Преподобный старец Верховский - Творения
Многажды в беседах наших говорили, что мало там заблудших нас в горах наказал Господь в сравнении с теперешним нашего на сем месте доброго успокоения, как же даровал нам Господь на столько много лет, так что отнюдь не находится вины, чрез что бы на иное место нужно было переселиться.
Для исповеди же и причастия Святых Таин ежегодно бывал к нам священник со Святыми Дарами, так как изнемогая и по слабости своей не мог столь дальнее расстояние Старец мой ходить во время своего говения.
Не имели же мы в соблюдении никаких утешительных снедей, приличествующих для всегдашних разрешенных седмиц. При наступлении величайшего празднества Светлого Христова Воскресения мы не надеялись, чтобы на самый праздник могли хотя разговеться молочным по причине сорока верст отдаленности нашей от селения мирского, к тому же ещё и не имели никого из жителей, явно содружественных с нами. Но один боголюбивый крестьянин, имя его Тимофей, сокровенным сердечным люблением был к нам расположен настолько, что против всех, нас оговаривающих, сопротивлялся, возражая против их на нас хулений; ибо некоторые недоброжелательствующие нам называли нас предтечами антихристовыми, а иные иначе злословили; но он Тимофей вопреки им говорил, яко прежде придут святые пророки Илия и Енох, кои будут утверждать православных христиан и вес народ, да будут тверды и непоколебимы в вере ко Христу Господу Богу, а не от Христа отвращают, но паче ко Христу убеждают своими обещаниями, а посему лучше признавать их пророков Ильей и Енохом, а не за беззаконных неких развратников или предтечей антихристовых. Сей самый добродетельный боголюбивый крестьянин не стерпел, на такой величественной Праздник чтоб нас не посетить, и пришел к нам к самому празднеству, к началу праздничного служения, и принес нам на плечах своих масла коровьего, яиц и несколько молочного и сдобного печения; и настолько же он благоговел к нам и уважал нас, и чтобы не отяготить нас своим у нас присутствием, того ради по окончанию утреннего моления, оставя нам все принесенное и сам не евши, пошел обратно; но по отшествии его много мы на самих себя скорбели, почто не удержали его с нами трапезовать, и от такого его поступка познали его как истинного служителя Божиего, и оттоле был он до скончания своего вернейший о Бозе нам друг духовный. Мы же по отшествии его, предлагая и вкушая принесенное от него брашно, ощущали некое несказанное и душевное усладительное радование, разглагольствуя о благодати Божией, что Господь Бог, яко Отец сердобольный и чадолюбивый, промышляет о Своем создании. Не презрел и нас грешных и не стерпел оставить нас быть нам в сетовании в Светлое Его Воскресение, в день всеобщей радости Ангелов и человек, и поистине великую радости и утешения восчувствовали сердца наши, видя и к нам такой Божий промысл.
Спустя несколько лет мы приняли к себе жить в соседство, по его убедительной просьбе, мещанина, старика такого, что вседневно до бесчувствия пьянствовал, но пообещал, живя при нас, ни когда не прикоснуться к вину; мы, слыша такое его обещание, помыслили: ежели его не принять и он от пьянства умрет, то на нас душа его взыщется. И чтоб не препятствовать нам, он особо себе келию построил. Господь Бог так укрепил старика во всё время жития его с нами и даже до кончины его, что он нисколько не пил вина. Потом вскоре и другого приняли старика купца, который и в доме своем жил богоугодно, при нас же ещё воздержнее свое житие проводил. много раз, говея, по пять дней не ел; у тому же был смирен, послушлив и благонравен, и мы радовались такому соседству. Видя, что уже несколько гласнее житие наше сделалось, мы, по согласию старца моего, решили, чтоб я отошел от них и построил келию за пять верст далее, в таком месте, которое со всех сторон было неудободоступное. Старец же мой Василиск остался при них жить, чтобы направлять стариков по иноческим правилам, к тому же от старости он был слаб и немощен. Поэтому из моего удаленного места я приходил к ним на праздники, но и Старец иногда приходил ко мне; но сколь желательно и любезно для меня было его посещение, в точности описать не могу, ибо назначенного им дня ожидаю словно какого торжественного дня, встречаю с радостными слезами: обнимемся, после благодарения Богу, преискренно дружественным образом; слова его сладят сердце мое, все его советы непреложными почитаю; поэтому все мои предприятия и всякие мнения предаю на его рассуждение, и что в прошедшие дни происходило с ним и со мною, друг другу в тонкости объясняем, и потом, советовались на предбудущие дни, как и в чем соблюдать себя и коим рукоделием заниматься, и какое учреждение в трапезе наблюдать. И так он утвердя меня, провожал время в некоем занятии, и по отправлению обычного богомоления по приличию дня вместе трапезовали; по приходу же часа к отхождению ему от меня, тогда так же с самольющимися слезами провожал его с истинной сердечной печалью на дальнее расстояние, разлучившись же с ним и идя назад, не могу идти просто обычно, но от любви и веры моей к нему убеждаю себя, да моими недостойными ногами не ступаю по его следу, веруя, яко бы он будет мне на вспоможение. Возвратившись и вошедши в келлию мою, тогда кои вещи держимы были его руками, целую оные, возводя мысленно к нему мою горящую о Бозе любовь.
