, кроме всех прочих наших бед, еще и они будут нас укорять и порицать — за то, что, как сказал один святой, мы, «оставив сенаторство, не достигли монашества», ради которого и ушли из мира».