Владимир Черкасов - Опер против святых отцов

Черкасов Владимир

Опер против святых отцов

Владимир ЧЕРКАСОВ

ОПЕР ПРОТИВ СВЯТЫХ ОТЦОВ

ЧАСТЬ I

ПАЛОМНИЧЕСКИЙ ПИРОГ

Глава 1

На Чистых прудах, в доме за рестораном "Самовар", относящемся к участку оперуполномоченного Сергея Кострецова, был очередной труп нового русского. Расстрелянное тело хозяина квартиры лежало рядом с бронированной дверью. Капитан милиции Кострецов, прозванный в здешних пенатах Костью, со своим помощником, молодым лейтенантом Геной Топковым, осматривал лестничную площадку, хотя и не надеялся, что убийца наследил.

Работал, очевидно, профессионал: четкий "почерк" - пули в живот и голову. Капитан Кострецов задержался тут, прежде чем зайти в квартиру к истерически рыдающей жене убитого, потому что через окно подъезда заметил во дворе своего стукача Кешу Черча. Тот, несмотря на холодное осеннее утро, мотался в распахнутой легкой курточке, всем своим видом демонстрируя крайнюю озабоченность.

Кеша, он же Иннокентий, по полной кличке - Черчилль, словно бы сигналил Кострецову, что важное "имеет сказать". Сергей подошел вплотную к распахнутому окну, чтобы его было видно со двора. Дождался, когда Черч кинет в его сторону глаз-ватерпас, и вроде бы рассеянно покивал кудрявой головой на случившееся несчастье, давая ответный знак стукачу.

Щуря свой наметанный глаз, капитан отправился в квартиру. Напоследок отметил, что кровь из ран убитого почти не видна на кашемировом пальто сливового цвета, в котором тот вышел из своих хор?ом последний раз в жизни.

Жена убитого Алексея Пинюхина, тридцатилетняя красотка с растрепанными прядями крашеных волос, в атласном халате поверх кружевной ночной рубашки, успокаивала себя за столом в гостиной коньяком из хрустального бокала. Всхлипывая, она горестно поморгала длинными ресницами покрасневших глаз, когда Кострецов назвал себя и лейтенанта Гену.

- Я еще тепло Алешиных губ помню, - сдавленно произнесла женщина. Поцеловала его, как всегда, в прихожей на дорожку. Он дверь захлопнул - и сразу: бац! бац!..

Она уткнулась в ладони с перламутровыми ногтями и снова зарыдала.

- Два выстрела слышали? - уточнил севший напротив нее Кострецов.

Пинюхина кивнула, не поднимая лица. Капитан пододвинул к ней коньяк.

- Еще выпейте. Чем ваш муж занимался?

Женщина отерла глаза, пригубила коньяк.

- Директор круизного агентства "Пальма".

Кострецов переглянулся с Топковым: фирма в их краях известная. Сергей спросил Пинюхину:

- Его офис в здании бывшего общежития ЦК ВЛКСМ, в Лучниковом переулке?

- Да.

- Гостиницей он тоже руководил?

- Да.

- Ваш муж арендовал это здание?

Та недоуменно взглянула.

- Конечно. А как иначе?

- Ну, может быть, выкупил его в свою собственность.

Пинюхина остро поглядела на Кострецова.

- Вы представляете себе, сколько этот дом рядом с Лубянкой может стоить?

- Нет, но возможности у вашего супруга были. - Сергей посмотрел в глубь многокомнатной квартиры, уставленной антикварной мебелью.

Женщина вдруг жалко сморщила лицо и почти выкрикнула:

- Возможности? Вон все его возможности! - Она ткнула рукой в сторону прихожей.

Капитан промолчал, потом посмотрел на так и не присевшего Топкова. Тот под пронзительным взглядом опера приземлился на краешек стула.

- Можете что-то конкретное сказать о причинах гибели вашего мужа? по-прежнему сдержанно спросил Кострецов.

Помотала головой Пинюхина, вздохнула.

- Как у всех, полно было у Алеши врагов.

- У кого - у всех? - осведомился опер Кость.

- У крупных людей я имею в виду, - с раздражением ответила дама.

Она всмотрелась в Кострецова, словно только что обнаружила его в комнате. Достала из пачки "Мальборо" сигарету, прикурила от золотой зажигалки "Дюпон". Предложила Сергею, взмахнув ресницами на уже сухих глазах:

- Закуривайте.

У опера в кармане тоже лежала пачка "Мальборо". Из роскошной жизни он только эти сигареты себе и позволял. Сергей вежливо улыбнулся.

- Спасибо. Я к "Беломору" привык.

- Неужели эти папиросы еще выпускают? - удивилась дама, поправляя на роскошном бюсте расшитый драконами халат. - Или их выдают вместо пайка в милиции? - уже весело добавила она.

- Паек мы другим берем, - невозмутимо сказал опер. - А "Беломор" действительно ментам бесплатный. У блатных отнимаем, эта марка - высший воровской сорт. - Он встал из-за стола. - Спасибо вам за посильную помощь следствию.

