Анна Ильинская - Страницы жизни шамординской схимоахини Серафимы
Потом кровь черными сгустками хлынула через желудок. Врач сказал: это хорошо, кровь отошла, дышать станет легче. И действительно, о. Никон как‑то успокоился. Теперь он просит класть ему на грудь дощечку и неслушающимися пальцами пишет записки духовным детям. Последние нацарапанные им слова гласили: «Какая красота в духовных книгах», 25 июня / 7 июля, под Тихвинскую Богоматерь, после полуночи Батюшка захотел причаститься, но у него дрожали руки, и принять Св. Дары он не смог. Не позволив о. Петру— дьякону, а не священнику— совершить Таинство Святого Причащения, попросил его позвать кого‑нибудь из иереев. Надо заметить, приобщение умирающего Св. Тайнам играет важную роль в дальнейшей его судьбе. Ради святыни Тела и Крови Христовой душа становится неподвластна духам злобы поднебесным и, избавленная от воздушных мытарств, возносится прямо к небесам…
Долго ждали его о. Никон и Ирина, совсем отмаялись. Наконец, в два часа дня пришли иноки Зосимова скита, и архимандрит Никита причастил Батюшку. Досада: на плечо выпала частичка. О. Никон разволновался, но ее быстро нашли, он благоговейно принял ее в уста и перекрестился. Стали читать канон на исход души.
— Зачем, я же не умираю, — возразил было о. Никон.
— Все равно, вам легче будет.
— Ну, читайте, а я уйду, мне некогда, — и закрылся одеялом с головой. Когда дошло до «Ныне отпущаеши», внятно причитал вслух Симеонову молитву.
Поблагодарил о. Никиту и о. Зосиму за чудесное причастие, но они возразили, что это им надлежит благодарить о. Никона: через него Бог благоволил сделать доброе дело.
О. Петр вернулся ближе к вечеру.
— Сестра Ирина, ложись, тебе всю ночь не спать, — как бы предчувствуя, что будет, сказал о. Никон, а сам стал вспоминать своих духовных чад.
Он негромко призывал по именам о. Рафаила, о. Геронтия, монахинь, особенно тепло мать Амвросию, благословлял всех крестом на окно. Под тихий шепот Батюшки Ирина незаметно задремала.
Проснулась, как будто пружинкой какой подброшенная. О. Петр, склонившись, сидел за столом и что‑то писал, о. Никон слабо стонет с одра. На ходу поправляя выбившиеся из‑под платка волосы, Ирина подошла поправить постель. Больной лежал в забытьи, слегка склонив голову к плечу, однако что‑то неуловимое в лице его насторожило ее…
— Батюшка умирает! — пораженная догадкой, воскликнула она.
О. Петр встал рядом. Полностью примиренные друг с другом в эту минуту, они молча наблюдали таинство разделения души с телом. Вот болящий перевернулся, рука скользнула по груди и бессильно упала. Он несколько раз тяжело вздохнул и затих, без мучений, без агонии. Глаза так и остались смеженными, рот несколько полуоткрыт, лицо очень спокойное, слегка улыбающееся чему‑то неведомому. Эта безболезненная мирная кончина свершилась 25 июня/7 июля 1931 года в 22.40. И было его жития 42 года, классический возраст смерти для избранных. О. Петр тут же обрядил преставившегося в рубашку, натертую соборным маслом, Ирина прикрыла Батюшке рот, аккуратно расчесала длинные волосы. Тело быстро застывало…
В «Месяцеслове», доставшемся мне от прадеда о. Иоанна (Ильинского), вклеен пожелтевший ог времени листочек, чернила на котором почти выцвели, но еще можно разобран»: «16 ст. ст. с. Вызеро. Уважаемому протоиерею Иоанну имею сообщить. Ваш брат, о. протоиерей Сгефап, скончался 10 июля утром в 3–м часу от тяжелой и продолжительной болезни… Погребение 13 июля после литургии совершено пятью иереями при большом стечении народа. Покойный от истощения неузнаваемый. По слухам и заверениям его духовника о. Николая Петрова, о. Стефан готовился к смерти как к жизненному подвигу, и спокоен и сознателен. В добрую память о друге; почившем сообщаю Вам. Примите почтенней Доброжелатель Ваш Вызерский свящ. Александр». Сбоку рукой прадеда приписано: «1921 щ 10 июля, в третьем часу утра, умер в Моште брат мой протоиерей Стефан Иванович Ильинский, род. 24 окт. 1862, именины 28 окт., рукоположен во священники авг. 1885». В конце 20–х годов семья Ильинских переезжает в дер. Константиновку ж/д станции Горелово (Гатч ина), а оттуда в Ленинград, где прадед несколько лет служит в Василеостровской Благовещенской церкви. 19/2 мая 1929 г. еп. Николай (Платонов) в Андреевском соборе возложил на прадеда крест с украшениями. Он приехал в Ленинград совершенно больной, но несмотря на плохое здоровье и преклонные годы, вскоре бесследно исчез в одном из лагерей. Где и как погиб мой прадед, протоиерей Иоанн Ильинский, по сей день неизвестно… Остались ли на свете люди, помнящие его? Сверши чудо, Господи, пусть они найдутся, пусть они откликнутся!.. Ибо это не страшные сказки, это действительно было — когда люди лежали в гробу неузнаваемыми от истощения, но к смерти готовились как к жизненному подвигу. Нашему циничному времени трудно поверить в искренность подобного умоустроения, и все‑таки это правда. Это корень, откуда возрос русский народ.
