Роланд Бейнтон - На сем стою
Второй основной идеей "Тезисов" было отрицание власти папы над чистилищем в том, что касается и отпущения греха, и освобождения от наказания. Отпущение греха дается кающемуся таинством покаяния.
"Папские индульгенции не снимают вины. Остерегайтесь тех, кто утверждает, будто индульгенции дают примирение с Богом. Власть над ключами не может превратить аттрицию в раскаяние. Кающийся получает полное отпущение грехов и освобождение от наказания без индульгенций. Папа способен простить лишь те епитимьи, которые наложены им самим на земле, ибо Христос не говорил: "Связанное Мною на небесах сможешь развязать на земле"".
Папа не может сократить наказание чистилищем, поскольку оно наложено Богом, и папа не имеет в своем распоряжении сокровищ, которыми он мог бы заплатить за такую сделку.
"Святые не имеют излишних средств. Всякий святой обязан безраздельно любить Бога. Такого понятия, как сверхдолжные добрые дела, не существует. Даже будь у святых излишек подобных дел, они не могли бы сберегать его для кого-то. Святой Дух уже давно и всецело использовал бы их. Христос воистину обладает заслугами, но доколе меня не убедят в обратном, я буду отрицать, что эти заслуги передаются индульгенциями. Все, чем обладает Он, достается грешнику не по милости папы.
Поэтому я утверждаю, что папа не властен над чистилищем. Я с готовностью откажусь от этого утверждения по настоянию Церкви. Если папа воистину обладает властью выпускать из чистилища, то отчего бы ему во имя любви не устранить чистилище вообще, освободив всех томящихся в нем? Если он отпустил неисчислимое количество душ ради презренных денег, то отчего бы ему не опустошить то место ради святейшей любви? Утверждение, что души освобождаются из святилища, есть высокомерие. Утверждать, будто они обретают свободу, как только монета падает в кружку, значит поощрять алчность. Лучше всего для папы было бы отпустить всех без всякой платы. Папа властен лишь ходатайствовать за пребывающие в чистилище души, но властью этой наделен любой приходской священник либо викарий".
До сих пор в нападках Лютера не содержалось ничего, что можно было бы счесть еретическим, да и не он первый критиковал индульгенции. Хотя инструкции Альбрехта основывались на папских буллах, но определенного заявления по этим вопросам не было, и многие богословы поддержали бы Лютера в его высказываниях.
Но у него в запасе были и более разрушительные слова:
"Индульгенции, безусловно, вредоносны для получающего, ибо они препятствуют спасению, отвращая от благотворительности и внушая ложное чувство безопасности. Христианина должно учить тому, что дающий милостыню лучше получающего прощение. Тот, кто тратит деньги на индульгенции, вместо того чтобы облегчать участь нуждающихся, получает не папскую индульгенцию, но Божье негодование. Нам говорят, что бедных надо поддерживать лишь в случае чрезвычайной необходимости. Выходит, нам не следует одевать нагих и посещать больных. Где здесь чрезвычайная необходимость? Отчего, спрашиваю я, природная доброта обладает такой благостью, что одаривает человека бескорыстно, не подсчитывая необходимость, но из стремления, чтобы ее не было вовсе? А разве любовь Божья, неизмеримо более щедрая, ничего подобного не делает? Разве Христос говорил: "И кто имеет рубашку, пусть продаст ее и купит индульгенцию"? Любовь покрывает множество грехов. Она лучше, нежели все отпущения, выдаваемые Римом и Иерусалимом.
Велика пагубность индульгенций, поскольку они поощряют самодовольство, угрожая, таким образом, спасению. Прокляты те, кто полагает, будто индульгенции непременно обеспечат их спасение. Бог же, напротив, поступает таким образом, чтобы человек ощущал себя погибшим всякий момент, будучи при этом на грани спасения. Будучи готовым оправдать человека, Бог осуждает его. Кого Господь намеревается оживить, того Он должен изначально убить. Благоволение Божье, таким образом, передается посредством гнева, поэтому кажется отдаленным, будучи, в сущности, рядом с человеком. Прежде всего человеку надлежит кричать о том, что нет в нем здоровья. Ему подобает быть охваченным ужасом. Вот в чем боль чистилища. Я не знаю, где оно располагается, но знаю, что в жизни его можно испытать. Я знаю человека, который претерпел такую боль, что, продлись она хотя бы десятую долю часа, он обратился бы в пепел. С этого смятения начинается спасение. Когда человек уверился в том, что он окончательно погиб, тогда сквозь мрак пробивается свет. Покой обретается в Слове Христовом через веру. Не имеющий ее погиб, будь он даже миллион раз прощен папой, а имеющий ее может не желать освобождения из чистилища, ибо истинное раскаяние жаждет наказания. Христиан следует побуждать к тому, что им должно нести свой крест. Тот, кто крестился во Христа, должен быть подобен овце, ведомой на заклание. Достоинства Христа многократно усиливаются, когда они приносят кресты, нежели чем когда они приносят отпущения".
