Монах Афонский - Птицы небесные. 3-4 части

— Отче, вы говорите больше о монашестве. Но к нам приезжают паломники-миряне, чтобы тоже прикоснуться к духовной жизни. Разве у мирян ее нет?

— Вот слова преподобного Феодора Студита: «Монашество есть третья благодать, дарованная нам после Ветхого Завета и Христова Евангелия». Поэтому полнота Божественной любви воспринимается душой лишь в монашестве, в браке ее посещения умеренны, на двух стульях не усидишь… Все, что направлено к образам мира сего, есть привязанность. Все, что направлено к Богу, есть любовь, когда каждый голос в мире становится для нас голосом Христа, а каждый облик — Его святым обликом! Великая любовь Христова не терпит отступления в чувственные наслаждения, ибо она охладевает там и угасает. Наш духовный отец говорил: «Когда ум занят Богом, Который, конечно, и чистый, и пречистый, то и ум наш становится чистым и чистейшим. И этот опыт чистого ума дается только в монастырях, а не в миру. В этом преимущество монашества».

— Геронда, а в чем суть духовного подвига? В аскетике?

— Нужно смотреть глубже, отец Симон! Духовный подвиг состоит не только в том, чтобы стяжать благодать, но и хранить приобретенное состояние духа, даже когда благодать отходит, а именно — не отдавать ум старым привычкам рассудительного мышления. Борьба с плотью, или аскетика, сводится к тому, чтобы не уступить ей, не отдать ума. А борьба с гордыней — самый суровый подвиг, чтобы суметь пройти этот ад борьбы с неповрежденным умом и сердцем, то есть научиться «держать ум во аде», как говорил старец Силуан, нужно научиться не бороться со злом, а удерживать ум от зла. Преследуя зло, святым не стать, а злым станешь. Если мы научимся удерживать ум от впадения в греховные состояния, тогда несозданный свет созерцания поглощает этот ум, раскрывая в нас Божественное присутствие Христа. Это Божественное присутствие или слава Божия есть отражение в нас безначального блаженного бытия Самого Бога.

— Что же останется на долю Церкви? В чем состоит ее участие, Геронда?

— Тот, кто постиг, что такое священная литургия, тот переживает в ней всякий раз Воскресение Христа и Пасху Христову.

«Он поистине всегда пребывает в Пасхальной радости и обновлении духа», — говорил старец Софроний. Для такого человека любая литургия есть прямое и полное спасение в Господе нашем Иисусе Христе. Великая привилегия — не только веровать в Него (Господа), но и страдать за Него, — по словам святого апостола (Флп. 1:29). Поэтому задача Церкви в истории — спасать каждую душу, а не стяжать материальное могущество или политическое влияние, пусть даже и мировое. Ибо что пользы человеку, — а можно добавить: и Церкви, — приобрести весь мир? — сказано Спасителем (Лк. 9:25). Вся трагедия здесь развивается по следующему принципу: немужественные и немощные души скоро приходят в отчаяние и не достигают полноты покаяния и очищения, а получив за свое малое и нетерпеливое покаяние некоторую милость от Бога, успокаиваются на этом. Но, как говорит поговорка, — для супа много соли не нужно! Имеющий уши слышать, да слышит…

— Много мне приходится говорить с монахами, отец Григорий, и каждый раз слышу в их словах скрытый ропот на то, что, несмотря на все их усилия, благодать к ним не приходит! Это из-за лености или же есть другие веские причины?

— Втайне каждый человек знает, приложил ли он все усилия, чтобы стяжать благодать или же просто исполнял положенные правила и претендует, вследствие этого, на некоторую святость. Верную же душу Бог медлит посетить, желая подвигнуть ее на большее. Такое Его промедление углубляет у верной и преданной души покаяние, увеличивает отвращение ко греху, делает более горячим и целеустремленным ее обращение к Богу. Само видение Божественного света происходит в тот момент, когда человек его совсем не ожидает, ибо «Царство Небесное не приходит с ожиданием». Но случается это чаще всего во время молитвы. А предваряется это видение особым миром души и несет в себе кроткую умиротворяющую любовь и подлинное воскресение души. Оно всецело есть плод покаяния и прощения грехов. Также когда кто-либо вымогает спасение у Господа, но не получает, то впадает в ропот. Оно приходит к смиренным в день, в который не ожидаешь, и в час, о котором не думаешь. Святые не хотят нам объяснять это таинство.

— Отец Григорий, какие еще есть признаки, что Бог простил человеку его грехи?