Сколько их было, новомучеников российских, кто исчислит, кто даст ответ? То, что мы сегодня имеем как данность, — Церковь, преизобильная Таинствами, свобода быть похороненному по-христиански, — всего этого деды были лишены, и это ощущалось как лишение жизни. И если не погибла еще окончательно богохранимая страна Россия, то только молитвами мучеников, которым выпало пополнить число душ, убиенных за Слово Божие; иных питательных источников жизни на сегодняшний день у народа нет.
«Время разбрасывать камни, и время собирать камни» (Еккл. 3, 5), — сказал пророк. «Время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить» (Еккл. 3,3). Имена тех, чья верность сберегла для нас веру Христову, да будут откопаны из забвенья и положены в основание нового храма, да стоит непостыден во веки веков. Да успеем преклонить колена пред теми немногими, кто остался, да воздадим им честью за подвиг быть хранителями святынь!
Жизненный путь замученных дедов убеждает в простой истине: опомнись, человек, не пеняй на время. Эпоха, выпавшая тебе для осуществления себя, всегда твоя, от века предназначенная, от Господа заповеданная, дабы в ее суровых тисках ты возрастал и меру отпущенной тебе благодати. Любому времени надлежит своя борьба за духовность, ибо таковая завещана Христом, не мир, но меч принесшим на землю (Мф. 10,34). Невозможно получить дары духовности без пребыванья в стихиях духа, поэтому мало только знать о духовной жизни, надо жить этой жизнью, устремленной к горним вершинам, а не коснеющей в узах закона. Только тогда выстоишь в час своего моленья о чаше, только тогда взойдешь на Голгофу в исповедном чине сыновьем и одолеешь неправду земли…
Он победил, отец Никон. С руками, скрещенными на груди, посредине комнаты лежит, честно преодолевший отпущенный ему срок необходимого земного странствия. И простирает над ним Свой покров Тихвинская Богородица, северных русских пределов хранительница.
— Он мне роднее своего стал, — причитала хозяйка Александра Ефимовна.
А Ирина, шепча поминание, спешит к отцам I сообщить о кончине. Келейник Петр предлагал | свезти покойного на кладбище, а потом заочно отпеть — Ирина настаивала на отпевании по обряду. Но решится ли на это кто‑нибудь из ссыльных иереев? Зашла было к батюшкиному духовнику о. Паисию, который не решился ее постричь. Отпевать о. Никона он тоже отказался, ведь у отправлять требы было строжайше запрещено.
— Я скажу всем, что вы больны, — пожалела г Ирина старика.
— Я и вправду болен, — обрадовался тот.
Тем временем племянник хозяйки сколотил: добротный сосновый гроб. И пришли отцы Никита и Зосима, и пришли иноки Серафим, Ясон и Алипий московского Покровского монастыря, и еще о. Николай калужский и о. Иаков московский [16]. Келейник Петр сердился на Ирину, что она собрала столько ссыльных, не ровен час, до властей дойдет.
— А ты им скажи, родственница приехала, как хочу, так и хороню.
Всего собралось семь отцов. Знаменательно, что в этот день все они оказались на месте, не на лесозаготовках, не в дальних «командировках», словно Господь специально позаботился, чтоб вернейший из Его сыновей был отпет по чину монашескому. И вот в 4 часа дня на Тихвинскую стали отпевать, все в епитрахилях и полумантиях — епитрахили из полотенец. Отцы трогательно пели, как будто им помогали ангелы: один архимандрит, один протоиерей, один игумен и четыре иеромонаха. Ирина старалась им подпевать, но ее душили слезы.
— Вот и наши духовные где‑то так плачут, — крестились растроганные отцы.
Только о. Петр все время косился на окошко, не идет ли кто из сельсовета. Отслуживши, разошлись, порешив опечатывать завтра.
Утром пришел ссыльный обновленец о. Владимир из города Владимира, как бы комендант над опальным духовенством района:
— Как хоронить будете, по — язычески?
— По — монашески, — коротко ответила Ирина.
— Надо бы в церкви отпеть.
— Он обновленческую не посещал.