"Девяносто пять тезисов" Лютера охватывали широчайший спектр чаяний народа - от жалоб угнетенных немцев до ночного вопля исстрадавшейся души. Одни требовали финансовых послаблений, в других же звучал призыв распять себя. Массам было ближе первое. Лишь немногие избранные и просветленные духом способны были в полной мере постигнуть полное значение второй части "Тезисов", и в то же время именно во второй части и заключался тот заряд, который способен был породить народную революцию. Жалобы на финансовые злоупотребления звучали уже более столетия - и совершенно бесплодно. Подвигнуть людей на действие был способен лишь тот, кто видел в индульгенциях не просто корыстную затею, но богохульство против святости и милосердия Божьего.
Лютер не предпринимал никаких шагов для распространения своих тезисов в народе. Он лишь пригласил студентов обсудить их, а знатных господ - высказать свое отношение; но нашлись люди, которые тайно перевели тезисы на немецкий язык и позаботились о том, чтобы их напечатать. Вскоре о них заговорила вся Германия. Сказанное Карлом Бартом о своем неожиданном превращении в реформатора в полной мере относится и к Лютеру - он был подобен человеку, который в темноте поднимается по винтовой лестнице внутри купола древнего собора. Во мгле он вытянул руку, чтобы сохранить равновесие, - рука ухватилась за веревку. И тут же, к своему изумлению, он услышал звон колокола.
Глава пятая
СЫН БЕЗЗАКОНИЯ
Обнародуя свои тезисы, Лютер вовсе не намеревался широко их распространять. Он адресовал их лишь тем, кого они непосредственно касались. Один экземпляр был направлен Альбрехту Майнцскому и Бранденбургскому вместе с письмом следующего содержания:
"Отец во Христе и сиятельнейший князь, простите меня, что я, прах под Вашими стопами, осмеливаюсь обращаться к Вашему высочеству. Господь Иисус свидетель, что я в полной мере осознаю свою незначительность и ничтожность. А смелость мне придает преданность Вашему высочеству. Не соблаговолит ли Ваше высочество взглянуть на сей недостойный труд и услышать мою мольбу о снисходительности - как вашей, так и папы".
Далее Лютер сообщает, что Тецель, как он слышал, обещает покупателям индульгенций не только избавление от наказания, но и отпущение греха.
"Боже Всевышний, подобным ли образом надлежит душам, вверенным Вашему попечительству, приготовляться к смерти? Вам давно следует разобраться в этом вопросе. Я более не могу молчать. В страхе и трепете должно нам совершать свое спасение. Индульгенции вовсе не залог безопасности, они лишь освобождают от формальных канонических епитимий. Благочестие и благотворительность бесконечно полезнее индульгенций. Христос повелел распространять не индульгенции, но Евангелие, и что же это за ужас, что за опасность для епископа, коли он не дает Евангелия своему народу, разве что совместно с той трескотней, которая поднята вокруг индульгенций! В наставлении, данном от имени Вашего высочества продавцам индульгенций без Вашего ведома и согласия [Лютер предлагает ему путь для отступления], индульгенции названы неоценимым даром Божьим, предназначенным примирить человека
с Богом и опустошить чистилище. Заявлено, что обязательным условием при этом является раскаяние. Как же мне поступать, сиятельнейший князь, как не умолять Ваше высочество именем Господа нашего Иисуса Христа полностью изъять эти наставления, пока кто-либо не докажет их ошибочность, чем вызовет злословие по поводу Вашего сиятельного высочества, которого я страшусь, но которое, я опасаюсь, неизбежно, если не предпринять определенных скорых шагов? Да соблаговолит Ваше высочество принять мое преданное увещевание. Я также отношусь к числу Ваших овец. Да пребудете Вы вовеки под защитой Господа Иисуса. Аминь.
Виттенберг. 1517, накануне Дня всех святых.
Если Вы просмотрите мои тезисы. Вы убедитесь, сколь сомнительна так уверенно провозглашаемая доктрина индульгенций. Мартин Лютер, доктор богословия августинского братства".