Много раз ночью словно сам он будил меня, особливо в те часы, когда должно на молитву вставать, и так явственно как бы слышу и походку его, голос же точно его чистый вне келии явственно молитву творит, “Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй нас”. Услышав его голос, вдруг пробуждаюсь и чувствую себя бодрым, словно в то время я и не спал; и часто отвечал “Аминь!”, думая по истине, что старец мой пришел и стоит вне келии. И много раз бросался дверь отворять ему; но, вслушавшись, вижу, что нет никого, и так почти всегда после излишнего моего сна, когда в должное время сам не пробуждаюсь, молитвенный голос будил меня, и насколько я уже привык к такому подобию его голоса, что когда пробужусь, то сам себе и говорю: “То не старец мой пришел, то ангел его возбуждает меня в таком дружелюбии». Я моё житие с ним провождал более тридцати лет.
Два раза, однако, было такое на обоих нас искушение, что чуть один от другого не разлучились навсегда. Вначале сами недоумевали, отчего стали друг с другом не согласны, и оба не находили праведной и уважительной причины, по которой следовало бы нам разлучиться друг от друга, и оба познавали, что это наваждение от неприязненного духа происходит. Cиe уразумевши, Божиею помощью старались другого себе предпочитать, говоря друг другу: “Ты оставайся на сем месте, а я в иную сторону переселюсь, чтобы ты чрез то примирился и был спокоен”. И за такое с обеих сторон одного к другому уважение наше и смирение, вскоре возвратилось прежнее истинное усердие и любовь друг к другу, и после оного несогласия многие лета проводили в совершенно неразрывном согласии.
Когда же я от них переселился на расстояние в пять верст, тогда старец мой решился в сердце своем не есть молочного, ни рыбы никогда. И до того со мною за это не согласовался, что даже пришел в великое негодование на меня, и навсегда хотел меня оставить и удалиться в иную страну за то, что я не благоволил к такому его предприятию, рассматривая, что чрез его отказ от сей пищи может происходить между нами всегдашний спор и нecorлacиe. Посему от житий и слов св. отцов заимствуя, предлагал старцу увещание, стараясь удержать его от такого намерения, и Божиею помощью на все его слова и мнения более трех ответов для памяти написал доказательных о неполезном его предприятии и ему на рассмотрение предлагал много раз, говоря, что за малое вкушение молочного и рыбного не будет осужден и управление собою неразрывно с умствованием и преданием св. отцов угоднее будет Господу Богу, нежели тогда, когда станем не согласоваться между собой и разнствовать от устава церковного, коим предано есть молочное в честь и славу великого праздника или на возражение и в сопротивление еретичествующим; и так Божиею помощью склонил его, с совершенным умирением совести, не разнствовать со мною. И такое смущение и прение продолжалось между нами более полугода, и после сего помог нам Господь Бог во всю жизнь нашу до кончины старца пребывать друг с другом в неразрывном, единодушном, чистосердечном дружелюбии.
Однажды был я в городе Кузнецке, и одна вдова, мещанка Онисия Конюхова, не знаю почему, с великим усердием прибегла ко мне, прося, чтобы я потщился о её спасении, говоря, что в здешней стране монастырей нет, а в Россию ей ехать далеко; обещая не препятствовать моему житию пустынному, но только чтоб я дал ей правило и, по временам посещая её, вразумлял об иноческом пребывании. Услышав такое предложение, я говорил ей о неудобности посещать её в городе и сказал ей: «Я со старцем моим посоветуюсь». Он же, любовен будучи и желая всем спастись, сказал мне: “Слава Богу, что нашлась такая, домогающаяся о спасении своем; может быть, и другие присоединяться к ней в богоугодном её намерении, особливо потому, что в сей стране нет таких, которые бы безмолвно в Боге иночески жили”. И велел мне сказать ей, чтобы переселилась в ближнюю деревню, стоящую при реке Томь, тогда будет удобно не пешком, а в лодке их посещать. Услышавши это, она охотно согласилась; потом же вскоре, по предречению старцеву, узнавши это, и другие девицы к ней присоединились. Захотелось мне выстроить для жительства их дом; возвестив об этом окрестным жителям, и пришло более сорока человек, и в тот же самый один день построили и покрыли без всякого платежа; так же для обнесения оградою более тридцати человек пришли и также в один день оградою оградили без платежа.
