Монах Афонский - Птицы небесные. 3-4 части
Улыбка старца ободрила меня.
— Геронда, простите, но мне представляется, что излагая открыто все боговдохновенные слова о молитве и созерцании, которые мне довелось здесь услышать, окружающие могут подумать, что это не согласуется с их представлениями о Православии… Как быть в таком случае?
— Какая разница что подумают другие! Главное, чтобы твой ум пребывал во Христе! Это и есть совершенная непрерывность Богосозерцания. Тогда слушающие тебя сердцем проникнут в суть сказанного тобою, ибо слово Божие — это меч, разделяющий людей на тех, чей слух открыт, и тех, чьи уши запечатаны собственными предубеждениями. Самый тяжкий грех — неведение Бога, а те, которые проповедуют недостижимость святости и Богопознания, ведут к духовному самоубийству нации, отрицая возможность обретения богоподобного обожения еще при жизни. Если ты совершишь хотя бы малую часть из поведанного тебе, все твои поступки и слова будут находиться под покровом благодати и станут проявлением истинной любви, бескорыстной и самоотверженной! Пустые мысли рассеются и исчезнут, как туман в чистом небе духовного рассуждения, а сердечная благодать и мудрость Христовой любви, свободной от грехов и заблуждений, укрепятся и усилятся. Это есть то, что называется: Во свете Твоем узрим свет! (Пс. 35:10). Тогда Христос ясно воссияет в душе немеркнущим светом — нетленным сиянием славы Божией просветляя и освящая всех, кто приближается в Нему. Так исполняется Евангелие, так побеждается сей мир, ибо сказал Христос (Ин. 16:33): Мужайтесь: Я победил мир, призывая и нас, немощных и грешных, следовать за Ним, чтобы стать сынами Божиими в Его вечном Царстве!
* * *Вот — открывается створкаОкна золотого.Вот — расцветают цветыУдивительных странных растений.Вот — даже сердце ужеНе вмещает простора такого.Вот отчего сразу хочетсяВстать на колени.
Тайна ли это для сердцаИз детства простого?Счастьем ли это назватьИли, может быть, даром за кротость?Богом ли светлым из мираИзвечно святого?Иль совершенным спасением жизни,Отринувшей всякую гордость?
Смиренно склоняюсь пред Божественной духоносной святостью, изначально всесовершенным человеколюбивым Христом, пред запредельной Божественной непостижимой Сущностью, совершенной полнотой нетварного неизменного света пред всеобъемлющей любовью, распахнувшейся необъятным простором сверхразумной Божественной творческой энергией Духа. Да не различаю я отныне кто враг, и кто не враг, и когда я говорю «я», то пусть в него будут безгранично включены все возлюбленные расширившимся сердцем моим страдающие и мятущиеся сыны человеческие, ни один из которых не отделен от моего бытия. Спасение наше возможно для Тебя, Господи, в одно мгновение, подобное легкому дыханию «хлада тонка». Но милующая тихость Твоя преисполнена ожиданий: да всецело, всесовершенно отвергнусь самого себя, чтобы жить в Тебе и Тобой, единый Господь мой и Бог!
ПРОЩАНИЕ
Боже, удостой меня, возлюбившего Тебя больше жизни, носить созерцание славы Твоей в сердце моем! Подними меня, немощного, в пресветлое священное созерцание Святым Твоим Духом, чтобы ведать, сколь возможно более, Бога Отца и Тебя, посланный нам Отеческий Свет, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир (Ин. 1:9), для настоящего познания Бога, дабы иметь жизнь вечную, о которой Ты изрек во всесвященных Твоих Евангелиях и которую Твой Животворящий Дух являет нам, как сказано (Иер. 24:7): Дам им сердце, чтобы знать Меня, что Я Господь. Христе мой, Ты — бездонная премудрость ведения! Молю, распоряжайся всем моим естеством по Твоему величию, устраивай согласно мудрости Твоей, сохраняй меня в Твоей любви и направляй согласно Твоему Промыслу!
— Что еще не ясно тебе? — монах лежал с закрытыми глазами, но голос его звучал твердо.
— Теперь у меня нет вопросов, Геронда, — ответил я.
У постели старца я отблагодарил его земным поклоном, оставшись стоять на коленях.
— Спаси вас Христос в Царстве Своем, за все ваши наставления и вразумления! Постараюсь с Божией помощью никогда не отходить от них до конца жизни!
— Но я вижу, что ты о чем-то сожалеешь?
Монах Григорий открыл глаза, полные неизреченной любви.