Они с Топковым раскланялись и вышли из квартиры.

На лестничной площадке, откуда уже увезли труп, Кость наконец закурил и напутствовал Топкова:

- Давай, Гена, за мотивом убийства.

- Прямо так сразу - за мотивом? - улыбнулся лейтенант и потрогал грудь.

На последнем деле, которое он тоже вел вместе с Кострецовым, Гену ранили в грудь, она еще побаливала. Сергей разогнал рукой от лица Топкова сигаретный дым.

- Тянет рана-то?

- Самую малость.

- О-о, - улыбнулся капитан, - по-простому, в натуре, студент, базаришь.

Топков пришел в уголовный розыск после окончания исторического факультета МГУ. Кость постоянно подтрунивал над напарником, хотя переживал: Гена вышел на службу, до конца не долечившись.

Капитан продолжил, как ни в чем не бывало:

- А почему не за мотивом? Ты ж историк: сметаешь хронологическое досье на Пинюхина, поисследуешь фактуру. На поплавочную удочку, даже не на донку, мотивчик вполне можно подсечь. В жирном омуте Пинюхин плавал.

- Живец на этот раз не понадобится? - усмехался Гена, передразнивая рыбацкую терминологию капитана, заядлого рыболова.

Небезосновательно тоже намекал: знаменит был Кость внедрением завербованных в стан противника и сам не раз "живцом" выступал.

Жилистый, "костяной" капитан белозубо улыбался, попыхивая "Мальборо".

- На нашей рыбалке, как всегда, по ходу лова видно будет. Эхма, и не нужна нам денег тьма!

Стояла холодная осень 1999 года по Рождеству Христову, трепыхался вечнозеленый доллар на высочайшей отметке, в подъездах престижных домов все чаще звучали заказные выстрелы. Двое "земляных" оперов - молодой Гена, но уже "крещеный" и матерый в свои тридцать три Кость, тоже не раз изувеченный, - шли в очередной розыск, прикрываясь шутливостью, чтобы попусту не нервничать.

Попрощавшись с Топковым, отправившимся собирать информацию о Пинюхине, Кострецов перешел Мясницкую к Банковскому переулку напротив. В нем располагалась любимая пивная Кеши Черча. Сергей не сомневался, что тот ждет его для разговора.

С помощью генеральского сынка Кеши, еще в школе прозванного Черчиллем, а теперь - спивающегося бомжа Черча, капитан провел не одно расследование. Кеша был цепкой рыбкой в криминальных заводях Чистяков, как местные называли эти края, и никогда просто так оперу на глаза не лез. Они обставляли свои встречи на людях вроде случайно, разыгрывая старое школьное приятельство.

Капитан потянул дверь пивной и очутился в ее чреве, еще не взлохмаченном по грустному настроению похмеляющихся с утра. Кеша стоял за угловым столиком с кружкой. Кострецов кивнул ему, будто бы впервые сегодня увидев, а Кеша, в обычной своей вымогательской манере, крикнул:

- Кость, с тебя кружка пива в честь встречи!

Черч в стукачах старался больше из любви к оперскому искусству, так как когда-то состоял в добровольном комсомольском оперотряде, а теперь к тому же отрабатывал свои уголовные грешки.

Сергей принес и поставил на стол пару кружек любимого Кешей "Адмиралтейского".

- Без пива флотскому никуда! - моментально осушив халявные полкружки и крякнув, произнес Черч, улыбаясь ртом с выбитыми зубами.

Каждый раз, видя Черча вблизи, Сергей поражался, что судьба с ним сделала. Не верилось, что эта изношенная физиономия со слипшимися остатками волос принадлежала когда-то преуспевающему генеральскому сыну, знающему английский сызмальства и обученному игре на фортепьяно. После окончания института Черч плавал на подводных лодках, работая наладчиком экспериментальной аппаратуры судостроительного завода. Именно поэтому он навечно зачислил себя в моряки. После смерти родителей, опускаясь все ниже и ниже, Кеша безвозвратно вылетел на обочину жизни.

- А при чем пиво во флоте? - поинтересовался Кострецов, очень уважавший этот напиток.

Черч ощерился, снова изображая улыбку, и блеснул знаниями, которые по привычке от бывшей благополучной жизни иногда и сейчас вычерпывал из брошенных газет:

- Еще при Петре Первом по его "Уставу морскому" матросу полагалось на месяц семь ведер пива, ежедневно литра три. А как же? В походах сплошь солонину ели, жажда, и вообще обезвоживание организма. Потом, правда, во флотях на водочку больше перешли. Четырежды в неделю свистали на "коробках" к чарке по сто грамм. - Кеша подсосал щелью рта воздух. - Сегодня и мне за твой счет, Кость, не грех чарку грамм в пятьсот выпить.

- Что-то по убийству Пинюхина слышал? - тихо спросил капитан.