— Признаки несомненного внутреннего свидетельства об оставлении грехов таковы: вселение Божественного Духа, проясняющего и изменяющего ум и сердце; рождение в душе первых ощущений благодатной жизни, которая не может быть следствием пустого воображения или результатом искусственного перевозбуждения; тихая и нежная святая радость и внутренний мир, достигающий такой степени, что ум забывает весь мир и приходит в состояние потери всякого осознавания материального существования. Но возведение духа человеческого в область Безначального Божественного бытия — явление весьма редкое. И такое видение дается человеку лишь на короткое время, а затем покидает его, если Бог, по неведомым для нас причинам, считает нужным, чтобы жизнь его продлилась на земле. В состоянии совершенной сверхизобильной благодати человек не может делать что-либо иное, ни даже иметь общение с другими людьми.

— Отче, что меня во всей духовной практике сильно изумляет, так это то, что созерцание приводит нас к тому, что мы, люди, становимся в Боге как одно единое целое! Верно ли это?

— В Безначальном Первоуме Творца нашего, как доверял нам свои рассуждения духовный отец, человек задуман как один, единый, но в бесчисленном количестве ипостасей, или личностей. Каждый человек внутри своей личности является центром всего бытия: все и всё — для него. Семья — это малое сообщество, способствующее объединению этих личностей в некое единство. Но монашеское общежитие является самым благоприятным условием для расширения нашего сознания до тех пределов, которые поставлены перед нами как конечная цель, как достижение образа и подобия Богу в человеке и вообще в человечестве: Кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое; и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим (Ин. 14:23). К сожалению, не все могут расширить сознание за пределы своей семьи, как и не все имеют решимость выйти за ограничения монашеского общежития. Тем не менее, цель непреложно остается одна: Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино… Я в них, и Ты во Мне; да будут совершены воедино (Ин. 17:21–23).

— Геронда, скажите, Божественная любовь требует участия ума?

— Полнота личного бытия есть Божественная любовь, которой свойственно совершенство познания Бога и мира без участия ума. В совершенной любви место ума занимает Божественная благодать, дарующая человеку истинное ведение и познание. Вспоминаю слова отца Софрония: «Если я всем моим сердцем люблю Бога, то я весь целиком пребываю в Нем. И только так Его бытие становится моим. Если я, подобно Христу, люблю всех, то бытие всех силою любви делается моим бытием», — так говорил наш благословенный старец…

— Без Божественного посещения, даже если человек долго практикует молитвенную жизнь, его познание еще остается обычным? Мне еще не вполне ясно это, отец Григорий…

— Без тайного, то есть скрытого от наших глаз, или явного и видимого озарения нетварным светом, человек не познает должным образом своего греха и ограниченности ума. Не следовать священному созерцанию, но отвергать его, как недостижимое или невыполнимое в наше время, — это уничтожение Православия и опасное заблуждение. Видеть свой грех и беспорядочные движения греховных помышлений составляет начало созерцания. Середина созерцания — приход благодати в очистившееся сердце и соединение с ним умиротворенного ума. Завершение созерцания — полнота просвещения нетварным светом и Божественное Откровение. Такая практика возможна повсюду и во всякое время, при любых внешних условиях. Ни бегство в пустыню, ни удаление в пещеру, ни уход от людей, ни научное богословие, ни изощренный психоанализ, ни философские концепции или рациональный подход к Евангелию через рассудочные умозаключения, — ничто, подобное перечисленному, само по себе не составляет сущности Божественного созерцания. Ничто не должно мешать нашему пребыванию в высшем состоянии Богообщения. Даже время исчезает в этом благоговейном видении Бога. Бог незрим и непостижим, таким же должно быть и созерцание. Христос, как истина, есть высшая форма постижения. Это постижение неподдельно и не смешано с помыслами. Истинное Божественное созерцание — это не то, что мы создаем своими усилиями, оно всегда приходит как дар свыше. Конечно, и уход в пустыню или в молитвенный затвор, а также иные пути к уединению, как, например, твоя пещера, отец Симон, — все это есть драгоценная привилегия Божия Промысла, поскольку создает благоприятные условия для глубокого покаяния. Без покаяния всякое наше действие и всякий род аскетической жизни превращается в чисто человеческое предприятие, по существу мало полезное для нашего спасения. Такого понимания держался и наш старец. Чем больше покаяние, тем больше действует в нас Бог, приобщающий Самого Себя человеческому духу. Самый свет истины своим пришествием свидетельствует, что мы не свободны от тьмы грехов и страстей. В состоянии пришедшей благодати человек всем существом своим вступает в подлинное созерцание Божественного мира. И если ложное смирение станет называть это неумеренной дерзостью и даже безумием, то вспомним святого апостола Павла, который, с одной стороны, пресекал малодушие, а с другой, — нелепую гордость плотского ума, когда говорил, что Бог благоволил спасти верующих безумством проповеди, отвергнув разум разумных и превратив в безумие мудрость мира сего.