— Сожалею о том, отче, что состояние вашего здоровья очень опасно, и что ничем не могу помочь. Простите, даже не знаю, увижусь ли я еще когда-нибудь с вами? — сказал я с печалью.
Едва заметная улыбка показалась на губах монаха.
— Увидишься, отец Симон, увидишься… Необходимо учиться вести себя так, чтобы не отвлекаться. В каждый момент нужно сохранять полное присутствие созерцания и внимания. Это приводит к спасению, когда происходит последнее благодатное преображение в глубочайших недрах человеческого духа и обретается вся полнота блаженной любви во Христе, Который заповедал нам (Ин. 14:9): Пребудьте в любви Моей. Тогда спасение во Христе раскрывается во всей полноте, как наше неотъемлемое достояние. Пребывание во Святом Духе — вот единственное правило созерцания. В таком созерцании пребывание в Духе заменяет все остальные правила.
Старец положил свою теплую руку мне на голову. Необыкновенное тепло пронзило меня от макушки головы до ног.
— Отче, подержите руку еще на голове, — прошептал я. — Мне так хорошо…
— Практикуй священное созерцание без всяких раздумий о том, что и как происходит вокруг тебя. Чтобы твое постижение действительно стало твоей духовной жизнью, ты должен оставаться в этом состоянии созерцания до конца своих дней. Скрой речь в молчании, ум скрой в безмолвии, а сердце скрой в Боге. Если для тебя каждая минута будет последней, непременно спасешься. Христос — это вечная жизнь и абсолютное и совершенное бессмертие! Откуда же в Нем смерть? Выбрось это из головы… Где укрываются птицы Небесные? На ветвях святого древа Царства Божия. Так и ты ищи укрытия в священном созерцании. Выберись из клетки привязанностей, в которую ты сам себя запер. Стань птицей Небесной и летай в свободе Святого Духа, Который дышит, где хочет, в Царстве Христовом! Твое постижение всегда пребудет с тобою, не оставляй его сам. Храни свое поведение в соответствии с заповедями Евангелия, сердце — в соответствии с непрестанной молитвой и свой дух — в соответствии со святой благодатью Духа Святого, помогая всем людям словом и делом, служи литургии, и тогда не тщетно будет спасение твое… Царство Божие всегда прямо здесь и сейчас, один Христос, — и никого иного. Когда ты спасаешься, а дух пребывает в состоянии Божественной любви, это и есть истинное Царство Божие, Царство блаженства, Царство истины, — Христа. Все абсолютно есть Пресвятая Троица. Это непостижимо! Оставь все другие дела и занимайся лишь практикой созерцания, которая поможет тебе достичь спасения…
Отец Григорий поцеловал меня в голову и попрощался со мной.
— Я могу сказать тебе еще много иного, но ты не сможешь сейчас понести. Утешитель, Которого Бог послал в сердца наши, пребудет с тобою вовеки, обучит и наставит тебя всякой истине. Он возьмет от Отчих сокровищ мудрости и ведения, как Самоистины, и возвестит тебе. Ступай же теперь и внимай себе. Ныне я исполнил свое дело. Больше не ищи меня нигде, кроме как во Христе. Панагия мазимас! Пресвятая Богородица с нами…
В воротах монастыря меня встретил озабоченный иеромонах Агафодор.
— Батюшка, а я приехал за вами! Вы не сообщаете о себе, и братья начали тревожиться. И паломники из Москвы прибыли…
— Все — слава Богу, отец Агафодор! Спасибо, что приехал за мной. Мне кажется, что я попрощался со старцем навсегда, — сказал я, оглянувшись в последний раз на монастырь.
На Новой Фиваиде меня ожидали двое гостей: протоиерей, зрелый, опытный, смотревший изучающим взглядом, и его сын, диакон, улыбчивый и открытый. Что-то их расположило к скиту, потому что в дальнейшем мы еще не раз встречались на Фиваиде, пока протоиерей не остался в братстве, проявив решительность, и не без чудесной помощи Божией.
Через несколько дней, упаковав рюкзак, я поднялся в свою пещеру и пребывал там в молитве и созерцании, не различая день и ночь. А когда спустился в скит, продолжил свою практику. Теперь молитва не отходила от сердца, совершаясь с непостижимой скоростью и я мог усиливать или замедлять ее по желанию. После ночного созерцания и молитвы, которая не прекращалась даже во сне, каждый день представлялся как блаженное зрелище чудесного и прекрасного мира, где лишь тело являлось участником различных событий, а ум находился вне их досягаемости, пребывая с Возлюбленным и Сладчайшим Иисусом. Дух, окрыленный благодатью, стал подобен птице Небесной, не оставляющей в небе никаких следов, как говорил монах Григорий.
